Уилсон, Сэмюэл
| Сэмюэл Уилсон |
Сэмюэл Уилсон (англ. Samuel Wilson; 13 сентября 1766, Арлингтон (Массачусетс) — 31 июля 1854) — мясозаготовитель из города Трой (штат Нью-Йорк), который во время англо-американской войны 1812—1815 годов поставлял для американской армии говядину в бочонках.
Из патриотических чувств, бочонки помечались трафаретом «U.S.» — англ. United States (соединенные штаты). Считается, что 7 сентября 1813 года сторож-ирландец на вопрос, что обозначают эти буквы, расшифровал их по имени производителя — англ. Uncle Sam (дядюшка Сэм). Именно эту версию закрепила резолюция Конгресса США от 15 сентября 1961 года, в которой официально провозглашено считать Сэмюэла Уилсона прародителем национального символа Америки — выражения «Дядя Сэм». В Арлингтоне, родном городе Уилсона, Дяде Сэму установлен памятный монумент.
Образ Дяди Сэма получил особую известность во время первой мировой войны — Дядя Сэм был изображен на плакате, приглашавшем добровольцев вступить в американскую армию. Это выражение стало синонимом-символом федерального правительства США.
Напишите отзыв о статье "Уилсон, Сэмюэл"
Ссылки
- [www.americaslibrary.gov/jb/recon/jb_recon_flagg_1_e.html "Illustrator James Montgomery Flagg Was Born June 18, 1877"]. America's Library.
|
Это заготовка статьи о Соединённых Штатах Америки. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Уилсон, Сэмюэл
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
