Сюаньцзан

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сюаньцзан

Сюаньцзан (кит. упр. 玄奘, пиньинь: Xuánzàng, «Таинственный толстяк») (602664 — китайский буддийский монах, учёный, философ, путешественник и переводчик времён династии Тан.

Сюаньцзан родился в 602 как Чэнь И (陳褘) в семье учёных. Он известен своим семнадцатилетним путешествием в Индию, где он учился и общался со знаменитыми буддийскими мастерами, в частности в монастыре Наланда.

Сюаньцзан привёз из Индии 657 текстов на санскрите. Он получил поддержку императора, и организовал большую школу переводов в городе Чанъань, привлекая к работе многочисленных учеников по всей Восточной Азии. Он перевёл на китайский язык 1330 сочинений. Наибольший интерес для него представляла школа Йогачара (кит. 瑜伽行派) или Читтаматра («только сознания») (кит. 唯識).

В результате деятельности его школы переводов на Дальнем Востоке была основана буддийская школа Фасян-[цзун] (кит. 法相宗), которая распространилась в Японии под тем же названием (в японском произношении Хоссо-сю:). Хотя школа Фасян существовала недолго, её взгляды о сознании, ощущениях, карме, реинкарнации были потом переняты многими поздними школами. Первым патриархом школы Фасян стал наиболее выдающийся ученик Сюаньцзана Куйцзи (кит. 窺基).

Школа Фасян в дальнейшем подверглась уничтожающей критике другим учеником Сюаньцзана Фацзаном, кит. 法藏), который основал школу Хуаянь, основанную на иных принципах.





Ранние годы

В молодости Сюаньцзан приобрёл обширные познания в буддизме. Сюаньцзан переехал в Чанъань, где работал с известными учёными буддистами. Он пришёл к выводу, что большинство разногласий между существующими школами вызвано отсутствием хороших переводов канонических произведений. Особенно не хватало перевода «Йогачара-бхуми-шастры» — энциклопедического сочинения, в котором подробно излагался путь к достижению состояния Будды в соответствии с учением Йогачары. Он считал, что перевод этого сочинения Асанги способствовал бы устранению споров. В VI веке индийский учитель Парамартха уже перевёл часть этого трактата на китайский, но некоторых частей недоставало. Сюаньцзан решил достать в Индии полный оригинальный текст памятника и перевести его на китайский.

Паломничество в Индию

В 629 году Сюаньцзан увидел сон, который побудил его предпринять паломничество в Индию. В то время Китай вёл войну, и зарубежные поездки были запрещены, император не дал разрешения на поездку. Сюаньцзану удалось убедить стражников у заставы Юймэньгуань и покинуть империю через Лянчжоу (Ганьсу) и Цинхай. Он пересёк пустыню Гоби, через Кумул (Хами) попал на Тянь-Шань и в 630 г. прибыл в Турфан. Царь Турфана был буддистом, он снарядил его для дальнейшей поездки, дав рекомендательные письма.

Двигаясь дальше на запад, он смог спастись от грабителей, добрался до Яньци, потом направился в монастыри Сарвастивады в Куче. Потом он перешёл Аксу, повернул на северо-запад, перешёл Тянь-Шань через перевал Бедал, и оказался на территории нынешней Киргизии. Он обогнул озеро Иссык-Куль, попал в Суяб (в Чуйской долине близ современного Токмака), где встретил кагана западных тюрков, отношения которых с Китаем тогда были дружествены. Затем он направился на юго-запад к Чжэши 赭時 (ныне Ташкент), оттуда пересёк пустыню и попал в Самарканд, который находился под влиянием Персидской империи, там обнаружил покинутые буддийские храмы. Царь однако оказал ему поддержку. Двигаясь на юг, он направился на Памир, прошёл через перевал Железные Ворота. Далее он спустился к Амударье и вошёл в Термез, где он обнаружил большую общину из тысячи буддийских монахов.

