Сюань-ди

Лю Бинъи, Лю Сюнь
10-й Император эпохи Хань
Дата рождения:	91 до н. э.(-091)
Дата смерти:	49 до н. э.(-049)
Время царствования:	74-49 гг. до н.э.
Предшественник:	Чанъи-ван
Преемник:	Сяоюань-ди
Варианты имени
Традиционное написание:	劉病已, 劉詢
Упрощённое написание:	刘病已, 刘询
Второе имя:	次卿
Посмертное имя:	Сяосюань-хуанди (孝宣皇帝)
Храмовое имя:	Чжун-цзун (中宗)
Семья
Отец:	Лю Цзинь

Сюань-ди (кит. упр. 孝宣帝, пиньинь: xiàoxuāndi, палл.: Сяосюань-ди, личное имя Лю Бинъи кит. упр. 劉病已, пиньинь: liúbìngyĭ, палл.: Лю Бинъи, 91 до н. э.—49 до н. э.) — десятый император династии Хань в Китае, правил с 74 до н. э. до 49 до н. э.. Историки высоко оценивают его правление, благосостояние страны значительно возросло, в стране поддерживалось конфуцианство.

Происхождение и ранние годы

Отцом Бинъи был Лю Цзинь — сын наследного принца Лю Цзюя (сына императора У-ди).

Глава тайной полиции Цзян Чун (江充) и главный евнух гарема Су Вэнь (蘇文) готовили компрометирующие материалы против принца Цзюя. Они подбросили кукол для колдовства и тексты с магическими надписями. В результате интриг удалось убедить императора, что принц Цзюй поднял мятеж. Премьер-министр Лю Цюймао (劉屈犛) получил приказ собрать войска и подавить бунт. После пяти дней уличных схваток принц Цзюй почувствовал поражение и отсутствие поддержки отца, и бежал. Его домашние кроме месячного Лю Бинъи были схвачены и убиты, императрица Вэй покончила с собой. Сам принц Цзюй вскоре также погиб.

Лю Бинъи содержался под стражей, о нём заботился охранник тюрьмы Бин, который дал ему двух кормилиц. Позже он жил как обычный подданный. По легендам, поднялись слухи, что в тюрьме стала заметна аура императора, и У-ди приказал казнить всех заключённых без разбора, но охранник Бин его спас. Первоначально за ребёнком ухаживал Бин и назначенные им кормилицы-няни, потом он разыскал уцелевших родственников его матери и передал им ребёнка.

Позднее император Чжао-ди, узнав о ребёнке, поручил его заботам евнуха Чжан Хэ (張賀), который занялся его воспитанием и образованием. Чжан хотел отдать Бинъи в жёны свою внучку, но после протеста своего брата, высшего чиновника, дал ему в жёны дочь своего подчинённого Сюй, которая родила ему сына, будущего императора Юань-ди.

Приход к власти

В 74 до н. э. скончался молодой император Чжао-ди, и регент Хо Гуан возвёл на престол Чанъи-вана, который стал себя вести недостойно императору. Через 27 дней правления Чанъи-ван был лишён престола, Хо Гуан не мог найти среди принцев достойного претендента на трон. Бин порекомендовал ему Бинъи, выбор поддержала вдовствующая императрица Шангуань. Чтобы простолюдин не попал на трон, императрица присвоила ему титул Янъу-хоу, и в тот же день ему была передана императорская печать и трон.

Ранние годы правления и семья Хо Гуана

Император высоко ценил таланты Хо Гуана и назначил его родственников и потомков на высокие должности, даровав титулы. Он взял себе в жёны дочь Хо Гуана, однако поначалу не сделал её императрицей, так как у него уже была жена — императрица Сюй — и ребёнок от неё, который позднее был назначен наследником престола. В результате интриг семьи Хо доктор отравил императрицу Сюй во время родов, и дочь Хо Гуана стала императрицей.

В 73 до н. э. Сюань-ди подготовил пять корпусов для атаки на Хунну. Хунну предпочли вывести войска из Чэши в Сиюе, который сразу же заняли китайцы. Хунну взяли в заложники Цзюньсу (軍宿)- сына чэшиского князя. Он смог бежать от хунну в Харашар к своему деду по матери. Чэшиский князь женил своего второго сына Угуя (烏貴) на хуннской принцессе и тот стал помогать хунну препятствовать созданию союза Хань-Усунь против хунну.

Хо Гуан умер в 68 до н. э.; император построил пирамиду на его могиле и внёс его в список самых высокочтимых сановников. Однако вдова Хо организовала заговор с целью убить наследника престола, а потом и самого императора. Заговор был раскрыт, и весь клан Хо был казнён, императрица Хо была отстранена, при этом император продолжал высоко чтить память самого Хо Гуана.

Война с сюнну

В 71 до н. э. произошло решающее сражение против сюнну. Сюнну были атакованы царством Усунь, царицей которого была ханьская принцесса Лю Цзею (劉解憂). Сюань-ди скоординировал действия и приказал пяти генералам напасть на сюнну в то же самое время. Хотя сюнну выдержали ханьскую атаку с востока, усуни одержали большую победу, вторгнувщись в западные земли сюнну. В дальнейшем сюнну сильно ослабли и держали постоянно оборону со всех сторон, перестав угрожать ханьским границам. Победа позволила укрепить ханьское военное присутствие в Сиюе, через военных чиновников.

