Сэр Гавейн и Зелёный Рыцарь

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сэр Гавейн и Зелёный Рыцарь
Sir Gawain and the Green Knight

Оригинал манускрипта Сэр Гавейн и Зелёный Рыцарь, Cotton Nero A.x.
Жанр:

Поэма
Рыцарский роман

Автор:

неизвестен

Язык оригинала:

среднеанглийский

Дата написания:

XIV век

[www.archive.org/details/sirgawaingreenkn00kirtuoft Электронная версия]

«Сэр Гавейн и Зелёный Рыцарь» (англ. Sir Gawain and the Green Knight) — аллитерационная поэма неизвестного автора XIV века, которая представляет собой рыцарский роман, посвящённый приключениям сэра Гавейна, племянника короля Артура, и отражает дух рыцарства и верности своему слову. Образы, используемые в поэме, зародились в кельтской, германской и других фольклорно-мифологических традициях[1][2].

Сэр Гавейн и Зелёный Рыцарь — значимый образец рыцарского романа, где есть типичный для жанра сюжет, связанный с прохождением героем различных испытаний, которые являются проверкой его качеств. Разнообразные критические трактовки поэмы — от христианской до феминистической — высвечивают различные затронутые в произведении темы, как, например, конфликт между жителями Англии и Уэльса.

В англоязычных странах интерес к произведению сохраняется благодаря переложению со среднеанглийского на современный английский язык Джоном Р. Р. Толкином. Существуют также переводы Саймона Армитиджа и Джона Гарднера и несколько экранизаций.





Сюжет

Повествование начинается в Камелоте во время празднования Нового года. Король Артур устраивает праздник и раздаёт подарки. В разгар веселья появляется Зелёный Рыцарь с большим топором и предлагает пари. Он просит кого-нибудь из присутствующих ударить его топором при условии, что через год и один день Зелёный Рыцарь нанесёт ответный удар[3]. Гавейн, самый молодой из рыцарей Артура и его племянник, принимает вызов и отрубает ему голову, однако Зелёный Рыцарь ставит свою голову на место, напоминает Гавейну о встрече в Зелёной часовне и удаляется.

Через год Гавейн едет на поиски Зелёной часовни и попадает в замок лорда Бертилака и его жены. Гавейн рассказывает им о своём уговоре; Бертилак говорит, что Зелёная часовня находится близко от их замка и предлагает Гавейну погостить.

На следующий день Бертилак и Гавейн заключают сделку: первый отдаст Гавейну всё, что добудет во время охоты за день, взамен Гавейн отдаст ему всё, что он в этот день каким-либо образом получит. В отсутствие мужа Леди Бертилак пытается соблазнить Гавейна. Она ничего не добивается, кроме одного поцелуя. Вечером Бертилак отдаёт Гавейну оленя, в ответ тот отдаёт добытый им за день поцелуй. На следующий день совершается обмен кабана на два поцелуя. На третий день Леди Бертилак отдаёт Гавейну зелёный шёлковый пояс, который защищает от любого физического вреда, и три поцелуя. Вечером Гавейн возвращает только три поцелуя в обмен на лису, но оставляет пояс себе.

В назначенный день Гавейн отправляется в Зелёную часовню, где Зелёный Рыцарь дважды замахивается топором на Гавейна, но оба раза останавливается. На третий удар Зелёный Рыцарь оставляет ему небольшой шрам на шее. Затем Рыцарь раскрывает свою личность — это лорд Бертилак, и объясняет, что все манипуляции были проделаны волшебницей Морганой, злой сестрой Артура. Рыцари расстаются друзьями. Гавейн возвращается в Камелот, одетый в зелёный пояс, в знак позора и невыполненного обещания. Рыцари Круглого Стола также обязываются повязывать зелёные пояса в напоминание о приключениях Гавейна.

Авторство поэмы

Настоящее имя автора (или авторов) поэмы неизвестно. Однако некоторые сведения о личности автора можно почерпнуть непосредственно из самих произведений. Сохранившийся до наших дней манускрипт, включающий в себя «Сэра Гавейна и Зелёного Рыцаря» и три религиозных произведения, известен как Cotton Nero A.x (назван по имени владельца — коллекционера Роберта Коттона)[2]. До Коттона рукопись принадлежала переводчику и учёному Генри Савилю[4]. Немногое известно о предыдущих владельцах; в 1824 году, когда рукопись была опубликована во втором издании «Истории» Томаса Уортона, о произведениях было практически ничего не известно. Текст «Сэра Гавейна и Зелёного Рыцаря» был опубликован целиком лишь в 1839 году[5][6]. Временем написания произведения считается конец XIV века, таким образом, человек, написавший «Сэра Гавейна и Зелёного Рыцаря» — современник Джеффри Чосера, автора Кентерберийских рассказов[7]. Три других произведения из рукописи — Жемчужина, Чистота и Терпение приписывают авторству того же поэта, тем не менее, их текст записан другим человеком; нет конкретных доказательств того, что все четыре произведения вышли из-под пера одного и того же человека, но результаты сравнительного анализа диалектизмов, поэтической формы и языка склоняются к тому, что у всех этих произведений один автор[8].

Сведения об авторе довольно расплывчаты. В 1925 году после исследования аллюзий, стиля и тематики произведения Дж. Р. Р. Толкин и Е. В. Гордон сделали вывод:

Он (автор) был человеком с серьёзным и благочестивым складом ума, но не лишённым чувства юмора; он интересовался теологией и обладал некоторыми знаниями в этой области, скорее знаниями любительскими, нежели профессиональными; он владел французским языком и латынью, и был способен читать в оригинале французские книги, как романтические, так и обучающие, но его родиной является английский регион Уэст-Мидлендс; об этом свидетельствуют его язык, размер стихосложения и описание пейзажей[9].

Чаще всего авторство произведения приписывают Джону Мэсси Коттонскому[10]. Он жил в том же регионе и предположительно является автором поэмы Св. Эркенвальд (англ.)русск., стилистически схожей с «Сэром Гавейном и Зелёным Рыцарем», однако Св. Эркенвальда чаще относят к другой эпохе, и автор до сих пор значится неизвестным[8].

Стихотворная форма

Сэр Гавейн и Зелёный рыцарь состоит из 2530 строк и 101 станса, написан в типичном для конца XIV века стиле «Аллитеративного Возрождения». Вместо метрической слоговой структуры и рифм используется аллитерационный стих, опирающийся на два ударных слога в начале строки и два — в конце. Каждая строка всегда включает в себя паузу — цезуру, разделяющую строку на две части. Следующий традиции своих предшественников, автор поэмы, тем не менее, выступает более свободно по отношению к стандартам стихосложения. Поэт разбивает аллитеративные строки на разные по величине группы, номинальные стансы заканчиваются ритмической секцией из пяти строк, известных как bob and wheel, где «bob» — очень короткая строка, иногда состоящая только из двух слогов, за которой следует «wheel» — длинная строка с внутренним ритмом[1].


Оригинал Современный английский
(bob)

ful clene
(wheel)
for wonder of his hwe men hade
set in his semblaunt sene
he ferde as freke were fade
and oueral enker grene (строки 146—150)[11]

             

(bob)
full clean.
(wheel)
Great wonder of the knight
Folk had in hall, I ween,
Full fierce he was to sight,
And over all bright green. (строки 146—150)[11]

Сходные сюжеты

Самая ранняя история, где встречается пари на обезглавливание, — написанная в VIII веке ирландская сага Пир Брикрена. В ней противник Кухулина замахивается три раза топором и отпускает героя с миром. Пари на обезглавливание также появляется в произведении конца XII века Жизнь Карадока (англ.)русск. и в так называемом «первом продолжении» рыцарского романа Персеваль, или Повесть о Граале Кретьена де Труа. Ланселот сталкивается с подобным пари в произведении начала XIII века Перлесваус[12].

В историях Девушка с ослом (The Girl with the Mule или The Mule Without a Bridle) и Hunbaut Гавейн попадает в подобные ситуации. В Hunbaut Гавейн отрубает противнику голову, успев снять с него волшебный плащ, защищающий его. В нескольких историях женщины, подобно леди Бертилак, часто по настоянию своих мужей, проверяют рыцарей: Идер (Yder), Ланселот-Грааль, Hunbaut и Рыцарь Меча (The Knight of the Sword). В последних двух главным героем является Гавейн[12].

В средневековом цикле валлийских повестей Мабиногион, Пуйлл (англ.)русск. меняется местами с Арауном, властелином Аннуна (потусторонний мир). Несмотря на то, что Пуйлл принял внешность Арауна, он смог выдержать и не поддаваться искушению вступить в отношения с женой последнего[13].

После появления Сэра Гавейна и Зелёного Рыцаря были созданы схожие по сюжету произведения. Зелёный Рыцарь (The Greene Knight) (XV—XVII вв.) — рифмованный поэтический пересказ той же истории[14]. В этом произведении упрощён сюжет, более детально раскрываются мотивы героев, некоторые имена изменены. В другом произведении, Турок и Гавейн (The Turke and Gowin) (XV в.) при дворе Короля Артура появляется турок и предлагает схожее с Зелёным Рыцарем пари[15]. Карл из Карлайла (англ.)русск. (XVII в.) также схож с Сэром Гавейном и Зелёным Рыцарем — Карл предлагает Гавейну отрубить ему голову в обмен на возможность после самому нанести удар[16]. В отличие от сюжета Сэра Гавейна и Зелёного Рыцаря Карл жив после удара Гавейна, но не наносит ответный удар[12][13].

Тематика произведения

Искушение и испытание

Основой сюжета «Сэра Гавейна и Зелёного Рыцаря» является испытание Гавейна на верность рыцарским правилам. В произведении представлена типичная для средневековой литературы фабула искушения, где рыцарь проходил серию испытаний, в которых он проявлял ту или иную добродетель. Часто испытания начинались после определённых ошибок, совершённых рыцарем[17]. Успех в испытаниях часто давал рыцарю определённую удачу или неуязвимость. От успеха испытаний Гавейна зависит его жизнь, хотя он не знает об этом[17].

