Валадон, Сюзанна

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Сюзанн Валадон»)
Перейти к: навигация, поиск
Сюзанна Валадон

Сюзанна Валадон (фото)
Дата рождения:

23 сентября 1865(1865-09-23)

Место рождения:

Бессин-сюр-Гартамп

Дата смерти:

7 апреля 1938(1938-04-07) (72 года)

Место смерти:

Париж

Гражданство:

Франция Франция

Работы на Викискладе

Сюзанна Валадо́н или Сюза́н Валадо́н (фр. Suzanne Valadon, урождённая Мари́-Клементи́н Вала́д (Marie-Clémentine Valade); 23 сентября 1865, Бессин-сюр-Гартамп, департамент Верхняя Вьенна7 апреля 1938, Париж) — французская художница; первая женщина, принятая во французский союз художников (1894). Также известна как натурщица и мать художника Мориса Утрилло.





Биография

Дочь незамужней прачки. С детства хорошо рисовала. В возрасте пятнадцати лет стала цирковой акробаткой, но год спустя была вынуждена завершить цирковую карьеру из-за травмы. Затем работала натурщицей у многих известных художников: Пьера Пюви де Шаванна, затем Ренуара, Тулуз-Лотрека, Дега. Пережила романы с некоторыми из них; училась у них технике, но до некоторых пор никому не показывала свои рисунки. В декабре 1883 года родила сына Мориса, об отцовстве которого нет однозначного мнения (фамилию Утрилло мальчику дал через восемь лет усыновитель).

Рисунки Сюзанны первым из художников увидел Тулуз-Лотрек, а затем Дега, высоко оценивший чистоту линий и поощривший её к карьере художницы. В отличие от многих своих современников, Сюзанна Валадон сумела добиться признания и финансового успеха при жизни.

Писала натюрморты, цветы и пейзажи, замечательные силой композиции и энергичными цветами. Известна также изображениями обнаженной натуры. На первых выставках в начале 1890-х годов были представлены в основном портреты её кисти, в том числе портрет Эрика Сати, с которым у неё был в 1893 году роман (единственный в жизни Сати). В 1894 году Валадон становится первой женщиной, допущенной к членству в Национальном обществе изящных искусств.

Будучи перфекционисткой, Валадон работала над некоторыми своими картинами до тринадцати лет, прежде чем представить их публике. Также работала пастелью.

Надежной союзницей Валадон была Берта Вейль, галеристка, с 1913 по 1932 год включившая работы Сюзанны в 19 экспозиций, включая три персональные выставки.

Сюзанна Валадон была известна свободомыслием и даже эксцентричностью. Говорили, что она как-то появилась в обществе с букетиком морковки, держала в студии козу, ела свои неудачные картины и по пятницам, в честь постного дня, кормила своих кошек икрой.

Первый брак Сюзанны, заключенный в 1896 году, в 1909 году закончился разводом: Сюзанна, в тот момент сорокачетырехлетняя, ушла от мужа, биржевого маклера, к двадцатитрехлетнему художнику Андре Уттеру, и в 1914 году вышла за Уттера замуж. Их бурный роман продлился почти тридцать лет.

Сюзанна Валадон умерла 7 апреля 1938 года в окружении друзей-художников Андре Дерена, Пабло Пикассо и Жоржа Брака. Похоронена на парижском кладбище Сент-Уан.[1]

Галерея

Напишите отзыв о статье "Валадон, Сюзанна"

Примечания

  1. [www.findagrave.com/cgi-bin/fg.cgi?page=gr&GRid=9001153 Suzanne Valadon]  (англ.)

Ссылки

  • [www.xs4all.nl/~androom/index.htm?biography/p001790.htm Биография]  (англ.)
  • [www.artcyclopedia.com/artists/valadon_suzanne.html Suzanne Valadon]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Валадон, Сюзанна

– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.
Генерал, который вел депо, с красным испуганным лицом, погоняя свою худую лошадь, скакал за каретой. Несколько офицеров сошлось вместе, солдаты окружили их. У всех были взволнованно напряженные лица.
– Qu'est ce qu'il a dit? Qu'est ce qu'il a dit?.. [Что он сказал? Что? Что?..] – слышал Пьер.
Во время проезда маршала пленные сбились в кучу, и Пьер увидал Каратаева, которого он не видал еще в нынешнее утро. Каратаев в своей шинельке сидел, прислонившись к березе. В лице его, кроме выражения вчерашнего радостного умиления при рассказе о безвинном страдании купца, светилось еще выражение тихой торжественности.
Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер.
Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.


Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.