В 68 до н. э. император отправил шилана Чжэн Цзи (鄭吉) и сяовэя Сыма Си (司馬喜) для учреждения военного поселения в Лоп-Нур с последующим походом на Чэши. Собрав осенью урожай, Чжэн и Сыма собрали 10 000 союзников из соседних княжеств и присоединив к ним 1 500 своих военных поселенцев пошли походом на Чэши. пройдя быстрым маршем, они взяли город Цзяохэ (ныне Турфан). Князь Чэши отправился в каменный замок на север для сбора войск, а китайцы вынуждены были отступить из-за нехватки припасов. Слудующей осенью китайцы направились уже к каменному замку князя, тот тщетно просил помощи у хунну. По совету старейшины Сую (蘇猶), он напал на союзное хуннам княжество Пулэй, ныне Баркёль-Казахский автономный уезд и взяв множество пленных, покорился Чжэну Цзи. Воспользовавшись вторжением, князь Цзиньфу (金附) попытался тоже напасть на Чэши, но чэшисцы разбили его. С севера подошли войска Хунну, но увидев готовность китайцев выступить им навстречу, они остановились. Цзи оставил 20 воинов для присмотра за движением хунну и возвратился в Юйли. Князь Чэши бежал с лёгкой конницей в Усунь, боясь мести хунну. Цзи перевёл в Юйли его жену и детей, где получил приказ императора: распахать поля, укрепиться в Анси, тревожить хунну. Семья чэшиского князя была отправлена в Чанъань, где они были награждены и жили при дворе императора. В Чэши учредили военное поселение из 300 воинов.

Вскоре хунну напали на Цзяохэ. Цзи подоспел с 1500 воинов, но хунну, имея перевес заперли его в городе. Хунну передали ему предостережение шаньюя относительно земеледелия в Чэши и простояв несколько дней удалились. Обсудив создавшиеся положения, вопреки мнению министров, император приказал Чанло-хоу (長羅侯, титул Чан Хуэя) с конницей из двух союзных княжеств идти на 1000 ли севернее Чэши и показать хунну силу. Хунну отступили и Цзи смог отступить в безопасности. В Чэши осталось три офицера.

Князя Чэши решено было оставить у Усуней, а на его место поставить старшего сына Цзюньсу, который укрывался в Харашире. Население Чэши перевели в Юйли, Цзюньсу поставили князем над военными поселянами, вскоре он неплохо сблизился с китайскими офицерами. Лишние чэшиские земли отдали хуннам. В 62 до н. э. Старого князя перевезли от усуней в Чанань, где поселили с женой и детьми в отдельном доме.

Средние годы правления

Дальнейшие годы правления позитивно оцениваются историками. Император продолжал назначать честных и талантливых чиновников.

В отношениях с племенами на границе империи император вёл себя дипломатично, генералы не стремились уничтожить враждующие племена, отчего соседние государства было легко покорить и привести в вассальную зависимость. Успешной оказалась гибкая политика генерала Чжао Чунго (趙充國) в 62 — 60 до н. э. по усмирению племени Цян.

На недолгий срок император увлёкся поисками бессмертия (61 до н. э.), но быстро разочаровался.

Поздние годы правления

Позднее император стал более ленивым и склонным к праздной жизни. Однако он стремился найти мирные решения.

В частности, он отказался предпринять решающий поход против сюнну во время внутренних неурядиц, рекомендованный генералами в 59 до н. э., и история подтвердила его правоту — государство сюнну распалось в 56 до н. э. на три царства, которые поддерживали с ханьской империей мирные отношения; за счёт этого можно было уменьшить армию на северной границе в пять раз и резко сократить налоги. Был назначен первый наместник Сиюя со ставкой в городе Улэй (烏壘, ныне округ Бугур).

Тем временем междоусобные войны среди сюнну продолжались. В 54 до н. э. Чанъи Жуньчжэнь проиграл битву против Чаньи Чжичжи и был убит; третий царь Чанъи Хуханье, опасаясь нападения, попросил защиты от ханьского трона, приняв вассальное подданство. Сюань-ди пышно принял Чанъи Хуханье и отрядил войска для защиты его границ; Чанъи Чжичжи не решился напасть и отступил.

В 51 до н. э. создал галерею славы 11 выдающимся чиновникам, среди которых были также Хо Гуан и вскормивший его тюремщик Бин.

В это время империя Хань достигла максимального размера и высшего расцвета, превзойдя империю времён У-ди.

Император умер в 49 до н. э.. Ему наследовал принц Ши, ставший императором Юань-ди. Незадолго до смерти он хотел назначить другого наследника, будучи недовольным принцем, но оставил его в память о любимой жене Сюй.

Эры правления

• Бэньши (кит. трад. 本始, пиньинь: bĕn shĭ) 73 до н. э.-70 до н. э.
• Дицзе (кит. трад. 地節, пиньинь: dì jié) 69 до н. э.-66 до н. э.
• Юанькан (кит. трад. 元康, пиньинь: yúan kāng) 65 до н. э.-61 до н. э.
• Шэньцзюэ (кит. трад. 神爵, пиньинь: shén jué) 61 до н. э.-58 до н. э.
• Уфэн (кит. трад. 五鳳, пиньинь: wŭ fèng) 57 до н. э.-54 до н. э.
• Ганьлу (кит. трад. 甘露, пиньинь: gān lù) 53 до н. э.-50 до н. э.
• Хуанлун (кит. трад. 黃龍, пиньинь: huáng lóng) 49 до н. э.

Отрывок, характеризующий Сюань-ди

– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.