Далее он перевалил через Кундуз, где он оказался свидетелем похорон принца Тарду, которого отравили. Там он познакомился с монахом Дхармасимхой, и по совету местного царя направился на запад в Балх (в современном Афганистане), где расположены буддийские памятники и святые места. Там он увидел монастыри, где находилось более 3 000 монахов Хинаяны, вместе с монахом Праджнякарой Сюаньцзан изучал хинаянские тексты. Праджнякара потом сопровождал Сюаньцзана далее в Бамиан, где он встретился с царём и увидел десяток хинаянских монастырей и двух великих Будд, выбитых в скале.

После этого он перевалил Шибар и попал в город Каписи (60 км к северу от современного Кабула), где находилось около сотни монастырей и 6 000 монахов, преимущественно Махаяны. Это уже была территория Гандхары. Здесь Сюаньцзан принимал участие в буддийских дебатах, и познакомился со многими буддийскими школами. Здесь же он встретил первых индуистов и джайнов. Далее он направился в афганский Джелалабад, который уже считался Индией. Он достиг Джелалабада в 630 г.

Индия

В Джелалабаде было много ступ и монастырей, но мало буддийских монахов. Он прошёл через Хунзу и Хайберский проход и попал в Пешавар, бывшую столицу Гандхары. Пешавар утратил своё былое могущество, Буддизм был в упадке. Сюаньцзан посетил вокруг святые места и ступы, в частности ступу Канишки. Эта ступа к юго-западу от Пешавара была обнаружена в 1908 Спунером, что помогло восстановить ход путешествия Сюаньцзана.

От Пешавара Сюаньцзан направился в долину Сват, где находится Уддияна, там он увидел 1,400 старых монастырей, в которых до этого было 18,000 монахов. Оставшиеся монахи принадлежали школе Махаяна. Далее он попал в долину Бунер, оттуда через Шабаз Гхарни направился к реке Инд в Хунд, пересёк реку и направился в государство Таксила, где господствовала махаяна, Таксила была вассальным царством Кашмира. Здесь он увидел сотню монастырей и более 5,000 монахов. Здесь он встретил одарённого махаянского монаха и провёл 2 года (631633), изучая Махаяну и другие буддийские школы. Сюаньцзан упоминает о Четвёртом Буддийском Соборе, который происходил в этой местности около 100 н. э. по инициативе кушанского царя Канишки.

В 633 Сюаньцзан покинул Кашмир и направился на юг к Чинабхукти (вероятно, современный Фирозпур), где учился около года с принцем-монахом Винитапрабхой.

В 634 он направился на восток в Дхалабхару в восточный Пенджаб, затем посетил преимущественно хинаянские монастыри в долине Кулу, повернулся на юг в Байрат, а затем в Матхуру на реке Ямуна. Хотя там преобладал индуизм, там было около 2000 монахов обоих буддийских направлений. Далее он поднялся по реке Сругна, в 635 прибыл в Матипуру, и пересёк Ганг.

Отсюда он направился на юг в Санкасья (Капитха), там где Будда спустился с небес, затем в столицу Каньякубджа (Канауджи) североиндийского царя Харши. Здесь в 636 находилось 100 монастырей и 10 тысяч монахов разных школ, царь при этом бережно опекал оба буддийских направления. Здесь Сюаньцзан изучал сочинения хинаяны, и потом направился к востоку в Айодхью (Сакета), родину школы Йогачара. Далее Сюаньцзан направился на юг в Каушамби (Косам), где находилась значимая статуя Будды.

Затем он вернулся на север в Шравасти, прошёл через тераи на юге современного Непала (где находились покинутые буддийские монастыри) и добрался до Капилавасту, последнюю остановку перед Лумбини, где родился Будда. Там он увидел колонну царя Ашоки и дерево, под которым родился Будда. Колонна была обнаружена Фурером в 1895, и её можно увидеть в Лумбини в настоящее время.

