Сэкигути-рю Баттодзюцу
Поделись знанием:
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
Для термина «Сэкигути» см. также другие значения.
| Сэкигути-рю Баттодзюцу | |
| 関口流抜刀術 | |
| Название боевого искусства (БИ): |
Сэкигути-рю Баттодзюцу |
|---|---|
| Дата основания: | |
| Страна: | |
| Штаб-квартира: | |
| Основатель: |
Сэкигути Хатиродзаэмон Санэтика |
Сэкигути-рю Баттодзюцу (яп. 関口流抜刀術, «баттодзюцу школы Сэкигути») — древняя школа баттодзюцу, классическое японское боевое искусство (корю), основанное в XVII веке Сэкигути Хатиродзаэмоном Санэтикой (яп. 関口 八郎左衛門 実近?, 1636 — 1716), старшим сыном Сэкигути Хатирозаэмона Удзинари, 2-го сокэ школы Сэкигути-рю.
Содержание
История
Школа Сэкигути-рю Баттодзюцу была основана Сэкигути Хатиродзаэмоном Санэтикой во времена периода Эдо на основе знаний стиля Сэкигути-рю[1].
Вторым сокэ школы стал Сибукава Бангоро, основатель Сибукава-рю дзюдзюцу. Он передал техники школы Идзава Дзюрозаэмону Нагахидэ, который распространил искусство среди членов клана Кумамото, где оно и оставалось долгие годы[1].
15-ый глава школы Камэгай Сигэру получил передачу от Аоки Кикуо на Тайване во время Второй Мировой войны[1].
Текущий патриарх школы в 17-м поколении, Тосиясу Ямада, управляет искусством Сэкигути-рю Баттодзюцу в городе Гифу, Япония[2].
Генеалогия
 Внешние видеофайлы
| |
|---|---|
|
|
[www.youtube.com/watch?v=hIK_wESacAU Ямада-сэнсэй, Сэкигути-рю Баттодзюцу, Сербия, 2011] |
|
|
[www.youtube.com/watch?v=kgdb6OeLTcM Демонстрация Сэкигути-рю Баттодзюцу, Киото, 2013] |
|
|
[www.youtube.com/watch?v=YfVX3CeJ_VQ Замок Нагоя, 2012 год, Сэкигути-рю Баттодзюцу] |
|
|
[www.youtube.com/watch?v=-iVKJmEIAFc Сэкигути-рю Баттодзюцу, Ямада Сэнсей] |
Линия передачи искусства Сэкигути-рю Баттодзюцу выглядит следующим образом:
- Сэкигути Хатиродзаэмон Санэтика (яп. 関口八郎左衛門實親?), основатель.
- Сибукава Бангоро Татибана-но Ёсиката (яп. 渋川伴五郎橘義方?), получил мэнкё кайдэн в 1680 году;
- Идзава Дзюродзаэмон Минамото-но Нагахидэ (яп. 井沢十郎左衛門源長秀?, 1668 — 1730);
- Идзава Дзюродзаэмон Минамото-но Нагакату (яп. 井沢十郎左衛門源長勝?);
- Идзава Масауэмон Минамото-но Нагааки (яп. 井沢政右衛門源長明?);
- Осато Укинго (яп. 大里右金吾宇治帷翰?);
- Идзава Дзюродзаэмон Минамото-но Нагаясу (яп. 井沢十郎左衛門源長保?);
- Идзава Канбэ Минамото-но Нагатунэ (яп. 井沢勘兵衛源長常?);
- Тани Хисадзаэмон Минамото-но Нагакату (яп. 谷久左衛門源永勝?);
- Сакидзака Хэиуэмон Фудзивара-но Масатунэ (яп. 匂坂平右衛藤原正常?);
- Тани Дзюдзабуро Фудзивара-но Нагасити (яп. 谷十三郎藤原永質?);
- Нода Дзиннай Фудзивара-но Удзидзанэ (яп. 野田甚内藤原氏種?);
- Оиси Фудзивара Нагакацу (яп. 大石永勝藤原永勝?);
- Аоки Кикуо Фудзивара-но Кацухиса (яп. 青木規矩男藤原勝久?);
- Камэгай Сигэру Фудзивара-но Катухиса (яп. 亀谷鎮源成久?);
- Ямада Ёситака (яп. 山田昌孝?);
- Ямада Тосиясу (яп. 山田利康?).
Напишите отзыв о статье "Сэкигути-рю Баттодзюцу"
Примечания
Ссылки
- [sky.geocities.jp/krggh491/ Официальный сайт Сэкигути-рю Баттодзюцу Тосиясу Ямада]
- Представительство по Азии, Ближнему Востоку и странам бывшего Советского Союза. bushinkai.jimdo.com/история-стилей/сегиучи-рю-батто-дзютсу/
Отрывок, характеризующий Сэкигути-рю Баттодзюцу
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
