Сано, Сюдзи
Поделись знанием:
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».
Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
(перенаправлено с «Сюдзи Сано»)
| Сюдзи Сано | |
| 佐野周二 | |
 | |
| Имя при рождении: |
Сёдзабуро Сэкигути |
|---|---|
| Профессия: | |
| Карьера: |
1936—1978 |
| IMDb: |
0762966 |
Сюдзи Сано (яп. 佐野周二 Сано Сюдзи?), настоящее имя — Сёдзабуро Сэкигути (яп. 関口 正三郎 Сэкигути Сёдзабуро?). Родился 20 октября 1912 года в Токио, Япония — умер 21 декабря 1978 года — японский актёр, популярный в 1930-х — 1950-х годах. Снимался в фильмах выдающихся режиссёров Ясудзиро Одзу, Ясудзиро Симадзу, Хэйноскэ Госё, Хироси Симидзу, Кэйсукэ Киносита, Микио Нарусэ, Тэйноскэ Кинугаса и других.
Содержание
Биография
С 1933 по 1935 годы учился на экономическом факультете токийского университета Риккё[ja].
В 1935 году оставил своё резюме при наборе актёров в кинокомпанию «Сётику». В 1936 году он трудоустраивается в студию «Офуна» компании «Сётику», где дебютирует в том же году довольно заметной ролью брата Кинъити в фильме режиссёра Ясуси Сасаки Ｚメン青春突撃隊 (Z men seishun totsugeki-tai). Вместе с пришедшим на год раньше в кинокомпанию однокурсником по университету Риккё, Кэном Уэхарой и ещё одним молодым актёром Сином Сабури, в 1937 году снялся в фильме «Тройная помолвка» режиссёра Ясудзиро Симадзу. После удачного проката этого фильма в Японии трое молодых актёров стали популярными звёздами японского кино конца 1930-х. Воспользовавшись успехом молодых актеров, студия незамедлительно начала рекламную кампанию в прессе, представляя их как «трио Сётику», звёзд нового поколения. С того же 1937-го года начинается сотрудничество молодого актёра с мэтром японской кинорежиссуры Ясудзиро Одзу, у которого он снимется в четырёх фильмах: «Что забыла дама?» (1937), «Был отец» (1942), «Курица на ветру» (1948) и «Раннее лето» (1951).
С 1941 года и до конца войны был период пика наибольшей популярности актёра, но в эти же годы он потерял жену и дочь. Старший сын Сюдзи Сано, — Хироси Сэкигути[1][2] пошёл по стопам отца, став актёром. Снимается в кино и внук Томохиро Сэкигути[3][4].
Актёр с переменным успехом снимался до самой свой кончины в 1978 году. По данным японской базы данных по кино (Japanese Movie Database) на счету Сюдзи Сано роли в 147 фильмах[5]. Умер актёр в шестьдесят шесть лет от сердечной недостаточности[6].
