Мане, Сюзанна

Сюзанна Мане

Мадам Мане за роялем, Эдуар Мане, 1867—1868, музей Орсе, Париж

Сюза́нна Мане́ (фр. Suzanne Manet), урождённая Леенхофф (30 октября 1829, Дельфт — 8 марта 1906, Париж) — пианистка, жена и модель художника Эдуара Мане.

Жизнеописание

Когда Сюзанна Леенхофф была ребёнком, её семья переехала в Цальтбоммель. Её отец служил музыкантом в церкви. Из записок А. ван Анроя следует, что летом 1845 года по дороге из Бонна в Лондон Ференц Лист зашёл в дом Леенхоффов, услышав игру отца Сюзанны на карильоне. При этом он был так восхищен игрой Сюзанны на фортепиано, что посоветовал ей продолжить музыкальное образование в Париже. По словам Анроя он рекомендовал ей преподавателя и нашёл учеников, чтобы Сюзанна могла зарабатывать себе на жизнь.

С 1849 года среди учеников Сюзанны были Эжен Мане (1833—1892) и Гюстав Мане (1835—1884) — младшие братья Эдуара Мане. 19 января 1852 года у Сюзанны родился сын Леон Леенхофф. Сюзанна записала отцом ребёнка некого Коэла, о котором более ничего не известно. Эдуар Мане являлся крёстным отцом мальчика. Многие авторы предполагали, что отцом ребёнка являлся на самом деле Эдуар Мане. Новые исследования указывают в качестве отца Огюста Мане, отца Эдуара Мане. Сюзанна и Леон жили под одной крышей с братьями Сюзанны — скульптором Фердинандом Леенхоффом и художником Рудольфом Леенхоффом — и бабушкой Сюзанны. Недалеко жила также её сестра Матильда, бывшая замужем за скульптором Жозе Меццара.

Когда началась связь между Эдуаром Мане и Сюзанной Леенхофф, которую Мане годами скрывал, осталось неизвестным. Он женился на Сюзанне 28 октября 1863 года, через год после смерти своего отца. Удивлённый Шарль Бодлер так писал в октябре 1863 года одному другу: «Мане только что поделился со мной удивительной новостью. Сегодня вечером он едет в Голландию, чтобы вернуться назад со своей женой. … она, по рассказам, красива, очень обходительна и прекрасная пианистка.»

Сюзанна Мане жила вместе с Эдуаром Мане, его матерью и сыном Леоном под одной крышей. Леон был однако представлен семье художника и парижскому обществу как младший брат Сюзанны. Она устраивала еженедельные салоны и была замечательной пианисткой. Её любимыми композиторами были Роберт Шуманн, Бетховен и Рихард Вагнер.

После смерти Эдуара Мане в 1883 году Сюзанна жила в доме двоюродного брата Жюля де Йоя в Женвилье, потом в Асниере и наконец со своим сыном на улице Сан-Доминик 94 в Париже. Из-за финансовых сложностей она была вынуждена постепенно продавать полотна своего мужа. Чтобы оставить хоть что-то на память, она заказывала копии некоторых полотен, которые после её смерти появились на рынке в качестве оригиналов.

Галерея

Сюзанна Мане изображена на многих полотнах своего мужа, в том числе на следующих шедеврах:

• Edouard Manet Die ueberraschte Nymphe.jpg

  Испуганная нимфа, 1859-1861, Национальный музей изящных искусств (Буэнос-Айрес)

• Edouard Manet 005.jpg

  Чтение, 1868, музей Орсе, Париж

• Edouard Manet 042.jpg

  Мадам Мане на синей софе, 1874, музей Орсе, Париж

• Manet - Mme Manet im Gewaechshaus.JPG

  Мадам Мане в оранжерее, 1879, Национальная галерея, Осло

Литература

• A. van Anrooy: Impromptu  (нем.) Zaltbommel 1982 ISBN 90-288-1620-8
• Otto Friedrich: Edouard Manet und das Paris seiner Zeit  (нем.) Kiepenheuer & Witsch 1994 ISBN 3-462-02366-7
• Nancy Locke: Manet and the Family Romance  (англ.) Princeton University Press 2001 ISBN 0-691-05060-0
• Gotthard Jedlicka: Manet Zürich 1941  (нем.)

