Харкер, Сюзанна

Сюзанна Харкер
Susannah Harker
Имя при рождении:	Сюзанна Оуэнс
Дата рождения:	26 апреля 1965(1965-04-26) (58 лет)
Место рождения:	Лондон, Англия, Великобритания
Профессия:	актриса
Карьера:	с 1985 до наст. вр.

Сюза́нна Ха́ркер (англ. Susannah Harker; родилась 26 апреля 1965, Лондон) — английская актриса театра, кино и телевидения.

Биография

Сюзанна Харкер родилась в семье актёров Полли Адамс и Ричарда Оуэнса (Richard Owens). Имеет младшую сестру — актрису Каролину Харкер.

Сюзанна принадлежит к актёрской династии. Актёром был её прапрапрадед — Уильям Пирпоинт Харкер (Pirpoint Harker). Его сын, Джозеф Харкер (1856—1927), был художником-оформителем в Лондонском театре. Он был другом писателя Брэма Стокера. При написании «Дракулы» Стокер дал фамилию друга главному герою — Джонатану Харкеру. Один из сыновей Джозефа, Гордон (1885—1967), также стал актёром.

Сюзанна Харкер получила образование в Центральной школе речи и драмы в Лондоне (Central School of Speech and Drama).

Свою первую роль она исполнила в 1985 году в фильме «Burke & Wills». Много работала в телевизионных сериалах на английском телевидении. К числу наиболее известных работ можно отнести съёмки в сериале «Гордость и предубеждение» по роману Джейн Остин, где она исполнила роль Джейн Беннетт. В настоящий момент Сюзанна Харкер уделяет бо́льшее внимание работе в театре.

Актриса участвует в общественной жизни страны. Например, она активно выступала против ввода английских войск в Ирак в 2002—2003 годах. Состоит в организации «Stop the War».

С 1993 до 2004 года Сюзанна Харкер была замужем за шотландским актёром Иеном Гленом. От брака имеет сына — Финли.

Творчество

Телевидение

• 1988 — Troubles — Анжела Спенсер
• 1988 — The Fear — Линда
• 1989 — Когда мы встретимся вновь / Till We Meet Again — Лаура де Лансель
• 1990—1991 — Законник / Chancer — Джоанна Франклин
• 1990 — House of Cards — Дина Моррис
• 1991 — Adam Bede
• 1994 — The Memoris of Sherlock Holmes — The Dying Detective — Аделаида Саваж
• 1994 — Fait — Холли Моретон
• 1995 — Гордость и предубеждение / Pride and Prejudice — Джейн Бенет
• 1998 — Ultraviolet — доктор Анжела (Энджи) Марч
• 1998 — Heat of the Sun — Эмма Фицджеральд
• 2001 — Murder in Mind — Барбара Дэвис
• 2002 — Waking the Dead — Клэр Делейни
• 2006 — Perfect Parents — Элисон
• 2009 — Midsummer Murders — Матильда Симмс

Кино

• 1985 — Burke & Wills — Бесси Виллс
• 1987 — The Lady’s Not for Burning — Эллисон Эллиот
• 1987 — White Mischief — молодая девушка
• 1989 — A Dry white Season — Сюзетт
• 1996 — Прожить жизнь с Пикассо — Мари-Тереза
• 2000 — Offending Angeles — Пэрис
• 2001 — Trance — Сара Лэмб
• 2001 — Интим/Intimacy — Сьюзан
• 2004 — The Hotel in Amsterdam — Маргарет
• 2007 — Always Crashing in the Same Car — Мэри Бут
• 2007 — My Mother — Дженет

Театр

• Три сестры /Three Sisters — Маша
• The Little Black Book — Сюзанна
• The Browning Version — Милли
• Дядя Ваня /Uncle Vanya
• Tartuffe
• The importance of Bling Ernest — Гвендолин
• She Stoops to Conquer — Кейт
• Coriolanus
• Racing Demon
• The Debutante Ball
• Look Back in Anger
• Winter in the Morning

Награды

В 1991 году номинировалась на премию BAFTA TV Award как лучшая актриса за роль в сериале «Карточный дом» (англ. House of Cards;1990).

Интересные факты

В телесериале «Гордость и предубеждение» (1995) Сюзанна Харкер исполнила роль Джейн Бенет. Эту же роль исполняла её мать, актриса Полли Адамс, в телесериале 1967 года.

Ссылки

• [www.filmreference.com/film/32/Susannah-Harker.html О Сюзанне Харкер]
• [www.stage-and-show.com/nj_susannah_harker.html О Сюзанне Харкер]
• [www.tv.com/susannah-harker/person/71506/biography.html Сюзанна Харкер на TV.com]

Отрывок, характеризующий Харкер, Сюзанна

При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.


Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.