Избранная фильмография
| Актёрские работы | |||||
|---|---|---|---|---|---|
| Год | Русское название | Оригинальное название | Название на ромадзи | Режиссёр | Роль |
| 1930-е годы | |||||
| 1936 | «---» | Ｚメン青春突撃隊 | Z men seishun totsugeki-tai | Ясуси Сасаки | брат Кинити |
| «Новый путь» | 新道 | Shindo | Хэйноскэ Госё | Иппэи Кудо | |
| 1937 | «Золотой демон» | 金色夜叉 | Konjiki yasha | Хироси Симидзу | Наомити |
| «Звезда спорта» | 花形選手 | Hanagata senshu | Хироси Симидзу | Сэки | |
| «Песня цветочной корзины» | 花籠の歌 | Hana-kago no uta | Хэйноскэ Госё | Сусуму Оно | |
| «Луна в руинах» | 荒城の月 | Kôjô no tsuki | Кэйсукэ Сасаки | эпизод | |
| «Что забыла дама?» | 淑女は何を忘れたか | Shukujo wa nani o wasureta ka | Ясудзиро Одзу | Окада | |
| «Забудь и про любовь» | 恋も忘れて | Koi mo wasurete | Хироси Симидзу | Киёсукэ | |
| «Тройная помолвка» | 婚約三羽烏 | Konyaku sanbagarasu | Ясудзиро Симадзу | Сюдзи Камура | |
| 1938 | «Королева ветра» | 風の女王 | Kaze no joô | Ясуси Сасаки | Горё Фукуи |
| «От любви к любви» | 愛より愛へ | Ai yori ai e | Ясудзиро Симадзу | Сигэо Таникава | |
| 1940-е годы | |||||
| 1941 | «Я пойду в хорошем настроении» | 元気で行かうよ | Genkide yukôyo | Хиромаса Номура | |
| 1942 | «Был отец» | 父ありき | Chichi ariki | Ясудзиро Одзу | Рёхэй Хорикава, сын |
| «Жила одна женщина» | 或る女 | Aru onna | Минору Сибуя | Исаму | |
| 1944 | «Человек, пришедший навсегда» | 還って来た男 | Kaette kita otoko | Юдзо Кавасима | Сёхэй Накасэко |
| «Военный оркестр» | 野戦軍楽隊 | Yasen gungakutai | Масахиро Макино | ефрейтор Сакума | |
| «Армия» | 陸軍 | Rikugun | Кэйсукэ Киносита | Канэко | |
| 1945 | «Песнь победы» (фильм из 4-х новелл) | 必勝歌 | Hisshōka | М. Макино, К. Мидзогути, Х. Симидзу, Т. Тасака | капитан |
| «Ветер» | そよかぜ | Soyokaze | Ясуси Сасаки | Ёкояма | |
| 1946 | «Стильный бродяга» | 粋な風来坊 | Ikina fūraibō | Масахиро Макино | Куминосину Коикэ |
| «Смешная неделя» (к/м) | お笑い週間 | Owarai shukan | Юдзо Кавасима | ||
| «Заждавшаяся женщина» | 待ちぼうけの女 | Machibôke no onna | Масахиро Макино | Фудзикава | |
| 1948 | «Последователь» | 追跡者 | Tsuisekisha | Юдзо Кавасима | Сэйдзи |
| «Курица на ветру» | 風の中の牝鶏 | Kaze no naka no mendori | Ясудзиро Одзу | Сюити Амамия | |
| 1949 | «---» | お嬢さん乾杯 | Ojôsan kanpai | Кэйсукэ Киносита | Кэйдзо Исидзу |
| 1950-е годы | |||||
| 1951 | «Женщины из Мидзукагами» | 女の水鏡 | Onna no mizu-kagami | Кэнкити Хара | Кинья Итимори |
| «Кармен возвращается домой» | カルメン故郷に帰る | Karumen kokyo ni kaeru | Кэйсукэ Киносита | Харуо Тагути, слепой композитор | |
| «Раннее лето» | 麦秋 | Bakushū | Ясудзиро Одзу | Сотаро Сатакэ | |
| 1952 | «Бытовая жареная свинина» | とんかつ大将 | Tonkatsu taisho | Юдзо Кавасима | Юсаку Араки |
| «Желание матери» | 母の願い | Haha no negai | Кэйсукэ Сасаки | Хаясака | |
| 1953 | «---» | もぐら横丁 | Mogura yokochō | Хироси Симидзу | Кадзуо Огата |
| «Университет Васэда» | 早稲田大学 | Waseda daigaku | Киёси Саэки | Гэнъити Намэсима | |
| «Любовное письмо» | 恋文 | Koibumi | Кинуё Танака | ||