В 637 он направился из Лумбини в Кушинагар, место смерти Будды, потом — в олений парк в Сарнатхе, где Будда давал первые наставления и где Сюаньцзан обнаружил 1500 постоянно живущих монахов. Далее он направился на восток в Варанаси, через Вайшали, Паталипутру (сейчас Патна) и Бодхгая. Потом он в сопровождении местных монахов прибыл в университет Наланду, где провёл следующих 2 года. Там он обучался в окружении нескольких тысяч учёных монахов. Сюаньцзан изучал логику, грамматику, санскрит и учение Йогачары.

Сюаньцзан провел много[сколько?] лет, обучаясь у виднейших индийских буддистов, посещая святые места, участвуя в диспутах между буддистами и представителями других учений. После одной из таких дискуссий с 2 сторонниками Мадхъямаки (последователями Нагарджуны) он написал на санскрите поэму в 3000 строф под заглавием «Об отсутствии различий между Мадхьямакой и Йогачарой» (не сохранилась). Дав обещание своему учителю Шилабхадре пропагандировать логику Дигнаги, он возвратился в 645 в Китай.

По возвращении в Китай

В Индии Сюаньцзан понял, что различия между китайским и индийским буддизмом не ограничиваются отсутствием нескольких глав одного из трактатов. Сюаньцзан понимал, что интеллектуальная атмосфера, научный климат, в котором действовали индийские учёные, гораздо разнообразнее китайского. Буддистам приходилось отстаивать свои позиции в спорах с многочисленных противниками, в том числе и небуддистами. Большинство индийских философских школ было неизвестно в Китае, тогда как специфика споров и терминология во многом определялись как раз идеями этих школ.

Сюаньцзан пришёл к выводу, что санскритские термины нужно не переводить, а транслитерировать, таким образом, пополнив лексику китайского языка большим количеством неологизмов.

В Китае понятия Йогачара и Татхагата-гарбха были практически неразрывны, в Индии же ортодоксальные буддисты относились к понятию Татхагата-гарбхи подозрительно, почти отвергали её. Многие ключевые понятия китайского буддизма (например, концепция природы Будды) и соответствующие тексты (например, «Пробуждение веры в Махаяне») совершенно неизвестны в Индии.

Сюаньцзан собрал много ценнейших буддийских текстов, часть которых в подлинниках была утрачена и сохранилась только в китайских переводах. Кроме того Сюаньцзан оставил важные исторические свидетельства, помогающие восстановить историю Индии и буддизма.

В 646 году по заданию императора Сюаньцзан завершил свою книгу «Путешествие в Западный край [во времена] Великой Династии Тан» (大唐西域記), которая ныне переведена на многие языки, включая русский.

Рассказы Сюаньцзана привели к появлению многих легенд, и позднее во время династии Мин был написан знаменитый роман Путешествие на Запад, вошедший в число классических сочинений китайской литературы, который до сих пор популярен во всём мире.

Череп Сюаньцзана хранился как реликвия в Храме Великого Сострадания в Тяньцзине до 1956, после чего был доставлен в университет Наланда и передан Индии, сейчас он хранится в музее города Патна. В монастыре Вэньшу в Чэнду (провинция Сычуань) также хранится часть черепа Сюаньцзана.

См. также

Напишите отзыв о статье "Сюаньцзан"

Примечания

Литература

Тугушева Л. Ю. Уйгурская версия биографии Сюань-Цзана. — Москва: Наука, 1991. — 592 с. — ISBN 5-02-016780-0.