Помимо рыцарского кодекса, Гавейн должен соблюдать неписанные правила куртуазной любви. Кодекс рыцаря предписывает ему делать всё, о чём попросит дама. Гавейн не может отказаться от подарка в виде пояса, но при этом, он должен выполнить обещание и отдать всё, что он получил в этот день. Гавейн предпочитает оставить пояс себе, нарушив слово и оставшись верным даме. Несмотря на благоприятный для себя исход, Гавейн не смог проявить себя как абсолютно добродетельный рыцарь. Это испытание демонстрирует конфликт, возникающий между рыцарским кодексом и правилами куртуазного поведения, которые, как оказалось, могут быть несовместимы в определённых ситуациях[18].

Охота и соблазн

В исследованиях поэмы часто проводится параллель между сценами охоты и соблазнения. Значимые эпизоды — финальная охота на лису и преподнесение в подарок магического пояса идут в сравнении: Гавейн, как лиса, боится за свою жизнь и ищет способы спастись от топора Зелёного Рыцаря. Как и лиса, Гавейн использует свою хитрость. Леди Бертилак также ведет себя подобно лисе и меняет тактику соблазна[19].

Первые две сцены охоты менее показательны, хотя исследователи пытаются найти связь между ними и поведением Гавейна. К примеру, известно, что охота на оленя в те времена имела чёткий регламент и правила, как и рыцарский кодекс по отношению к женщинам[19][20]. Охота на оленя, как и поведение леди Бертилак в тот день, — лёгкое занятие без проявления особого упорства[19].

В отличие от предыдущей, охота на кабана более сложный, яростный процесс. При охоте на кабана использовался только меч, охотник должен подходить к зверю один на один, при этом кабан может нанести серьёзные раны охотящемуся. Леди Бертилак также ведёт себя более напористо, но Гавейн умело сопротивляется. Обе сцены демонстрируют победу морали: Гавейн и Бертилак побеждают в своих схватках один на один[19].

Человеческая природа против кодекса рыцаря

Природа, в противовес рациональному и систематизированному укладу Камелота, представляет собой нечто хаотичное и неконтролируемое в поэме Сэр Гавейн и Зелёный Рыцарь. Всадник на зелёной лошади, вторгающийся в мирные владения короля Артура — символическое изображение разбушевавшейся природной стихии. Природа нарушает привычный порядок жизни в повествовании, как символически, так и напрямую затрагивая душевные качества людей. Природа употребляется в двух смыслах — мир вокруг и человеческая сущность. Второе становится причиной конфликтов — между Гавейном и Зелёным Рыцарем в начале романа, между искушением и долгом в замке Бертилака, где на третий день между честью и собственной жизнью Гавейн выбирает второе. Природа навсегда остается с человеком и внутри него, делая его несовершенным[21]. В произведении Гавейн — объект проверки на способность человека контролировать природу[22].

Существуют иные интерпретации сюжета, где в основном конфликте произведения видится аллегория борьбы христианства, представленного в виде рыцарского сообщества и язычества. В ярой борьбе против язычников христианство полностью оторвалось от истоков жизни в природе и женской сущности бытия. Зелёный пояс представляет собой всё то, чего недостаёт рыцарскому пентаклю, только этот предмет может спасти Гавейна. Артурианское общество обречено, пока оно не осознает недостижимость своих идеалов, и ради целостности и здравого реализма не примет «языческие» ценности, представляемые Зелёным Рыцарем[23].

Игра

Слово gomen (игра) встречается в поэме 18 раз. его схожесть со словом gome (человек), которое появляется 21 раз, привело к тому, что в некоторых исследованиях романа имеют большое значение связи людей и игр. Под играми здесь понимаются испытания на благородство и достоинство (вызов Зелёного Рыцаря на «Рождественскую игру»)[24]. «Игра» в обмен дарами — общепринятый обычай германской культуры. Когда человек получал подарок, он был обязан сделать в ответ лучший подарок или же рисковал потерей чести[25]. Поэма концентрируется на двух играх — обмен ударами и обмен победами. Элементы этих игр присутствуют и в других произведениях, однако впервые появляются в «Гавейне»[1][9].

Времена года

Время, даты, сезоны и циклы в поэме Сэр Гавейн и Зелёный Рыцарь несут в себе символический оттенок. Сюжетное действие начинается в канун нового года, а кульминация происходит через год и один день — в новый год. Гавейн покидает Камелот в День всех святых и приезжает в замок Бертилака в Сочельник[3]. Произведение начинается и заканчивается зимой, что может служить попыткой автора передать неизбежность кончины всего, в том числе добра и благородства. Эта тема усиливается отсылкой к Троянской войне в первых и последних строках поэмы[26] — сильная и казавшаяся непобедимой нация погибла из-за гордости и высокомерия.

Символизм

Символическое значение зелёного цвета

Из-за разнообразных, часто противоречивых трактовок значения зелёного цвета, его символика в поэме остаётся недостаточно ясной. В английском фольклоре и литературе зелёный цвет традиционно ассоциировался с природой и её атрибутами — плодородием и возрождением. Произведения Средневековья также связывали цвет с любовью и основными желаниями человека[28][29]. В связи с причастностью к феям и духам в раннем английском фольклоре зелёный цвет также отождествлялся с колдовством, происками дьявола и злом. Также цвет мог олицетворять упадок и отравление[30]. В сочетании с золотом зелёный цвет часто обозначал уходящую молодость[31]. В кельтской мифологии зелёный цвет ассоциируется с несчастьем и смертью, и поэтому его избегали использовать в одежде[32]. Зелёный пояс, изначально использовавшийся для защиты, стал символом позора и трусости; окончательно ставший символом славы у рыцарей Камелота, этот пояс символизирует трансформацию от добра ко злу и обратно; таким образом, зелёный цвет несёт в себе символику и порчи, и возрождения[32].

Зелёный рыцарь

Исследования образа Зелёного рыцаря проводились со дня обнаружения манускрипта поэмы. Он мог быть вариацией Зелёного человека — мифологического существа, связанного с природой в произведениях средневекового искусства, христианским символом или дьяволом. К. С. Льюис, исследовавший Средневековье, сказал, что персонаж был «таким же ярким и конкретным, как и любой литературный образ», а Дж. Р. Р. Толкин говорил, что он — «самый сложный персонаж» в поэме. Основная функция Зелёного рыцаря в Артурианской литературе — судить и испытывать рыцарей, таким образом, он одновременно является ужасающим, дружелюбным и таинственным героем[32]. Персонаж появляется ещё в двух поэтических произведениях: Зелёный рыцарь (The Greene Knight) и Король Артур и Король Корнуолльский (King Arthur and King Cornwall)[33][34]. Исследователи пытались найти связь между Зелёным рыцарем и другими героями, такими как Зелёный Джек из английского фольклора и Хизир[35], но пока не выявили каких-либо определённых отношений между персонажами[35][36].

Существует вероятность, что зелёный цвет был приписан персонажу ошибочно, в результате неправильного перевода или понимания поэтом ирландского слова 'glas', которое может обозначать помимо зелёного серый цвет. В «Смерти Куроя» (ирландская легенда), Курой замещает Бертилака и часто именуется «человеком в серой мантии». Хотя слова, используемые в произведении для обозначения серого цвета — 'lachtna' или 'odar', обозначают молочно-серый и тёмный цвета соответственно, в более поздних произведениях, где появляется Зелёный рыцарь, используется слово 'glas', что могло повлечь за собой неправильное понимание смысла[37].

Пояс

Символическая роль пояса в поэме рассматривается исследователями произведения в разных ключах, начиная от сексуального и заканчивая духовным. Те, кто придерживаются первой точки зрения, утверждают, что пояс символизирует «сексуальный трофей»[38]. Тем не менее, не совсем ясно, кто является победителем — Гавейн или леди Бертилак. Духовное значение пояса состоит в том, что при помощи пояса Гавейн надеется защитить себя от гибели, тем самым показывая, что его вера в Бога и его помощь недостаточна, по крайней мере, встав перед фактом неминуемой гибели, Гавейн предпочитает довериться магическому поясу, а не Божьей воле[39]. Зелёного Рыцаря иногда сравнивают с Христом, который преодолел смерть и воскрес, а Гавейна — с типичным христианином, который, веря в Бога, всё же опасается смерти. Пояс — разноплановый символ произведения, становящийся ключевым моментом сюжета. Гавейн способен противостоять уловкам леди Бертилак, но не может отказаться от волшебных свойств пояса. Он старается действовать в рамках кодекса рыцаря, но в произведении отчётливо проявляется противоречивость и несогласованность различных рыцарских устоев, порой отрицающих друг друга. Гавейн разрывается между обязательным служением Даме и выполнением её просьб и своим обещанием Бертилаку[6]. Однако на решение Гавейна взять пояс повлияли не эти противоречия, а его собственные страхи. В конце поэмы Гавейн возвращается в Камелот одетым в зелёный пояс в качестве символа трусости, и Король Артур повелевает, чтобы все рыцари носили такие пояса в память о приключении Гавейна; отчасти этот акт вызван и признанием того, что все они в первую очередь являются людьми, и лишь затем — рыцарями.

Пентакль

См. также: Пентаграмма

Пентакль, изображённый на щите Гавейна, по мнению многих исследователей, обозначает совершенство героя и его превосходство над силами зла[40]. Символ используется только в этом произведении, более того, для описания символа, поэт использовал 46 строк — это самое длинное и подробное описание символической детали в произведении[41]. В поэме пентакль характеризуется как символ верности и «бесконечный узел». В строке 625 говорится, что это «знак Соломона». Царь Соломон, живший в X веке до н. э., носил кольцо с пентаграммой, которое, по легенде, он получил от архангела Михаила. Считалось, что пентаграмма давала Соломону власть над демонами[42].

Пентаграмма несёт в себе и магические элементы. В Германии этот символ назывался Drudenfuß и помещался на дома и другие объекты с целью отпугивания зла[43]. Знак также наносился на оружие, тем не менее, связь именно магической пентаграммы с Гавейном не установлена[43][44].

Пентаграмма Гавейна также символизирует «феномен физически бесконечных объектов, вечное качество»[41]. Многие из поэтов использовали для этого символ круга, но автор Сэра Гавейна и Зелёного Рыцаря пожелал включить нечто более сложное. В средневековой нумерологии число «5» считалось «круговым», поскольку при возведении в степень все получающиеся числа заканчиваются на 5 — число «преумножает свою силу»[41]. Более того, геометрически, в пятиугольник, находящийся в центре пентакля, можно вписать ещё один пентакль, в центр того — также, и так — до бесконечности[41]. Репродуцируя число «5», которое в средневековой символике носило значение неподкупности, пентакль Гавейна обозначает его бесконечную неподкупность[41].

