Сюй Бэйхун
| Сюй Бэйхун | |
 Xú Bēihóng | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: |
уезд Исин, провинция Цзянсу |
| Дата смерти: |
27 сентября 1953 (58 лет) |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Жанр: |
цветы-птицы, люди |
| Учёба: | |
 Работы на Викискладе | |
Сюй Бэйхун (кит. 徐悲鸿, пиньинь: Xú Bēihóng; 19 июля 1895 — 26 сентября 1953), китайский живописец и график, один из первых китайских художников XX века, который объединил национальные художественные традиции с достижениями европейской живописи.
Биография
Родился в уезде Исин провинции Цзянсу (Восточный Китай) в семье художника и поэта Сюй Дачжана. В детстве Сюй Бэйхун любил срисовывать иллюстрации к книге «Слово о живописи из сада с горчичное зерно», всякий раз поражаясь мастерству автора, художника Жэнь И. Учился у своего отца Сюй Дачжана в Шанхае и в Париже (с 1919) у Паскаля Адольфа Жана Даньян-Бувре. В 1919 году он выдержал экзамен, дававший право поехать за казенный счет учиться в Париж, в Национальную Высшую Художественную школу. За годы учёбы он овладел техникой рисования с натуры, потом он совершил поездки в Германию, Бельгию, Швейцарию и Италию, где знакомился с полотнами великих западных мастеров.
В 1928 году Сюй Бэйхун вернулся в Китай, где по приглашению занял должность профессора кафедры живописи в Центральном университете в Нанкине. Позднее занял пост декана Художественного факультета Пекинского университета. Он выступал за реформу художественного преподавания, за введение в учебный курс западно-европейской техники живописи. По его приглашению профессором Нанкинского университета был назначен также Ци Байши. На 30-е годы приходится первый кульминационный период в творчестве Сюй Бэйхуна. В 1934 посетил СССР. В годы Китайской Народной Республики Сюй Бэйхун занимал пост ректора Центральной академии художеств в Пекине (1949—53) и председатель Всекитайской ассоциации деятелей литературы и искусства, воспитал плеяду художников нового Китая.
Скончался от инсульта в 1953 году. После смерти в его доме в Пекине открыт музей.
Творчество
Сюй Бэйхун работал в жанрах «цветы-птицы», «люди» (оба — бумага, тушь, водяные краски), в технике акварели и писал маслом — одним из первых в Китае — такие шедевры, как «Тянь Хэн и 500 разбойников», «Цзюфангао», «Весенний дождь на реке Лицзян». Каждая его картина становилась событием в среде любителей живописи. Он также ратовал за реформирование традиционной живописной техники на основе внедрения западно-европейских элементов. В произведениях Сюй Бэйхун мягкая лепка формы сочетается с силой и чёткостью линий. Один из его наиболее популярных шедевров, изображающий галопирующего коня, считается образцом сочетания приемов китайской и европейской манеры рисования.
Весной 2008 года его картина «Опусти свою плётку» (1939) была продана за 7 млн € и установила новый рекорд стоимости для китайской живописи.
Напишите отзыв о статье "Сюй Бэйхун"
Литература
- Ай Чжун-синь. Выдающийся китайский художник Сюй Бэй-хун.// Народный Китай. 1954.№ 3.
- Глухарева О. Сюй Бэй-хун.- [Альбом] Сюй Бэй-хун. М., 1957
- Левина Л. М., Сюй Бэй-хун, М., 1957
- Виноградова Н. Сюй Бэйхун. М., 1980.
- Ляо Цзинвэнь. Страницы жизни Сюй Бэйхуна.// Проблемы Дальнего Востока.1984, № 4 ; 1985, № 1.
- Пострелова Т. А. Творчество Сюй Бэйхуна и китайская художественная культура XX в. М., 1987.-264 с.
- Лозенски Д. Сюй Бэй-хун.1895-1953. София,1963 (на болг. яз.)
Отрывок, характеризующий Сюй Бэйхун
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