Китайские историко-литературные источники

  • Сюань-цзан. Записки о западных странах [эпохи] Великой Тан (Да Тан си юй цзи). М.: Восточная литература, 2012. 464 с. ISBN 978-5-02-036520-9 (Первый полный перевод на русский язык).
    • [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/China/VII/620-640/Sjuan_tsan/text1.htm Китайские сведения о Суябе] / пер. Ю. А. Зуева // Известия АН Казахской ССР. Серия истории, археологии и этнографии. № 3 (14). Алма-Ата, 1960. (Фрагмент с описанием маршрута Сюань-цзана от Аксу до Ташкента с включением записок о Суябе).
    • [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/China/VII/620-640/Sjuan_tsan/text2.htm Выдержки из описания Индии китайским путешественником Сюан Цзаном] / пер. А. М. Осипова // Хрестоматия по истории средних веков. Т. 1. М., 1961.
  • Шихуа о том, как Трипитака Великой Тан добыл священные книги / пер. с кит., иссл. и прим. Л. К. Павловской. М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1987. 143 с.
  • У Чэн-энь. Путешествие на Запад: в 4 т. / пер. А. Рогачева. М.: ГИХЛ, 1959. (2-е изд. Рига: Полярис, 1994; 3-е изд. М.: Эннеагон Пресс, 2008). [www.nhat-nam.ru/biblio/west1.html]
  • Зуев Ю. А. Китайские известия о Суябе // Известия АН КазССР. – Сер. ист., археол. и этногр. – 1960. – Вып. 3(14). – С. 87-96.

Западные исследования

  • Sally Hovey Wriggins. Xuan Zang: A Buddhist Pilgrim on the Silk Road. Westview Press, 1996. HC ISBN 0-8133-2801-2, PB ISBN 0-8133-3407-1
  • Thomas Watters. On Yuan Chwang’s Travels in India AD 629—645. New Delhi: Munshiram Manoharlal, 1996. (Reprint). ISBN 81-215-0336-1
  • Stanislas Julien. Memoires sur les contrées occidentales. Paris, 1857.

Отрывок, характеризующий Сюаньцзан

Ростов повернулся и хотел выйти, но человек в помочах остановил его.
– От кого? Вы кто?
– От майора Денисова, – отвечал Ростов.
– Вы кто? офицер?
– Поручик, граф Ростов.
– Какая смелость! По команде подайте. А сами идите, идите… – И он стал надевать подаваемый камердинером мундир.
Ростов вышел опять в сени и заметил, что на крыльце было уже много офицеров и генералов в полной парадной форме, мимо которых ему надо было пройти.
Проклиная свою смелость, замирая от мысли, что всякую минуту он может встретить государя и при нем быть осрамлен и выслан под арест, понимая вполне всю неприличность своего поступка и раскаиваясь в нем, Ростов, опустив глаза, пробирался вон из дома, окруженного толпой блестящей свиты, когда чей то знакомый голос окликнул его и чья то рука остановила его.
– Вы, батюшка, что тут делаете во фраке? – спросил его басистый голос.
Это был кавалерийский генерал, в эту кампанию заслуживший особенную милость государя, бывший начальник дивизии, в которой служил Ростов.
Ростов испуганно начал оправдываться, но увидав добродушно шутливое лицо генерала, отойдя к стороне, взволнованным голосом передал ему всё дело, прося заступиться за известного генералу Денисова. Генерал выслушав Ростова серьезно покачал головой.
– Жалко, жалко молодца; давай письмо.
Едва Ростов успел передать письмо и рассказать всё дело Денисова, как с лестницы застучали быстрые шаги со шпорами и генерал, отойдя от него, подвинулся к крыльцу. Господа свиты государя сбежали с лестницы и пошли к лошадям. Берейтор Эне, тот самый, который был в Аустерлице, подвел лошадь государя, и на лестнице послышался легкий скрип шагов, которые сейчас узнал Ростов. Забыв опасность быть узнанным, Ростов подвинулся с несколькими любопытными из жителей к самому крыльцу и опять, после двух лет, он увидал те же обожаемые им черты, то же лицо, тот же взгляд, ту же походку, то же соединение величия и кротости… И чувство восторга и любви к государю с прежнею силою воскресло в душе Ростова. Государь в Преображенском мундире, в белых лосинах и высоких ботфортах, с звездой, которую не знал Ростов (это была legion d'honneur) [звезда почетного легиона] вышел на крыльцо, держа шляпу под рукой и надевая перчатку. Он остановился, оглядываясь и всё освещая вокруг себя своим взглядом. Кое кому из генералов он сказал несколько слов. Он узнал тоже бывшего начальника дивизии Ростова, улыбнулся ему и подозвал его к себе.
Вся свита отступила, и Ростов видел, как генерал этот что то довольно долго говорил государю.
Государь сказал ему несколько слов и сделал шаг, чтобы подойти к лошади. Опять толпа свиты и толпа улицы, в которой был Ростов, придвинулись к государю. Остановившись у лошади и взявшись рукою за седло, государь обратился к кавалерийскому генералу и сказал громко, очевидно с желанием, чтобы все слышали его.
– Не могу, генерал, и потому не могу, что закон сильнее меня, – сказал государь и занес ногу в стремя. Генерал почтительно наклонил голову, государь сел и поехал галопом по улице. Ростов, не помня себя от восторга, с толпою побежал за ним.