Отрывок, характеризующий Мане, Сюзанна

Багратион оглянул свою свиту своими большими, ничего невыражающими, невыспавшимися глазами, и невольно замиравшее от волнения и надежды детское лицо Ростова первое бросилось ему в глаза. Он послал его.
– А ежели я встречу его величество прежде, чем главнокомандующего, ваше сиятельство? – сказал Ростов, держа руку у козырька.
– Можете передать его величеству, – поспешно перебивая Багратиона, сказал Долгоруков.
Сменившись из цепи, Ростов успел соснуть несколько часов перед утром и чувствовал себя веселым, смелым, решительным, с тою упругостью движений, уверенностью в свое счастие и в том расположении духа, в котором всё кажется легко, весело и возможно.
Все желания его исполнялись в это утро; давалось генеральное сражение, он участвовал в нем; мало того, он был ординарцем при храбрейшем генерале; мало того, он ехал с поручением к Кутузову, а может быть, и к самому государю. Утро было ясное, лошадь под ним была добрая. На душе его было радостно и счастливо. Получив приказание, он пустил лошадь и поскакал вдоль по линии. Сначала он ехал по линии Багратионовых войск, еще не вступавших в дело и стоявших неподвижно; потом он въехал в пространство, занимаемое кавалерией Уварова и здесь заметил уже передвижения и признаки приготовлений к делу; проехав кавалерию Уварова, он уже ясно услыхал звуки пушечной и орудийной стрельбы впереди себя. Стрельба всё усиливалась.
В свежем, утреннем воздухе раздавались уже, не как прежде в неравные промежутки, по два, по три выстрела и потом один или два орудийных выстрела, а по скатам гор, впереди Працена, слышались перекаты ружейной пальбы, перебиваемой такими частыми выстрелами из орудий, что иногда несколько пушечных выстрелов уже не отделялись друг от друга, а сливались в один общий гул.
Видно было, как по скатам дымки ружей как будто бегали, догоняя друг друга, и как дымы орудий клубились, расплывались и сливались одни с другими. Видны были, по блеску штыков между дымом, двигавшиеся массы пехоты и узкие полосы артиллерии с зелеными ящиками.
Ростов на пригорке остановил на минуту лошадь, чтобы рассмотреть то, что делалось; но как он ни напрягал внимание, он ничего не мог ни понять, ни разобрать из того, что делалось: двигались там в дыму какие то люди, двигались и спереди и сзади какие то холсты войск; но зачем? кто? куда? нельзя было понять. Вид этот и звуки эти не только не возбуждали в нем какого нибудь унылого или робкого чувства, но, напротив, придавали ему энергии и решительности.
«Ну, еще, еще наддай!» – обращался он мысленно к этим звукам и опять пускался скакать по линии, всё дальше и дальше проникая в область войск, уже вступивших в дело.
«Уж как это там будет, не знаю, а всё будет хорошо!» думал Ростов.
Проехав какие то австрийские войска, Ростов заметил, что следующая за тем часть линии (это была гвардия) уже вступила в дело.
«Тем лучше! посмотрю вблизи», подумал он.
Он поехал почти по передней линии. Несколько всадников скакали по направлению к нему. Это были наши лейб уланы, которые расстроенными рядами возвращались из атаки. Ростов миновал их, заметил невольно одного из них в крови и поскакал дальше.
«Мне до этого дела нет!» подумал он. Не успел он проехать нескольких сот шагов после этого, как влево от него, наперерез ему, показалась на всем протяжении поля огромная масса кавалеристов на вороных лошадях, в белых блестящих мундирах, которые рысью шли прямо на него. Ростов пустил лошадь во весь скок, для того чтоб уехать с дороги от этих кавалеристов, и он бы уехал от них, ежели бы они шли всё тем же аллюром, но они всё прибавляли хода, так что некоторые лошади уже скакали. Ростову всё слышнее и слышнее становился их топот и бряцание их оружия и виднее становились их лошади, фигуры и даже лица. Это были наши кавалергарды, шедшие в атаку на французскую кавалерию, подвигавшуюся им навстречу.