Кольцо

Отказ Гавейна принять кольцо Леди Бертилак имеет важное символическое значение: во времена, когда создавалось произведение, существовало поверье, что кольца и драгоценные камни играют роль талисманов[45]. В кольцо Леди Бертилак был вправлен рубин или карбункул, который поэт сравнил с ярко светящим солнцем («brygt sunne»; строка 1819)[46] и огненным солнцем («fiery sun»)[47]. Магические и защитные кольца — часто встречающийся элемент произведений Артурианы[45].

Числа

Поэт уделил особое внимание числам и их символике с целью придания симметрии и смысловой нагрузки произведению. К примеру, Гавейн и Леди Бертилак обмениваются тремя поцелуями; испытания Гавейна длятся три дня; Бертилак отправляется на охоту три раза; Зелёный рыцарь три раза замахивается топором. Также часто появляется число «2» — две сцены обезглавливания, два эпизода признания и два замка[48]. Пять лучей пентакля, по словам поэта, обозначают пять добродетелей Гавейна, каждая из которых также блистает в пятикратном размере («faithful five ways and five times each»)[11]. Автор перечисляет эти достоинства Гавейна: пять безупречных чувств, пять пальцев, которые никогда не подведут, он помнит пять ран Христа и пять радостных тайн Девы Марии. Пятой пятёркой является сам Гавейн, который олицетворяет пять рыцарских добродетелей: дружбу, благородство, целомудренность, куртуазность и пиетет[17]. Все эти качества, по словам поэта, связаны в бесконечный узел пентакля, который навсегда переплетён и никогда не разорвётся[11][49]. Таким образом, совершенный образ Гавейна передается автором через символику чисел. Число «5» также определяет 5 дилемм Гавейна. Первое испытание — появление Зелёного Рыцаря, отказ от вызывающего предложения рыцаря мог бы негативно отразиться на репутации Гавейна. Приняв его предложение, Гавейн приходит к другой дилемме. Он должен защитить и честь, и свою жизнь[50]. Третья дилемма возникает после пари с Бертилаком[11][50]. Жена Бертилака искушает героя, и он не может обменяться этим «даром» с Бертилаком и в то же время не может отказаться от пари. Согласно кодексу рыцарской чести Гавейн обязан отказать леди Бертилак, но при этом сделать это учтиво — это его четвёртая дилемма. Пятая дилемма — пояс, который он согласился скрыть от Бертилака, но, согласно правилам пари, должен отдать.

Раны

Кульминационный момент произведения — третий удар Зелёного Рыцаря, оставляющий небольшую рану на шее Гавейна. В те времена считалось, что душа и тело тесно связаны друг с другом, и любая рана снаружи являлась признаком греха, таящегося внутри. Считалось, что шея напрямую контактировала с частью души, отвечающей за волю, и соединяла разум (голову) с чувствами и порывами (сердцем). Во время испытаний Зелёный Рыцарь выявил слабость Гавейна, которая жила внутри него на протяжении всего повествования — желание использовать свою волю ради корыстных целей и гордыни, вместо того, чтобы подчинить её Божественному промыслу; этот порок выявляется Зелёным Рыцарем не только у Гавейна, но и у всего Камелота, и человечества в целом. При этом считалось, что раны Христа исцелили человеческие души; в поэме упоминается этот факт, и автор выражает надежду на исцеление человечества от гордыни и корысти[51][41].

Интерпретации поэмы

Рыцарский роман

Дополнительные сведения: Рыцарский роман

Многие критики оспаривают принадлежность Сэра Гавейна и Зелёного Рыцаря к жанру рыцарского романа, где по его законам в главных ролях выступают героические, благородные идеальные рыцари, часто обладающие какими-либо особенными силами, строго соблюдающие кодекс и побеждающие встречающихся им на пути монстров[52].

Гавейн должен быть чемпионом среди рыцарей, лучшим из представителей человечества, справляющимся со всеми испытаниями, однако здесь он предстаёт как обычный человек, имеющий такие же слабости, как и все остальные[53]. Он обладает всеми рыцарскими качествами, но в то же время является более человечным и реалистичным[53].

Критики сравнивают поведение героев произведения с кодексом английского Ордена Подвязки. Девиз ордена 'honi soit qui mal y pense' («да устыдится тот, кто найдёт здесь зло») появляется в конце поэмы. Пояса, которые стали носить рыцари после приключения Гавейна, перекликаются с подвязками[9]. Возможно, девиз был приписан не автором, а писарем, тем не менее, он создаёт связь с этим рыцарским орденом[1].

Христианская трактовка

Поэма использует множество христианских аллюзий — от образов Адама и Евы до Иисуса Христа. Существует видение образа Гавейна как Ноя, отделившегося от общества и получившего предупреждение от Зелёного Рыцаря (представляющего Бога) о грядущем конце Камелота. Тем не менее, рыцари ошибочно трактовали исход приключений Гавейна и стали носить пояса сами, не заботясь о том, что противоречия правил их сообщества, невозможность полного слияния рыцарского и человеческого приведёт к разрушению их мира[26].

В изображении Камелота автор показывает своё беспокойство за судьбу общества, чьё неизбежное падение приведёт к полному разрушению, предначертанному Богом. Поэма создавалась во времена Чёрной смерти и крупнейшего крестьянского восстания 1381 года — событий, склонивших людей к апокалипсическим верованиям, отразившимся в культуре и литературе[26]. Согласно противоположной точке зрения Зелёный Рыцарь представляет сторону зла и связан с дьяволом, поскольку он заколдован Феей Морганой[24].

Часто критики сравнивают зелёный пояс с терновым венцом Христа, а в самой поэме есть указание на «Бога в терновом венце»[11][32].

По ходу повествования Гавейн встречает разные испытания, проверяющие его преданность в служении Богу. Когда Гавейн сбивается с пути по дороге к Зелёной часовне, он молится Деве Марии и находит путь. Однако же при встрече с Зелёным Рыцарем, он надеется на пояс, а не на Деву Марию, что, согласно христианской трактовке, и приводит к переоценке им ценностей после встречи с рыцарем и третьего удара, оставившего шрам[54].

Также проводится аналогия с историей Адама и Евы. Как и Адам, Гавейн поддаётся искушению и забирает себе пояс[54]. В отличие от библейского сюжета Зелёный Рыцарь прощает Гавейна и даёт ему шанс стать лучше и учиться на своих ошибках[55].

Феминистическая трактовка

Сторонники феминизма рассматривают поэму как демонстрацию тотального превосходства женщин над мужчинами. Леди Бертилак и Фея Моргана оказываются самыми могущественными персонажами, в особенности Моргана, которая, оставаясь за кадром, начала всю эту игру, заколдовав Зелёного Рыцаря. Женоненавистнический монолог Гавейна[56]. в котором обвиняет женщин во всех своих несчастьях и перечисляет мужчин, которые стали жертвами женского коварства, подкрепляет эту позицию критиков[57].

Существует противоположное трактование — повествование фокусируется на мыслях, мнениях и поступках мужчин[58]. Даже леди Бертилак проявляет больше мужских нежели женских качеств, а когда она выходит из покоев Гавейна, его мысли и чувства концентрируются на ходе событий, а не на женщине[58]. Именно Гавейн принимает все решения, влияющие на исход событий; только он несёт ответственность за происходящее[58].

В сценах в спальне положительные и отрицательные действия леди Бертилак продиктованы её желанием[59]. Чувства заставляют её принять на себя мужскую роль и добиваться взаимности[59]. В то же время они заставляют её пойти на измену. Критики сравнивают её с библейской Евой[54]. Она заставляет Гавейна принять запретный плод (пояс) и нарушить договор с Бертилаком[54].

Постколониальная интерпретация

С 1350 по 1400 годы, в период, когда, предположительно, было создано произведение, Уэльс подвергся нескольким нападениям со стороны Англии, которая стремилась колонизировать эти земли. Автор поэмы пишет на диалекте пограничного региона (граница Уэльса и Англии), тем самым потенциально он находился в центре противостояния. Таким образом, одним из основных полей для исследования поэмы является взаимодействие и конфликт в ней английской и валлийской культур[60]. Поэма отражает также гибрид этих двух культур, возникший на границе государств, породивший свои традиции и правила[60].

Маршрут Гавейна

Некоторые исследователи попытались определить географический маршрут путешествия Гавейна к Зелёной часовне. В поэме упоминаются острова Англси; в настоящее время остров с таким названием находится возле побережья Уэльса[61]. В строке 700 говорится о том, как Гавейн пересёк Холи Хед, исследователи склоняются к тому, что это мог быть город Холивелл (англ.)русск. или Поултонское цистерцианское аббатство в Пулфорде (англ.)русск.. Город Холливел ассоциируется с обезглавливанием Св. Винефриды. По легенде она была казнена местным главой за отказ вступить с ним в сексуальные отношения. Её дядя, тоже святой, приложил голову к телу и оживил племянницу, оставив на шее лишь белый шрам. Параллель этой истории с приключениями Гавейна подкрепляет предположения о том, что он мог оказаться на пути Гавейна[62].

Замок Бертилака и Зелёная часовня находятся в том регионе, где проживал поэт. Предполагается, что замок находился в округе Свитхэмли, поскольку имеются совпадения в топографических деталях, указанных в поэме, и там в XIV веке обитали все животные (олень, кабан, лиса), на которых охотился Бертилак[63]. Предполагается, что Зелёная часовня находится либо в Ладчёрче (англ.)русск., либо в Уэтонне (англ.)русск., поскольку эти места похожи на то, что автор описывал в произведении[64].

Гомосексуальная трактовка

Согласно исследователю Средневековья Ричарду Зайковицу, Зелёный Рыцарь представляет собой угрозу для гомосоциальных отношений средневекового мира, в особенности Камелота, где мужская дружба является одним из оплотов общества. Исследователь отрицает гомоэротическое отношение автора произведения по отношению к герою. Объятия и поцелуи Гавейна и Бертилака являются проявлением именно рыцарской дружбы, а не гомосексуальных наклонностей[65].

Во времена, когда создавалась поэма, Католическая церковь начала проявлять беспокойство по поводу таких публичных проявлений мужской дружбы. В другом произведении, вошедшем в манускрипт, — Чистота, автор указывает на некоторые пороки человечества, среди которых был и гомосексуализм[66]. Иногда в критических работах указывается на то, что Гавейн представляет собой «женственный» персонаж, пассивно ведущий себя в сценах с леди Бертилак и проявляющий больше эмоций по отношению к её мужу[66].