На площади куда поехал государь, стояли лицом к лицу справа батальон преображенцев, слева батальон французской гвардии в медвежьих шапках.
В то время как государь подъезжал к одному флангу баталионов, сделавших на караул, к противоположному флангу подскакивала другая толпа всадников и впереди их Ростов узнал Наполеона. Это не мог быть никто другой. Он ехал галопом в маленькой шляпе, с Андреевской лентой через плечо, в раскрытом над белым камзолом синем мундире, на необыкновенно породистой арабской серой лошади, на малиновом, золотом шитом, чепраке. Подъехав к Александру, он приподнял шляпу и при этом движении кавалерийский глаз Ростова не мог не заметить, что Наполеон дурно и не твердо сидел на лошади. Батальоны закричали: Ура и Vive l'Empereur! [Да здравствует Император!] Наполеон что то сказал Александру. Оба императора слезли с лошадей и взяли друг друга за руки. На лице Наполеона была неприятно притворная улыбка. Александр с ласковым выражением что то говорил ему.
Ростов не спуская глаз, несмотря на топтание лошадьми французских жандармов, осаживавших толпу, следил за каждым движением императора Александра и Бонапарте. Его, как неожиданность, поразило то, что Александр держал себя как равный с Бонапарте, и что Бонапарте совершенно свободно, как будто эта близость с государем естественна и привычна ему, как равный, обращался с русским царем.
Александр и Наполеон с длинным хвостом свиты подошли к правому флангу Преображенского батальона, прямо на толпу, которая стояла тут. Толпа очутилась неожиданно так близко к императорам, что Ростову, стоявшему в передних рядах ее, стало страшно, как бы его не узнали.
– Sire, je vous demande la permission de donner la legion d'honneur au plus brave de vos soldats, [Государь, я прошу у вас позволенья дать орден Почетного легиона храбрейшему из ваших солдат,] – сказал резкий, точный голос, договаривающий каждую букву. Это говорил малый ростом Бонапарте, снизу прямо глядя в глаза Александру. Александр внимательно слушал то, что ему говорили, и наклонив голову, приятно улыбнулся.
– A celui qui s'est le plus vaillament conduit dans cette derieniere guerre, [Тому, кто храбрее всех показал себя во время войны,] – прибавил Наполеон, отчеканивая каждый слог, с возмутительным для Ростова спокойствием и уверенностью оглядывая ряды русских, вытянувшихся перед ним солдат, всё держащих на караул и неподвижно глядящих в лицо своего императора.
– Votre majeste me permettra t elle de demander l'avis du colonel? [Ваше Величество позволит ли мне спросить мнение полковника?] – сказал Александр и сделал несколько поспешных шагов к князю Козловскому, командиру батальона. Бонапарте стал между тем снимать перчатку с белой, маленькой руки и разорвав ее, бросил. Адъютант, сзади торопливо бросившись вперед, поднял ее.
– Кому дать? – не громко, по русски спросил император Александр у Козловского.
– Кому прикажете, ваше величество? – Государь недовольно поморщился и, оглянувшись, сказал:
– Да ведь надобно же отвечать ему.
Козловский с решительным видом оглянулся на ряды и в этом взгляде захватил и Ростова.
«Уж не меня ли?» подумал Ростов.
– Лазарев! – нахмурившись прокомандовал полковник; и первый по ранжиру солдат, Лазарев, бойко вышел вперед.
– Куда же ты? Тут стой! – зашептали голоса на Лазарева, не знавшего куда ему итти. Лазарев остановился, испуганно покосившись на полковника, и лицо его дрогнуло, как это бывает с солдатами, вызываемыми перед фронт.