| 1954 | «Дневник мамы» | ママの日記 | Mama no nikki | Цутому Китамура, Сусуму Садзи | |
| «Петух прокричал ещё раз» | 鶏はふたゝび鳴く | Niwatori wa futatabi naku | Хэйноскэ Госё | ||
| «Гостиница в Осака» | 大阪の宿 | Ôsaka no yado | Хэйноскэ Госё | Мито | |
| 1955 | «Пока не взошла Луна» | 月は上りぬ | Tsuki wa noborinu | Кинуё Танака | |
| «Мирная жизнь» | 天下泰平 | Tenka taihei | Тосио Сугиэ | Йоко Сугимура | |
| «Мирная жизнь. Часть II» | 続天下泰平 | Zoku tenka taihei | Тосио Сугиэ | Йоко Сугимура | |
| 1956 | «Внезапный дождь» | 驟雨 | Shûu | Микио Нарусэ | Риётаро |
| «Молодое дерево» | 若い樹 | Wakai ki | Исиро Хонда | господин Синохара | |
| «Тайфун» | 台風騒動記 | Taifû sôdôki | Сацуо Ямамото | ||
| «Вновь однажды ночью» | 或る夜ふたたび | Aru yo futatabi | Хэйноскэ Госё | ||
| 1957 | «История жизни Мэсиро Санпэи» | 目白三平物語 うちの女房 | Meshiro Sanpei monogatari | Хидэо Судзуки | Мэсиро Санпэи |
| «Ночная чайка» | 夜の鴎 | Yoru no kamome | Син Сабури | ||
| 1958 | «Прийди и возьми это» | ぶっつけ本番 | Buttsuke homban | Кёдзо Саэки | Кобаяси |
| «Путешествие матери» | 母の旅路 | Haha no tabiji | Хироси Симидзу | Синго Сасаи | |
| «Белая цапля» | 白鷺 | Shirasagi | Тэйноскэ Кинугаса | Кумадзиро Госака | |
| «Мария из муравьиной деревни» | 蟻の街のマリア | Ari no machi no Maria | Хэйноскэ Госё | ||
| 1959 | «Ещё один день» | 今日もまたかくてありなん | Kyô mo mata kakute ari nan | Кэйсукэ Киносита | генеральный директор |
| 1960-е годы | |||||
| 1961 | «---» | 恋の画集 | Koi no gashû | Ёситаро Номура | Усаку Айдзава |
| «Потомок бунтовщика» | 反逆児 | Hangyakuji | Дайскэ Ито | ||
| «Тень цветка» | 花影 | Kaei | Юдзо Кавасима | Кэндзо Такасима | |
| 1962 | «Пока существует завтра» | 明日ある限り | Ashita aru kagiri | Сиро Тоёда | |
| «Гора Хаконэ» | 箱根山 | Hakone Mountain | Юдзо Кавасима | ||
| 1967 | «Пение для любви» | 愛は惜しみなく | Ai wa oshiminaku | Кэндзиро Моринага | Сёдзо Ямамото |
| 1968 | «Солнце над Куробэ» | 黒部の太陽 | Kurobe no taiyo | Кэй Кумаи | Хирата |
| «Круглый год» | 年ごろ | Toshigoro | Масанобу Дэмэ | Дайдзё Кобаяси | |
| 1970-е годы | |||||
| 1970 | «Женщина-босс» | 女組長 | Onna kumichô | Масахиро Макино | |
| 1974 | «Портрет в огне» | 炎の肖像 | Honô no shôzô | Тосия Фудзита, Акира Като | |
| 1977 | «История о грусти и печали» | 悲愁物語 | Hishu monogatari | Сэйдзюн Судзуки | |
Напишите отзыв о статье "Сано, Сюдзи"
Примечания
- ↑ [www.imdb.com/name/nm1186215/bio?ref_=nm_ov_bio_sm IMDb (англ.)]
- ↑ [mydramalist.info/person/7482/sekiguchi_hiroshi mydramalist.info (англ.)]
- ↑ [www.imdb.com/name/nm0782856/?ref_=fn_al_nm_1 IMDb (англ.)]
- ↑ [mydramalist.info/person/5113/sekiguchi_tomohiro mydramalist.info (англ.)]
- ↑ [www.jmdb.ne.jp/person/p0128960.htm Полная фильмография в японской базе по кино JMDb (яп.)]
- ↑ ja.wikipedia (яп.)
Ссылки
- Сюдзи Сано (англ.) на сайте Internet Movie Database
Отрывок, характеризующий Сано, Сюдзи
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».
Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