Современные переложения сюжета

Книги

В 1925 году Дж. Р. Р. Толкин и Е. В. Гордон опубликовали издание, куда вошли текст-оригинал и комментарии, которые часто путают с переводом этого произведения на современный английский язык, созданный позднее Толкином вместе с переводами Жемчужины и Сэра Орфео[67]. Перевод был опубликован в 1975 году спустя небольшой промежуток времени после смерти писателя[68]. При переводе Толкин старался максимально сохранить отличительные черты поэтики и стилистики поэмы, особенности жанра и времени его написания; он сохранил и даже расширил диапазон применения аллитерации, оставил архаические эпитеты и фразы[69]. Переложение сюжета поэмы вошло в сборник Роджера Ланселина Грина (англ.)русск. Приключения Короля Артура и рыцарей Круглого Стола (англ.)русск., опубликованный в 1953 году; в России перевод истории был опубликован в журнале Вокруг Света в 1981 году[70]. В 1993 году Айрис Мёрдок написала роман Зелёный Рыцарь, где сюжет поэмы вплетён в реалии XX века и представляет из себя личностную драму и комедию ошибок[71]. В 2007 году Саймон Армитидж, выросший в местах, где жил автор «Сэра Гавейна», опубликовал свой перевод, привлекший внимание читателей и критиков США и Великобритании[72][73].

Театр

В 1971 году Театр Тайнсайд (Ньюкасл-апон-Тайн) представил постановку Сэра Гавейна и Зелёного Рыцаря (в переводе Брайана Стоуна)[75]. В спектакле использовались средневековые музыкальные инструменты — Нортумбрийские дудки (англ.)русск., бойран и другие.

В 1992 году Саймон Корбл (англ.)русск. адаптировал поэму для постановки театральной труппы Мидсоммер, где использовались средневековые музыкальные инструменты, музыка и песни[76] [77].

Опера

В 1978 году композитор Ричард Блэкфорд (англ.)русск. создал первое оперное переложение произведения. Опера состояла из 6 сцен и была записана компанией DECCA в 1979 году и выпущена лейблом 'ARGO'[78].

В 1991 году Харрисон Бёртуистл создал оперу под названием Гавейн (англ.)русск.. Опера получила признание критиков за сохранение сложности сюжета и одновременную подачу материала в лёгкой лирической музыкальной форме[79]. В 2002 году вышла опера «Гвинет и Зелёный Рыцарь» (Gwyneth and the Green Knight) Линн Плаумен, где используются сюжетные мотивы поэмы, но действие фокусируется на спутнице Гавейна — Гвинет, которая желает стать рыцарем[80]. Эта версия получила хорошие отзывы за доступность материала, привлекательность для детской аудитории и семейного просмотра, но за использование современного языка и поучительность были получены негативные оценки[81].

Кинематограф

Поэма экранизировалась дважды: Сэр Гавейн и Зелёный Рыцарь (англ.)русск. в 1973 году[82] и Меч храбреца: Легенда о сэре Гавейне и Зелёном рыцаре 1984 года, где снялись Майлз О’Киффи (англ.)русск. в роли Гавейна и Шон Коннери в роли Зелёного Рыцаря[74]. Версия 1973 года подверглась критике за отход от сюжетной линии поэмы. Например, в фильм включены приключения Гавейна, не описывавшиеся в поэме; также Бертилак и Зелёный Рыцарь там никак не связаны[83]. Также был снят одноимённый телефильм в 1991 году («Сэр Гавейн и Зелёный Рыцарь»)[84] и мультфильм в 2002 году[85].

Издания

  • Английские предания и легенды / Пер. с англ. С. Лихачёвой. Сост. Н. Будур. — М.: АСТ, Астрель, 2004. — 493 с. — (Серия: Литературный Альбион). — ISBN 5-17-022978-X. ISBN 5-271-08198-2. — Тираж: 5000 экз.
  • Сэр Гавейн и Зелёный рыцарь / Пер. с англ. В. П. Бетаки. — М.: Наука, 2003. — 250 с. — (Серия: Литературные памятники). — ISBN 5-02-032660-7. — Тираж: 2000 экз.
  • Сэр Гавейн и Зелёный Рыцарь / Пер. со среднеангл. Н. Резниковой и В. Тихомирова. — М.: Ладомир, 2005. — 319 с.; — М.: Аграф, 2006. — 336 с. — ISBN 5-7784-0310-0. — Тираж: 1000 экз.

Перевод Дж. Р. Р. Толкина

  • Толкин Джон Р. Р. Профессор и чудовища / Пер. с англ. Н. Горелова, М. Каменкович и С. Степанова. Сост. Н. Горелов. — М.: Азбука-классика, 2006. — 208 с. — ISBN 5-352-01847-4. — Тираж: 5000 экз.
  • Толкин Джон Р. Р. Чудовища и критики: сборник статей, эссе, лекций и переводов / Пер. с англ. С. Лихачёвой. — М.: АСТ, 2008. — 416 с. — (Серия: Philosophy). — ISBN 978-5-17-046742-6. — Тираж: 3000 экз.

Напишите отзыв о статье "Сэр Гавейн и Зелёный Рыцарь"