Наполеон чуть поворотил голову назад и отвел назад свою маленькую пухлую ручку, как будто желая взять что то. Лица его свиты, догадавшись в ту же секунду в чем дело, засуетились, зашептались, передавая что то один другому, и паж, тот самый, которого вчера видел Ростов у Бориса, выбежал вперед и почтительно наклонившись над протянутой рукой и не заставив ее дожидаться ни одной секунды, вложил в нее орден на красной ленте. Наполеон, не глядя, сжал два пальца. Орден очутился между ними. Наполеон подошел к Лазареву, который, выкатывая глаза, упорно продолжал смотреть только на своего государя, и оглянулся на императора Александра, показывая этим, что то, что он делал теперь, он делал для своего союзника. Маленькая белая рука с орденом дотронулась до пуговицы солдата Лазарева. Как будто Наполеон знал, что для того, чтобы навсегда этот солдат был счастлив, награжден и отличен от всех в мире, нужно было только, чтобы его, Наполеонова рука, удостоила дотронуться до груди солдата. Наполеон только прило жил крест к груди Лазарева и, пустив руку, обратился к Александру, как будто он знал, что крест должен прилипнуть к груди Лазарева. Крест действительно прилип.
Русские и французские услужливые руки, мгновенно подхватив крест, прицепили его к мундиру. Лазарев мрачно взглянул на маленького человечка, с белыми руками, который что то сделал над ним, и продолжая неподвижно держать на караул, опять прямо стал глядеть в глаза Александру, как будто он спрашивал Александра: всё ли еще ему стоять, или не прикажут ли ему пройтись теперь, или может быть еще что нибудь сделать? Но ему ничего не приказывали, и он довольно долго оставался в этом неподвижном состоянии.
Государи сели верхами и уехали. Преображенцы, расстроивая ряды, перемешались с французскими гвардейцами и сели за столы, приготовленные для них.
Лазарев сидел на почетном месте; его обнимали, поздравляли и жали ему руки русские и французские офицеры. Толпы офицеров и народа подходили, чтобы только посмотреть на Лазарева. Гул говора русского французского и хохота стоял на площади вокруг столов. Два офицера с раскрасневшимися лицами, веселые и счастливые прошли мимо Ростова.
– Каково, брат, угощенье? Всё на серебре, – сказал один. – Лазарева видел?
– Видел.
– Завтра, говорят, преображенцы их угащивать будут.
– Нет, Лазареву то какое счастье! 10 франков пожизненного пенсиона.
– Вот так шапка, ребята! – кричал преображенец, надевая мохнатую шапку француза.
– Чудо как хорошо, прелесть!
– Ты слышал отзыв? – сказал гвардейский офицер другому. Третьего дня было Napoleon, France, bravoure; [Наполеон, Франция, храбрость;] вчера Alexandre, Russie, grandeur; [Александр, Россия, величие;] один день наш государь дает отзыв, а другой день Наполеон. Завтра государь пошлет Георгия самому храброму из французских гвардейцев. Нельзя же! Должен ответить тем же.
Борис с своим товарищем Жилинским тоже пришел посмотреть на банкет преображенцев. Возвращаясь назад, Борис заметил Ростова, который стоял у угла дома.
– Ростов! здравствуй; мы и не видались, – сказал он ему, и не мог удержаться, чтобы не спросить у него, что с ним сделалось: так странно мрачно и расстроено было лицо Ростова.
– Ничего, ничего, – отвечал Ростов.
– Ты зайдешь?
– Да, зайду.