Примечания

  1. ↑ 1 2 3 4 The Norton Anthology of English Literature / Ed. Stephen Greenblatt. — New York, London: W. W. Norton and Co, 2006. — Vol. B. — P. 19-21; 160—161. — ISBN 0-393-92833-0..
  2. ↑ 1 2 [www.ucalgary.ca/~scriptor/cotton/blog.html Web Resources for Pearl-poet Study: A Vetted Selection]. University of Calgary. Проверено 1 апреля 2007. [www.webcitation.org/614Wkma5L Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  3. ↑ 1 2 По неизвестным пока причинам кельты использовали фразу год и один день (a year and a day), когда подразумевали ровно один год. McGee W. J. The Beginning of Mathematics // American Anthropologist. — 1899. — Vol. 1, № 4. — P. 646-674.
  4. ↑ [www.lib.rochester.edu/camelot/teams/pearlint.htm Pearl: Introduction]. Medieval Institute Publications, Inc. (2001). Проверено 2 апреля 2007. [www.webcitation.org/614WlH1aq Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  5. ↑ Turville-Petre, Thorlac. The Alliterative Revival. — Woodbridge: Brewer etc, 1977. — P. 126-129. — ISBN 0-85991-019-9..
  6. ↑ 1 2 Burrow, J. Ricardian Poetry. — London: Routledge and K. Paul, 1971. — P. 4-5. — ISBN 0-7100-7031-4..
  7. ↑ The Broadview Anthology of British Literature: The Medieval Period / ed. Joseph Black. — Toronto: Broadview Press. — Vol. 1. — P. 235. — ISBN 1-55111-609-X..
  8. ↑ 1 2 Nelles, William. The Pearl-Poet // Cyclopedia of World Authors. — MagillOnLiterature Plus, 1958.
  9. ↑ 1 2 3 Sir Gawain and the Green Knight / edited J. R. R. Tolkien and E. V. Gordon, revised Norman Davis. — Oxford University Press, 1925 (2 edition, 1968). — 264 p. — ISBN 978-0-19-811486-4..
  10. ↑ Peterson, Clifford J. The Pearl-Poet and John Massey of Cotton, Cheshire // The Review of English Studies, New Series. — 1974. — P. 257-266.
  11. ↑ 1 2 3 4 5 6 [rpo.library.utoronto.ca/poem/62.html Sir Gawain and the Green Knight]. Representative Poetry Online. University of Toronto Libraries (1 августа 2002). Проверено 20 января 2007. [www.webcitation.org/614WlhDUC Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  12. ↑ 1 2 3 Brewer, Elisabeth. Sir Gawain and the Green Knight. — Woodbridge: D.S. Brewer, 1992. — ISBN 0-85991-359-7..
  13. ↑ 1 2 Friedman, Albert B. Morgan le Fay in Sir Gawain and the Green Knight // Speculum. — 1960. — Vol. 35, № 2. — P. 260—274.
  14. ↑ Hahn, Thomas. [lib.rochester.edu/Camelot/teams/greenfrm.htm The Greene Knight] // Sir Gawain: Eleven Romances and Tales. — Western Michigan University Medieval Institute Publications, 2000. — ISBN 1-879288-59-1.
  15. ↑ Hahn, Thomas. [www.lib.rochester.edu/camelot/teams/turkfrm.htm The Turke and Sir Gawain] // Sir Gawain: Eleven Romances and Tales. — Western Michigan University Medieval Institute Publications, 2000. — ISBN 1-879288-59-1.
  16. ↑ Hahn, Thomas. [www.lib.rochester.edu/camelot/teams/carintro.htm The Carle of Carlisle] // Sir Gawain: Eleven Romances and Tales. — Western Michigan University Medieval Institute Publications, 2000. — ISBN 1-879288-59-1.
  17. ↑ 1 2 3 Kittredge, George Lyman. A Study of Sir Gawain and the Green Knight. — Harvard University Press, 1960. — P. 76.
  18. ↑ Burrow, J. A. A Reading of Sir Gawain and the Green Knight. — London: Kegan Paul Ltd, 1965. — P. 162. — ISBN 0-7100-8695-4..
  19. ↑ 1 2 3 4 Burnley, J. D. The Hunting Scenes in 'Sir Gawain and the Green Knight // The Yearbook of English Studies. — 1973. — Vol. 3. — P. 1-9.
  20. ↑ Ong, Walter J. The Green Knight’s Harts and Bucks // Modern Language Notes. — 1950. — P. 536-539.
  21. ↑ Woods, William F. Nature and the Inner Man in Sir Gawain and the Green Knight // The Chaucer Review. — 2002. — Vol. 36, № 3. — P. 209-227.
  22. ↑ Green, Richard Hamilton. Gawain’s Shield and the Quest for Perfection // ELH. — 1962. — P. 121-139.
  23. ↑ Эта точка зрения впервые была предложена Джоном Спирсом в его работе Scrutiny, том XVI, iv, 1949 (включенной в его антологию Medieval English Poetry: The Non-Chaucerian Tradition, rev. ed. 1962). Схожие интерпретации позже были представлены Френсисом Берри в книгах The Pelican Guide to English Literature: The Age of Chaucer, 1954; Голдхерстом в "The Green and the Gold: The Major Theme of Sit Gawain and the Green Knight, College English, Nov. 1958; A. Спирингов в The Gawain-Poet: A Critical Study, 1970; У. А. Девенпортом в The Art of the Gawain-Poet, 1978; Дж. Темблингом в «A More Powerful Life: Sir Gawain and the Green Knight», Haltwhistle Quarterly 9, 1981; и К. Сагаром в «Sir Gawain and the Green Girdle», вошедшем в антологию Literature and the Crime Against Nature, 2005.
  24. ↑ 1 2 Goodlad, Lauren M. [repositories.cdlib.org/cmrs/comitatus/vol18/iss1/art4 The Gamnes of Sir Gawain and the Green Knight] // Comitatus: A Journal of Medieval and Renaissance Studies. — 1987. — Vol. 18, № 4.
  25. ↑ Harwood, Britton J. Gawain and the Gift // PMLA. — 1991. — P. 483-99.
  26. ↑ 1 2 3 Clark, S. L., Wasserman, Julian N. The Passing of the Seasons and the Apocalyptic in Sir Gawain and the Green Knight // South Central Review. — 1986. — P. 5-22.
  27. ↑ Robertson, D. W. Jr. Why the Devil Wears Green // Modern Language Notes. — 1954. — P. 470-472.
  28. ↑ Chamberlin, Vernon A. Symbolic Green: A Time-Honored Characterizing Device in Spanish Literature // Hispania. — 1968. — P. 29-37.
  29. ↑ Goldhurst, William. The Green and the Gold: The Major Theme of Gawain and the Green Knight // College English. — 1958. — P. 61-65.
  30. ↑ Williams, Margaret. The Pearl Poet, His Complete Works. — Random House, 1967.
  31. ↑ Lewis, John S. Gawain and the Green Knight // College English. — 1959. — P. 50-51.
  32. ↑ 1 2 3 4 Besserman, Lawrence. The Idea of the Green Knight // ELH. — The Johns Hopkins University Press, 1986. — P. 219-239.
  33. ↑ Hahn, Thomas. The Greene Knight // Sir Gawain: Eleven Romances and Tales. — Western Michigan University Medieval Institute Publications, 2000. — ISBN 1-879288-59-1.
  34. ↑ Hahn, Thomas. King Arthur and King Cornwall // Sir Gawain: Eleven Romances and Tales. — Western Michigan University Medieval Institute Publications, 2000. — P. 427. — ISBN 1-879288-59-1.
  35. ↑ 1 2 Lasater, Alice E. Spain to England: A Comparative Study of Arabic, European, and English Literature of the Middle Ages. — University Press of Mississippi, 1974. — ISBN 0-87805-056-6..
  36. ↑ Rix, Michael M. A Re-Examination of the Castleton Garlanding. — Folklore, 1953. — P. 342-344.
  37. ↑ Buchanan, Alice. The Irish Framework of Sir Gawain and the Green Knight // PLMA. — 1932. — Vol. 47, № 2. — P. 315–338.
  38. ↑ Friedman, Albert B. Morgan le Fay in Sir Gawain and the Green Knight // Medieval Academy of America. — Speculum, 1960. — Vol. 35, № 2.
  39. ↑ Berger, Sidney E. Gawain’s Departure from the Peregrinatio. — Morgantown: West Virginia University Press, 1985.
  40. ↑ В поэме впервые в английской письменности было использовано слово «пентакль» (pentangle) (Oxford English Dictionary Online).
  41. ↑ 1 2 3 4 5 6 Arthur, Ross G. Medieval Sign Theory and Sir Gawain and the Green Knight. — Toronto: University of Toronto Press, 1987. — P. 22-26. — ISBN 0-8020-5717-9..
  42. ↑ LaBossière, Camille R. Solomon // A Dictionary of Biblical Tradition in English Literature. — Grand Rapids, Michigan: William B. Eerdmans Publishing Company, 1992. — P. 722.
  43. ↑ 1 2 Hulbert, J. R. Syr Gawayn and the Grene Knyzt (Concluded) // Modern Philology. — 1916. — P. 689-730.
  44. ↑ Jackson, I. Sir Gawain’s Coat of Arms // The Modern Language Review. — 1920. — P. 77-79.
  45. ↑ 1 2 Cooke, Jessica. The Lady's 'Blushing' Ring in Sir Gawain and the Green Knight // The Review of English Studies. — 1998. — Vol. 49. — Вып. 193. — P. 1–8.
  46. ↑ Malcolm, A., Walrdon, R. The Poems of the Pearl Manuscript. — Exeter: University of Exeter Publishing, 1996. — 273 p. — ISBN 0-85989-514-9..
  47. ↑ Borroff, Marie. Sir Gawain and the Green Knight, Patience, Pearl: Verse Translations. — New York: Norton, 2001. — 58 p. — ISBN 978-0-393-97658-8..
  48. ↑ Howard, Donald R. Structure and Symmetry in Sir Gawain. — Speculum, 1964. — P. 425-433.
  49. ↑ Mills, M. Christian Significance and Roman Tradition in Sir Gawain and the Green Knight // Eds. Donald R. Howard & Christian Zacher. Critical Studies of Sir Gawain and the Green Knight. — Notre Dame, Indiana: University of Notre Dame Press, 1970. — P. 85-105.
  50. ↑ 1 2 Engelhardt, George J. The Predicament of Gawain // Modern Language Quarterly. — 1955. — P. 61-62.
  51. ↑ Reichardt, Paul F. [jstor.org/stable/462158 Gawain and the Image of the Wound] // PMLA. — 1984. — Vol. 99, № 2. — P. 154–61.
  52. ↑ Фрай Н. Анатомия критики. — М.: Директ-Медиа, 2007. — 82 с. — ISBN 978-5-9989-0201-7..
  53. ↑ 1 2 Markman, Alan M. The Meaning of Sir Gawain and the Green Knight // PMLA. — 1957. — P. 574-586.
  54. ↑ 1 2 3 4 Cox, Catherine. [muse.jhu.edu/content/z3950/journals/chaucer_review/v035/35.4cox.html Genesis and Gender in Sir Gawain and the Green Knight] // The Chaucer Review. — 2001. — P. 379-390.
  55. ↑ Pugh, Tison. [vnweb.hwwilsonweb.com.ezp.slu.edu/hww/results/external_link_maincontentframe.jhtml?_DARGS=/hww/results/results_common.jhtml.9 Saint Louis University Gawain and the Godgames] // Christianity and Literature. — 2002. — P. 526-551.
  56. ↑ Mills, David. The Rhetorical Function of Gawain’s Antifeminism? // Neuphilologische Mitteilungen. — 1970. — P. 635.
  57. ↑ Heng, Geraldine. Feminine Knots and the Other Sir Gawain and the Green Knight. — 1991. — P. 500-514.
  58. ↑ 1 2 3 Burns, E. J. [links.jstor.org/sici?sici=0097-9740%28200123%2927%3A1%3C23%3ACLWNIR%3E2.0.CO%3B2-3 Courtly Love: Who Needs It? Recent Feminist Work in the Medieval Tradition] // Signs. — 2001. — P. 23-57.
  59. ↑ 1 2 Rowley, Sharon M. Textual Studies, Feminism, and Performance in Sir Gawain and the Green Knight // The Chaucer Review. — 2003. — Vol. 38. — P. 158-177.
  60. ↑ 1 2 Arner, Lynn. The Ends of Enchantment: Colonialism and Sir Gawain and the Green Knight. — Texas Studies in Literature and Language, 2006. — P. 79-101.
  61. ↑ Twomey, Michael. [www.ithaca.edu/faculty/twomey/travels/sggk_frameset.htm Anglesey and North Wales]. Travels With Sir Gawain. Ithaca University. Проверено 21 июня 2007. [www.webcitation.org/614WmArqm Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  62. ↑ Twomey, Michael. [www.ithaca.edu/faculty/twomey/travels/sggk_frameset.htm The Holy Head and the Wirral]. Travels With Sir Gawain. Ithaca University. Проверено 21 июня 2007. [www.webcitation.org/614WmArqm Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  63. ↑ Twomey, Michael. [www.ithaca.edu/faculty/twomey/travels/sggk_frameset.htm Hautdesert]. Travels With Sir Gawain. Ithaca University. Проверено 21 июня 2007. [www.webcitation.org/614WmArqm Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  64. ↑ Twomey, Michael. [www.ithaca.edu/faculty/twomey/travels/sggk_frameset.htm The Green Chapel]. Travels With Sir Gawain. Ithaca University. Проверено 21 июня 2007. [www.webcitation.org/614WmArqm Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  65. ↑ Zeikowitz, Richard E. Befriending the Medieval Queer: A Pedagogy for Literature Classes. // College English: Special Issue: Lesbian and Gay Studies/Queer Pedagogies. — 2002. — Vol. 65, № 1. — P. 67-80.
  66. ↑ 1 2 Dinshaw, Carolyn. A Kiss Is Just a Kiss: Heterosexuality and Its Consolations in Sir Gawain and the Green Knight. // Diacritics. — 1994. — Vol. 24, № 2/3. — P. 204—226.
  67. ↑ Tolkien, J. R. R. Sir Gawain and the Green Knight, Pearl, and Sir Orfeo. — Random House, 1980. — ISBN 978-0-345-27760-2..
  68. ↑ White, Michael. Tolkien: A Biography. — New American Library, 2003. — ISBN 0-451-21242-8..
  69. ↑ Шарлаимова Г. Т., Козлов В. В. [www.kulichki.com/tolkien/arhiv/manuscr/kozlov95.shtml Некоторые особенности перевода Дж.Р.Р.Толкином средневековой английской поэмы «Сэр Гавэйн и Зеленый Рыцарь»] // Литература в контексте культуры: Материалы межвузовской научно-практической конференции. — 1994. — С. 51-57.
  70. ↑ Грин, Роджер Ланселин. [www.vokrugsveta.ru/vs/article/2274/ Приключения короля Артура и рыцарей Круглого Стола] // Вокруг Света / Пер. с англ. Л. Паршина. — 1981. — Вып. 7.
  71. ↑ Мёрдок, Айрис. Зелёный Рыцарь. — Эксмо, 2009. — ISBN 978-5-699-38359-7..
  72. ↑ Hirsch, Edward. [www.nytimes.com/2007/12/16/books/review/Hirsch-t.html A Stranger in Camelot] 7.1. The New York Times (16 December 2007). Проверено 16 марта 2010. [www.webcitation.org/614WmcG5f Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  73. ↑ Armitage, Simon. Sir Gawain and the Green Knight: A New Verse Translation. — Norton, 2007. — ISBN 978-0-393-06048-5..
  74. ↑ 1 2 3 Sword of the Valiant: The Legend of Sir Gawain and the Green Knight (англ.) на сайте Internet Movie Database
  75. ↑ Stone, Brian. Sir Gawain and the Green Knight. — Penguin, 1974.
  76. ↑ Corble, Simon. [www.corble.co.uk/page_1212407743203.html This is the Man — Sir Gawain]. [www.webcitation.org/614WnPwR9 Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  77. ↑ [www.flickr.com/search/?q=Gawain&w=9470542%40N07 фотоархив с театральной постановки «Гавейна» на flickr]. [www.webcitation.org/614WoCKhP Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  78. ↑ ARGO ZK 85: Sir Gawain and the Green Knight; an opera in six scenes by Richard Blackford. The DECCA Record Company Ltd. Argo Division, 115 Fulham Road, London, SW3 6RR: 1979.
  79. ↑ Bye, Anthony. [jstor.org/stable/965691 Birtwistle's Gawain] // The Musical Times. — 1991. — Vol. 132, № 1779. — P. 231–33.
  80. ↑ [www.lynneplowman.co.uk/gwyneth.htm Opera — Gwyneth and the Green Knight]. lynneplowman.co.uk. Проверено 3 ноября 2007. [web.archive.org/web/20071014060625/www.lynneplowman.co.uk/gwyneth.htm Архивировано из первоисточника 14 октября 2007].
  81. ↑ Kimberley, Nick. [findarticles.com/p/articles/mi_qn4159/is_20030511/ai_n12739605/pg_1 Classical: The footstomping way to repay a sound investment]. The Independent on Sunday (May 11, 2003). Проверено 26 января 2008. [web.archive.org/web/20080619062420/findarticles.com/p/articles/mi_qn4159/is_20030511/ai_n12739605/pg_1 Архивировано из первоисточника 19 июня 2008].
  82. ↑ Gawain and the Green Knight (англ.) на сайте Internet Movie Database
  83. ↑ Mills, Maldwyn. Review // The Yearbook of English Studies. — 1991. — Vol. 21. — P. 336-337.
  84. ↑ Gawain and the Green Knight (англ.) на сайте Internet Movie Database
  85. ↑ Sir Gawain and the Green Knight (англ.) на сайте Internet Movie Database

Ссылки

Текст поэмы
  • [www.archive.org/search.php?query=%28sir%20gawain%20and%20the%20green%20knight%29%20AND%20mediatype%3Atexts Ссылки на электронные версии печатных изданий поэмы на сайте Archive.org]  (англ.)
  • [etext.lib.virginia.edu/toc/modeng/public/AnoGawa.html Текст издания поэмы под редакцией Дж. Р. Р. Толкина и Э. В. Гордона]  (англ.)
  • [rpo.library.utoronto.ca/poem/62.html Текст поэмы на среднеанглийском языке]
  • [librivox.org/newcatalog/search.php?title=Green+Knight&author=&status=all&action=Search Ссылки на поэму в формате аудиокниги на сайте LibriVox]  (англ.)
Обзоры
  • [www.ucalgary.ca/~scriptor/cotton/blog.html Подборка ссылок на публикации, посвящённые анонимному автору поэмы на сайте Университета Калгари]  (англ.)
  • [www.lib.rochester.edu/camelot/gawmenu.htm Обобщающая информация о Гавейне в проекте The Camelot Project]  (англ.)
  • [www.luminarium.org/medlit/gawain.htm Информация о поэме на сайте Luminarium]  (англ.)


Отрывок, характеризующий Сэр Гавейн и Зелёный Рыцарь

Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.
– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.

Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»
– Ну, – отвечал старик.
– Тит, ступай молотить, – говорил шутник.
– Тьфу, ну те к чорту, – раздавался голос, покрываемый хохотом денщиков и слуг.
«И все таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу этой таинственной силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом тумане!»


Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза.
«Где я? Да, в цепи: лозунг и пароль – дышло, Ольмюц. Экая досада, что эскадрон наш завтра будет в резервах… – подумал он. – Попрошусь в дело. Это, может быть, единственный случай увидеть государя. Да, теперь недолго до смены. Объеду еще раз и, как вернусь, пойду к генералу и попрошу его». Он поправился на седле и тронул лошадь, чтобы еще раз объехать своих гусар. Ему показалось, что было светлей. В левой стороне виднелся пологий освещенный скат и противоположный, черный бугор, казавшийся крутым, как стена. На бугре этом было белое пятно, которого никак не мог понять Ростов: поляна ли это в лесу, освещенная месяцем, или оставшийся снег, или белые дома? Ему показалось даже, что по этому белому пятну зашевелилось что то. «Должно быть, снег – это пятно; пятно – une tache», думал Ростов. «Вот тебе и не таш…»
«Наташа, сестра, черные глаза. На… ташка (Вот удивится, когда я ей скажу, как я увидал государя!) Наташку… ташку возьми…» – «Поправей то, ваше благородие, а то тут кусты», сказал голос гусара, мимо которого, засыпая, проезжал Ростов. Ростов поднял голову, которая опустилась уже до гривы лошади, и остановился подле гусара. Молодой детский сон непреодолимо клонил его. «Да, бишь, что я думал? – не забыть. Как с государем говорить буду? Нет, не то – это завтра. Да, да! На ташку, наступить… тупить нас – кого? Гусаров. А гусары в усы… По Тверской ехал этот гусар с усами, еще я подумал о нем, против самого Гурьева дома… Старик Гурьев… Эх, славный малый Денисов! Да, всё это пустяки. Главное теперь – государь тут. Как он на меня смотрел, и хотелось ему что то сказать, да он не смел… Нет, это я не смел. Да это пустяки, а главное – не забывать, что я нужное то думал, да. На – ташку, нас – тупить, да, да, да. Это хорошо». – И он опять упал головой на шею лошади. Вдруг ему показалось, что в него стреляют. «Что? Что? Что!… Руби! Что?…» заговорил, очнувшись, Ростов. В то мгновение, как он открыл глаза, Ростов услыхал перед собою там, где был неприятель, протяжные крики тысячи голосов. Лошади его и гусара, стоявшего подле него, насторожили уши на эти крики. На том месте, с которого слышались крики, зажегся и потух один огонек, потом другой, и по всей линии французских войск на горе зажглись огни, и крики всё более и более усиливались. Ростов слышал звуки французских слов, но не мог их разобрать. Слишком много гудело голосов. Только слышно было: аааа! и рррр!
– Что это? Ты как думаешь? – обратился Ростов к гусару, стоявшему подле него. – Ведь это у неприятеля?
Гусар ничего не ответил.
– Что ж, ты разве не слышишь? – довольно долго подождав ответа, опять спросил Ростов.
– А кто ё знает, ваше благородие, – неохотно отвечал гусар.
– По месту должно быть неприятель? – опять повторил Ростов.
– Може он, а може, и так, – проговорил гусар, – дело ночное. Ну! шали! – крикнул он на свою лошадь, шевелившуюся под ним.
Лошадь Ростова тоже торопилась, била ногой по мерзлой земле, прислушиваясь к звукам и приглядываясь к огням. Крики голосов всё усиливались и усиливались и слились в общий гул, который могла произвести только несколько тысячная армия. Огни больше и больше распространялись, вероятно, по линии французского лагеря. Ростову уже не хотелось спать. Веселые, торжествующие крики в неприятельской армии возбудительно действовали на него: Vive l'empereur, l'empereur! [Да здравствует император, император!] уже ясно слышалось теперь Ростову.
– А недалеко, – должно быть, за ручьем? – сказал он стоявшему подле него гусару.
Гусар только вздохнул, ничего не отвечая, и прокашлялся сердито. По линии гусар послышался топот ехавшего рысью конного, и из ночного тумана вдруг выросла, представляясь громадным слоном, фигура гусарского унтер офицера.
– Ваше благородие, генералы! – сказал унтер офицер, подъезжая к Ростову.
Ростов, продолжая оглядываться на огни и крики, поехал с унтер офицером навстречу нескольким верховым, ехавшим по линии. Один был на белой лошади. Князь Багратион с князем Долгоруковым и адъютантами выехали посмотреть на странное явление огней и криков в неприятельской армии. Ростов, подъехав к Багратиону, рапортовал ему и присоединился к адъютантам, прислушиваясь к тому, что говорили генералы.
– Поверьте, – говорил князь Долгоруков, обращаясь к Багратиону, – что это больше ничего как хитрость: он отступил и в арьергарде велел зажечь огни и шуметь, чтобы обмануть нас.
– Едва ли, – сказал Багратион, – с вечера я их видел на том бугре; коли ушли, так и оттуда снялись. Г. офицер, – обратился князь Багратион к Ростову, – стоят там еще его фланкёры?
– С вечера стояли, а теперь не могу знать, ваше сиятельство. Прикажите, я съезжу с гусарами, – сказал Ростов.
Багратион остановился и, не отвечая, в тумане старался разглядеть лицо Ростова.
– А что ж, посмотрите, – сказал он, помолчав немного.
– Слушаю с.
Ростов дал шпоры лошади, окликнул унтер офицера Федченку и еще двух гусар, приказал им ехать за собою и рысью поехал под гору по направлению к продолжавшимся крикам. Ростову и жутко и весело было ехать одному с тремя гусарами туда, в эту таинственную и опасную туманную даль, где никто не был прежде его. Багратион закричал ему с горы, чтобы он не ездил дальше ручья, но Ростов сделал вид, как будто не слыхал его слов, и, не останавливаясь, ехал дальше и дальше, беспрестанно обманываясь, принимая кусты за деревья и рытвины за людей и беспрестанно объясняя свои обманы. Спустившись рысью под гору, он уже не видал ни наших, ни неприятельских огней, но громче, яснее слышал крики французов. В лощине он увидал перед собой что то вроде реки, но когда он доехал до нее, он узнал проезженную дорогу. Выехав на дорогу, он придержал лошадь в нерешительности: ехать по ней, или пересечь ее и ехать по черному полю в гору. Ехать по светлевшей в тумане дороге было безопаснее, потому что скорее можно было рассмотреть людей. «Пошел за мной», проговорил он, пересек дорогу и стал подниматься галопом на гору, к тому месту, где с вечера стоял французский пикет.
– Ваше благородие, вот он! – проговорил сзади один из гусар.
И не успел еще Ростов разглядеть что то, вдруг зачерневшееся в тумане, как блеснул огонек, щелкнул выстрел, и пуля, как будто жалуясь на что то, зажужжала высоко в тумане и вылетела из слуха. Другое ружье не выстрелило, но блеснул огонек на полке. Ростов повернул лошадь и галопом поехал назад. Еще раздались в разных промежутках четыре выстрела, и на разные тоны запели пули где то в тумане. Ростов придержал лошадь, повеселевшую так же, как он, от выстрелов, и поехал шагом. «Ну ка еще, ну ка еще!» говорил в его душе какой то веселый голос. Но выстрелов больше не было.
Только подъезжая к Багратиону, Ростов опять пустил свою лошадь в галоп и, держа руку у козырька, подъехал к нему.
Долгоруков всё настаивал на своем мнении, что французы отступили и только для того, чтобы обмануть нас, разложили огни.
– Что же это доказывает? – говорил он в то время, как Ростов подъехал к ним. – Они могли отступить и оставить пикеты.
– Видно, еще не все ушли, князь, – сказал Багратион. – До завтрашнего утра, завтра всё узнаем.
– На горе пикет, ваше сиятельство, всё там же, где был с вечера, – доложил Ростов, нагибаясь вперед, держа руку у козырька и не в силах удержать улыбку веселья, вызванного в нем его поездкой и, главное, звуками пуль.
– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».