Ростов долго стоял у угла, издалека глядя на пирующих. В уме его происходила мучительная работа, которую он никак не мог довести до конца. В душе поднимались страшные сомнения. То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своей покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями. Ему так живо казалось, что он теперь чувствует этот больничный запах мертвого тела, что он оглядывался, чтобы понять, откуда мог происходить этот запах. То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки, ноги, убитые люди? То вспоминался ему награжденный Лазарев и Денисов, наказанный и непрощенный. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их.
Запах еды преображенцев и голод вызвали его из этого состояния: надо было поесть что нибудь, прежде чем уехать. Он пошел к гостинице, которую видел утром. В гостинице он застал так много народу, офицеров, так же как и он приехавших в статских платьях, что он насилу добился обеда. Два офицера одной с ним дивизии присоединились к нему. Разговор естественно зашел о мире. Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть армии, были недовольны миром, заключенным после Фридланда. Говорили, что еще бы подержаться, Наполеон бы пропал, что у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не было. Николай молча ел и преимущественно пил. Он выпил один две бутылки вина. Внутренняя поднявшаяся в нем работа, не разрешаясь, всё также томила его. Он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них. Вдруг на слова одного из офицеров, что обидно смотреть на французов, Ростов начал кричать с горячностью, ничем не оправданною, и потому очень удивившею офицеров.
– И как вы можете судить, что было бы лучше! – закричал он с лицом, вдруг налившимся кровью. – Как вы можете судить о поступках государя, какое мы имеем право рассуждать?! Мы не можем понять ни цели, ни поступков государя!
– Да я ни слова не говорил о государе, – оправдывался офицер, не могший иначе как тем, что Ростов пьян, объяснить себе его вспыльчивости.
Но Ростов не слушал.
– Мы не чиновники дипломатические, а мы солдаты и больше ничего, – продолжал он. – Умирать велят нам – так умирать. А коли наказывают, так значит – виноват; не нам судить. Угодно государю императору признать Бонапарте императором и заключить с ним союз – значит так надо. А то, коли бы мы стали обо всем судить да рассуждать, так этак ничего святого не останется. Этак мы скажем, что ни Бога нет, ничего нет, – ударяя по столу кричал Николай, весьма некстати, по понятиям своих собеседников, но весьма последовательно по ходу своих мыслей.
– Наше дело исполнять свой долг, рубиться и не думать, вот и всё, – заключил он.
– И пить, – сказал один из офицеров, не желавший ссориться.
– Да, и пить, – подхватил Николай. – Эй ты! Еще бутылку! – крикнул он.



В 1808 году император Александр ездил в Эрфурт для нового свидания с императором Наполеоном, и в высшем Петербургском обществе много говорили о величии этого торжественного свидания.
В 1809 году близость двух властелинов мира, как называли Наполеона и Александра, дошла до того, что, когда Наполеон объявил в этом году войну Австрии, то русский корпус выступил за границу для содействия своему прежнему врагу Бонапарте против прежнего союзника, австрийского императора; до того, что в высшем свете говорили о возможности брака между Наполеоном и одной из сестер императора Александра. Но, кроме внешних политических соображений, в это время внимание русского общества с особенной живостью обращено было на внутренние преобразования, которые были производимы в это время во всех частях государственного управления.