В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.


В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность.
Налево внизу, в тумане, слышалась перестрелка между невидными войсками. Там, казалось князю Андрею, сосредоточится сражение, там встретится препятствие, и «туда то я буду послан, – думал он, – с бригадой или дивизией, и там то с знаменем в руке я пойду вперед и сломлю всё, что будет предо мной».
Князь Андрей не мог равнодушно смотреть на знамена проходивших батальонов. Глядя на знамя, ему всё думалось: может быть, это то самое знамя, с которым мне придется итти впереди войск.
Ночной туман к утру оставил на высотах только иней, переходивший в росу, в лощинах же туман расстилался еще молочно белым морем. Ничего не было видно в той лощине налево, куда спустились наши войска и откуда долетали звуки стрельбы. Над высотами было темное, ясное небо, и направо огромный шар солнца. Впереди, далеко, на том берегу туманного моря, виднелись выступающие лесистые холмы, на которых должна была быть неприятельская армия, и виднелось что то. Вправо вступала в область тумана гвардия, звучавшая топотом и колесами и изредка блестевшая штыками; налево, за деревней, такие же массы кавалерии подходили и скрывались в море тумана. Спереди и сзади двигалась пехота. Главнокомандующий стоял на выезде деревни, пропуская мимо себя войска. Кутузов в это утро казался изнуренным и раздражительным. Шедшая мимо его пехота остановилась без приказания, очевидно, потому, что впереди что нибудь задержало ее.
– Да скажите же, наконец, чтобы строились в батальонные колонны и шли в обход деревни, – сердито сказал Кутузов подъехавшему генералу. – Как же вы не поймете, ваше превосходительство, милостивый государь, что растянуться по этому дефилею улицы деревни нельзя, когда мы идем против неприятеля.
– Я предполагал построиться за деревней, ваше высокопревосходительство, – отвечал генерал.
Кутузов желчно засмеялся.
– Хороши вы будете, развертывая фронт в виду неприятеля, очень хороши.
– Неприятель еще далеко, ваше высокопревосходительство. По диспозиции…
– Диспозиция! – желчно вскрикнул Кутузов, – а это вам кто сказал?… Извольте делать, что вам приказывают.
– Слушаю с.
– Mon cher, – сказал шопотом князю Андрею Несвицкий, – le vieux est d'une humeur de chien. [Мой милый, наш старик сильно не в духе.]
К Кутузову подскакал австрийский офицер с зеленым плюмажем на шляпе, в белом мундире, и спросил от имени императора: выступила ли в дело четвертая колонна?
Кутузов, не отвечая ему, отвернулся, и взгляд его нечаянно попал на князя Андрея, стоявшего подле него. Увидав Болконского, Кутузов смягчил злое и едкое выражение взгляда, как бы сознавая, что его адъютант не был виноват в том, что делалось. И, не отвечая австрийскому адъютанту, он обратился к Болконскому:
– Allez voir, mon cher, si la troisieme division a depasse le village. Dites lui de s'arreter et d'attendre mes ordres. [Ступайте, мой милый, посмотрите, прошла ли через деревню третья дивизия. Велите ей остановиться и ждать моего приказа.]
Только что князь Андрей отъехал, он остановил его.
– Et demandez lui, si les tirailleurs sont postes, – прибавил он. – Ce qu'ils font, ce qu'ils font! [И спросите, размещены ли стрелки. – Что они делают, что они делают!] – проговорил он про себя, все не отвечая австрийцу.
Князь Андрей поскакал исполнять поручение.
Обогнав всё шедшие впереди батальоны, он остановил 3 ю дивизию и убедился, что, действительно, впереди наших колонн не было стрелковой цепи. Полковой командир бывшего впереди полка был очень удивлен переданным ему от главнокомандующего приказанием рассыпать стрелков. Полковой командир стоял тут в полной уверенности, что впереди его есть еще войска, и что неприятель не может быть ближе 10 ти верст. Действительно, впереди ничего не было видно, кроме пустынной местности, склоняющейся вперед и застланной густым туманом. Приказав от имени главнокомандующего исполнить упущенное, князь Андрей поскакал назад. Кутузов стоял всё на том же месте и, старчески опустившись на седле своим тучным телом, тяжело зевал, закрывши глаза. Войска уже не двигались, а стояли ружья к ноге.
– Хорошо, хорошо, – сказал он князю Андрею и обратился к генералу, который с часами в руках говорил, что пора бы двигаться, так как все колонны с левого фланга уже спустились.
– Еще успеем, ваше превосходительство, – сквозь зевоту проговорил Кутузов. – Успеем! – повторил он.
В это время позади Кутузова послышались вдали звуки здоровающихся полков, и голоса эти стали быстро приближаться по всему протяжению растянувшейся линии наступавших русских колонн. Видно было, что тот, с кем здоровались, ехал скоро. Когда закричали солдаты того полка, перед которым стоял Кутузов, он отъехал несколько в сторону и сморщившись оглянулся. По дороге из Працена скакал как бы эскадрон разноцветных всадников. Два из них крупным галопом скакали рядом впереди остальных. Один был в черном мундире с белым султаном на рыжей энглизированной лошади, другой в белом мундире на вороной лошади. Это были два императора со свитой. Кутузов, с аффектацией служаки, находящегося во фронте, скомандовал «смирно» стоявшим войскам и, салютуя, подъехал к императору. Вся его фигура и манера вдруг изменились. Он принял вид подначальственного, нерассуждающего человека. Он с аффектацией почтительности, которая, очевидно, неприятно поразила императора Александра, подъехал и салютовал ему.
Неприятное впечатление, только как остатки тумана на ясном небе, пробежало по молодому и счастливому лицу императора и исчезло. Он был, после нездоровья, несколько худее в этот день, чем на ольмюцком поле, где его в первый раз за границей видел Болконский; но то же обворожительное соединение величавости и кротости было в его прекрасных, серых глазах, и на тонких губах та же возможность разнообразных выражений и преобладающее выражение благодушной, невинной молодости.
На ольмюцком смотру он был величавее, здесь он был веселее и энергичнее. Он несколько разрумянился, прогалопировав эти три версты, и, остановив лошадь, отдохновенно вздохнул и оглянулся на такие же молодые, такие же оживленные, как и его, лица своей свиты. Чарторижский и Новосильцев, и князь Болконский, и Строганов, и другие, все богато одетые, веселые, молодые люди, на прекрасных, выхоленных, свежих, только что слегка вспотевших лошадях, переговариваясь и улыбаясь, остановились позади государя. Император Франц, румяный длиннолицый молодой человек, чрезвычайно прямо сидел на красивом вороном жеребце и озабоченно и неторопливо оглядывался вокруг себя. Он подозвал одного из своих белых адъютантов и спросил что то. «Верно, в котором часу они выехали», подумал князь Андрей, наблюдая своего старого знакомого, с улыбкой, которую он не мог удержать, вспоминая свою аудиенцию. В свите императоров были отобранные молодцы ординарцы, русские и австрийские, гвардейских и армейских полков. Между ними велись берейторами в расшитых попонах красивые запасные царские лошади.
Как будто через растворенное окно вдруг пахнуло свежим полевым воздухом в душную комнату, так пахнуло на невеселый Кутузовский штаб молодостью, энергией и уверенностью в успехе от этой прискакавшей блестящей молодежи.
– Что ж вы не начинаете, Михаил Ларионович? – поспешно обратился император Александр к Кутузову, в то же время учтиво взглянув на императора Франца.
– Я поджидаю, ваше величество, – отвечал Кутузов, почтительно наклоняясь вперед.
Император пригнул ухо, слегка нахмурясь и показывая, что он не расслышал.
– Поджидаю, ваше величество, – повторил Кутузов (князь Андрей заметил, что у Кутузова неестественно дрогнула верхняя губа, в то время как он говорил это поджидаю ). – Не все колонны еще собрались, ваше величество.
Государь расслышал, но ответ этот, видимо, не понравился ему; он пожал сутуловатыми плечами, взглянул на Новосильцева, стоявшего подле, как будто взглядом этим жалуясь на Кутузова.
– Ведь мы не на Царицыном лугу, Михаил Ларионович, где не начинают парада, пока не придут все полки, – сказал государь, снова взглянув в глаза императору Францу, как бы приглашая его, если не принять участие, то прислушаться к тому, что он говорит; но император Франц, продолжая оглядываться, не слушал.
– Потому и не начинаю, государь, – сказал звучным голосом Кутузов, как бы предупреждая возможность не быть расслышанным, и в лице его еще раз что то дрогнуло. – Потому и не начинаю, государь, что мы не на параде и не на Царицыном лугу, – выговорил он ясно и отчетливо.
В свите государя на всех лицах, мгновенно переглянувшихся друг с другом, выразился ропот и упрек. «Как он ни стар, он не должен бы, никак не должен бы говорить этак», выразили эти лица.
Государь пристально и внимательно посмотрел в глаза Кутузову, ожидая, не скажет ли он еще чего. Но Кутузов, с своей стороны, почтительно нагнув голову, тоже, казалось, ожидал. Молчание продолжалось около минуты.
– Впрочем, если прикажете, ваше величество, – сказал Кутузов, поднимая голову и снова изменяя тон на прежний тон тупого, нерассуждающего, но повинующегося генерала.
Он тронул лошадь и, подозвав к себе начальника колонны Милорадовича, передал ему приказание к наступлению.
Войско опять зашевелилось, и два батальона Новгородского полка и батальон Апшеронского полка тронулись вперед мимо государя.
В то время как проходил этот Апшеронский батальон, румяный Милорадович, без шинели, в мундире и орденах и со шляпой с огромным султаном, надетой набекрень и с поля, марш марш выскакал вперед и, молодецки салютуя, осадил лошадь перед государем.
– С Богом, генерал, – сказал ему государь.
– Ma foi, sire, nous ferons ce que qui sera dans notre possibilite, sire, [Право, ваше величество, мы сделаем, что будет нам возможно сделать, ваше величество,] – отвечал он весело, тем не менее вызывая насмешливую улыбку у господ свиты государя своим дурным французским выговором.
Милорадович круто повернул свою лошадь и стал несколько позади государя. Апшеронцы, возбуждаемые присутствием государя, молодецким, бойким шагом отбивая ногу, проходили мимо императоров и их свиты.
– Ребята! – крикнул громким, самоуверенным и веселым голосом Милорадович, видимо, до такой степени возбужденный звуками стрельбы, ожиданием сражения и видом молодцов апшеронцев, еще своих суворовских товарищей, бойко проходивших мимо императоров, что забыл о присутствии государя. – Ребята, вам не первую деревню брать! – крикнул он.
– Рады стараться! – прокричали солдаты.
Лошадь государя шарахнулась от неожиданного крика. Лошадь эта, носившая государя еще на смотрах в России, здесь, на Аустерлицком поле, несла своего седока, выдерживая его рассеянные удары левой ногой, настораживала уши от звуков выстрелов, точно так же, как она делала это на Марсовом поле, не понимая значения ни этих слышавшихся выстрелов, ни соседства вороного жеребца императора Франца, ни всего того, что говорил, думал, чувствовал в этот день тот, кто ехал на ней.
Государь с улыбкой обратился к одному из своих приближенных, указывая на молодцов апшеронцев, и что то сказал ему.


Кутузов, сопутствуемый своими адъютантами, поехал шагом за карабинерами.
Проехав с полверсты в хвосте колонны, он остановился у одинокого заброшенного дома (вероятно, бывшего трактира) подле разветвления двух дорог. Обе дороги спускались под гору, и по обеим шли войска.
Туман начинал расходиться, и неопределенно, верстах в двух расстояния, виднелись уже неприятельские войска на противоположных возвышенностях. Налево внизу стрельба становилась слышнее. Кутузов остановился, разговаривая с австрийским генералом. Князь Андрей, стоя несколько позади, вглядывался в них и, желая попросить зрительную трубу у адъютанта, обратился к нему.
– Посмотрите, посмотрите, – говорил этот адъютант, глядя не на дальнее войско, а вниз по горе перед собой. – Это французы!
Два генерала и адъютанты стали хвататься за трубу, вырывая ее один у другого. Все лица вдруг изменились, и на всех выразился ужас. Французов предполагали за две версты от нас, а они явились вдруг, неожиданно перед нами.
– Это неприятель?… Нет!… Да, смотрите, он… наверное… Что ж это? – послышались голоса.
Князь Андрей простым глазом увидал внизу направо поднимавшуюся навстречу апшеронцам густую колонну французов, не дальше пятисот шагов от того места, где стоял Кутузов.
«Вот она, наступила решительная минута! Дошло до меня дело», подумал князь Андрей, и ударив лошадь, подъехал к Кутузову. «Надо остановить апшеронцев, – закричал он, – ваше высокопревосходительство!» Но в тот же миг всё застлалось дымом, раздалась близкая стрельба, и наивно испуганный голос в двух шагах от князя Андрея закричал: «ну, братцы, шабаш!» И как будто голос этот был команда. По этому голосу всё бросилось бежать.
Смешанные, всё увеличивающиеся толпы бежали назад к тому месту, где пять минут тому назад войска проходили мимо императоров. Не только трудно было остановить эту толпу, но невозможно было самим не податься назад вместе с толпой.
Болконский только старался не отставать от нее и оглядывался, недоумевая и не в силах понять того, что делалось перед ним. Несвицкий с озлобленным видом, красный и на себя не похожий, кричал Кутузову, что ежели он не уедет сейчас, он будет взят в плен наверное. Кутузов стоял на том же месте и, не отвечая, доставал платок. Из щеки его текла кровь. Князь Андрей протеснился до него.
– Вы ранены? – спросил он, едва удерживая дрожание нижней челюсти.
– Раны не здесь, а вот где! – сказал Кутузов, прижимая платок к раненой щеке и указывая на бегущих. – Остановите их! – крикнул он и в то же время, вероятно убедясь, что невозможно было их остановить, ударил лошадь и поехал вправо.
Вновь нахлынувшая толпа бегущих захватила его с собой и повлекла назад.
Войска бежали такой густой толпой, что, раз попавши в середину толпы, трудно было из нее выбраться. Кто кричал: «Пошел! что замешкался?» Кто тут же, оборачиваясь, стрелял в воздух; кто бил лошадь, на которой ехал сам Кутузов. С величайшим усилием выбравшись из потока толпы влево, Кутузов со свитой, уменьшенной более чем вдвое, поехал на звуки близких орудийных выстрелов. Выбравшись из толпы бегущих, князь Андрей, стараясь не отставать от Кутузова, увидал на спуске горы, в дыму, еще стрелявшую русскую батарею и подбегающих к ней французов. Повыше стояла русская пехота, не двигаясь ни вперед на помощь батарее, ни назад по одному направлению с бегущими. Генерал верхом отделился от этой пехоты и подъехал к Кутузову. Из свиты Кутузова осталось только четыре человека. Все были бледны и молча переглядывались.
– Остановите этих мерзавцев! – задыхаясь, проговорил Кутузов полковому командиру, указывая на бегущих; но в то же мгновение, как будто в наказание за эти слова, как рой птичек, со свистом пролетели пули по полку и свите Кутузова.
Французы атаковали батарею и, увидав Кутузова, выстрелили по нем. С этим залпом полковой командир схватился за ногу; упало несколько солдат, и подпрапорщик, стоявший с знаменем, выпустил его из рук; знамя зашаталось и упало, задержавшись на ружьях соседних солдат.
Солдаты без команды стали стрелять.
– Ооох! – с выражением отчаяния промычал Кутузов и оглянулся. – Болконский, – прошептал он дрожащим от сознания своего старческого бессилия голосом. – Болконский, – прошептал он, указывая на расстроенный батальон и на неприятеля, – что ж это?
Но прежде чем он договорил эти слова, князь Андрей, чувствуя слезы стыда и злобы, подступавшие ему к горлу, уже соскакивал с лошади и бежал к знамени.
– Ребята, вперед! – крикнул он детски пронзительно.
«Вот оно!» думал князь Андрей, схватив древко знамени и с наслаждением слыша свист пуль, очевидно, направленных именно против него. Несколько солдат упало.
– Ура! – закричал князь Андрей, едва удерживая в руках тяжелое знамя, и побежал вперед с несомненной уверенностью, что весь батальон побежит за ним.
Действительно, он пробежал один только несколько шагов. Тронулся один, другой солдат, и весь батальон с криком «ура!» побежал вперед и обогнал его. Унтер офицер батальона, подбежав, взял колебавшееся от тяжести в руках князя Андрея знамя, но тотчас же был убит. Князь Андрей опять схватил знамя и, волоча его за древко, бежал с батальоном. Впереди себя он видел наших артиллеристов, из которых одни дрались, другие бросали пушки и бежали к нему навстречу; он видел и французских пехотных солдат, которые хватали артиллерийских лошадей и поворачивали пушки. Князь Андрей с батальоном уже был в 20 ти шагах от орудий. Он слышал над собою неперестававший свист пуль, и беспрестанно справа и слева от него охали и падали солдаты. Но он не смотрел на них; он вглядывался только в то, что происходило впереди его – на батарее. Он ясно видел уже одну фигуру рыжего артиллериста с сбитым на бок кивером, тянущего с одной стороны банник, тогда как французский солдат тянул банник к себе за другую сторону. Князь Андрей видел уже ясно растерянное и вместе озлобленное выражение лиц этих двух людей, видимо, не понимавших того, что они делали.
«Что они делают? – думал князь Андрей, глядя на них: – зачем не бежит рыжий артиллерист, когда у него нет оружия? Зачем не колет его француз? Не успеет добежать, как француз вспомнит о ружье и заколет его».
Действительно, другой француз, с ружьем на перевес подбежал к борющимся, и участь рыжего артиллериста, всё еще не понимавшего того, что ожидает его, и с торжеством выдернувшего банник, должна была решиться. Но князь Андрей не видал, чем это кончилось. Как бы со всего размаха крепкой палкой кто то из ближайших солдат, как ему показалось, ударил его в голову. Немного это больно было, а главное, неприятно, потому что боль эта развлекала его и мешала ему видеть то, на что он смотрел.
«Что это? я падаю? у меня ноги подкашиваются», подумал он и упал на спину. Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба – высокого неба, не ясного, но всё таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, – подумал князь Андрей, – не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, – совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, я, что узнал его наконец. Да! всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!…»


На правом фланге у Багратиона в 9 ть часов дело еще не начиналось. Не желая согласиться на требование Долгорукова начинать дело и желая отклонить от себя ответственность, князь Багратион предложил Долгорукову послать спросить о том главнокомандующего. Багратион знал, что, по расстоянию почти 10 ти верст, отделявшему один фланг от другого, ежели не убьют того, кого пошлют (что было очень вероятно), и ежели он даже и найдет главнокомандующего, что было весьма трудно, посланный не успеет вернуться раньше вечера.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Сэр_Гавейн_и_Зелёный_Рыцарь&oldid=78772384»