Сюлли-Прюдом

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сюлли Прюдом
Sully Prudhomme

Сюлли Прюдом (1839—1907)
Имя при рождении:

Рене Франсуа Арман Прюдом

Дата рождения:

16 марта 1839(1839-03-16)

Место рождения:

Париж

Дата смерти:

7 сентября 1907(1907-09-07) (68 лет)

Место смерти:

Шатне-Малабри

Гражданство:

Франция Франция

Род деятельности:

поэт
эссеист

Премии:

Нобелевская премия по литературе (1901)

Сюлли Прюдом (фр. Sully Prudhomme; наст. имя Рене Франсуа Арман Прюдом, фр. René François Armand Prudhomme; 16 марта 1839, Париж — 7 сентября 1907, Шатне-Малабри) — французский поэт и эссеист, член группы «Парнас», в 1901 году стал первым лауреатом Нобелевской премии по литературе.





Биография

Сюлли Прюдом родился в Париже в 1839 году в семье Рене Армана Прюдома. Когда мальчику было два года, умер его отец, и семья оказалась в затруднительном финансовом положении. Обучался классическим языкам в лицее Бонапарта, а потом в политехнической школе и в 1856 году получил звание бакалавра наук. После этого поступил на службу на один из заводов Крезо, однако вскоре оставил это место и возвратился в Париж, где некоторое время изучал нотариальное право. Там же увлекся философией и поэзией.

В 1860 году получил должность клерка в одной из нотариальных контор Парижа и таким образом смог себя финансово обеспечить. В свободное от работы в конторе время пишет стихи и публикует их в сборнике «Парнас».

В 1870 году поэт переживает потерю своих самых близких людей, когда за короткий период времени умирает его мать, дядя и тетя. В этом же году начинается Франко-прусская война.

Прюдом был участником Франко-прусской войны и его здоровье сильно подорвалось во время войны. Он страдал приступами паралича.

В 1881 был избран членом Французской академии. В деле Дрейфуса был активным сторонником Дрейфуса.

Прюдом скоропостижно скончался 7 сентября 1907 года. Похоронен на кладбище Пер-Лашез в Париже. С течением времени интерес к его творчеству значительно уменьшился, но и поныне существует премия Сюлли Прюдома для молодых поэтов Франции.

Творчество

Издание первого сборника стихов «Стансы и стихотворения» («Stances et Poémes», 1865) было встречено всеобщим одобрением. Это дало ему возможность посвятить себя всецело литературной деятельности.

Выступая против романтической школы, он начал публиковать свои стихи в сборниках «Парнас» и «Современный Парнас».

В 1869 году выходит в его переводе и с его предисловием первая книга поэмы Лукреция «О природе вещей» и в том же году сборник «Одиночество» («Les Solitudes»).

Другие книги Сюлли Прюдома: «Испытания» («Les Épreuves», 1866), «Авгиевы конюшни» («Les Écuries d’Augias», 1866), «Итальянские зарисовки» («Croquis Italiens», 1868) сделали Прюдома одним из самых популярных поэтов Франции. За ними последовали «Военные впечатления» («Impressions de la guerre», 1870), вдохновленные его участием во франко-прусской войне, «Судьба» («Les Destins», 1872), «Бунт цветов» («La Révolte des fleurs», 1874), «Франция» («La France», 1874).

В сборнике «Напрасная нежность» («Les Vaines tendresses», 1875), поэмах «Справедливость» («La Justice», 1878), «Счастье» («Le Bonheur», 1888) поднимаются такие темы, как добро и зло, справедливость, любовь и гуманистические идеалы.

В сборниках «Призма» («Le Prisme», 1886) и «Одиночество» («Les Solitudes») (второе издание, 1894), поэт пишет о чувствах безответной любви.

Если первые его работы отличались лиризмом, то последующие работы тяготеют к философским сюжетам. Его философские эксперименты выразились в поэмах «Справедливость» («La Justice», 1878) и «Счастье» («Le Bonheur», 1888).

В философской лирике поэт затрагивает метафизику и этику, стараясь примирить разум и чувства, предпочитая при этом чувства. Он выступает за самоотверженную любовь, а его скептицизм в поэзии никогда не стает формой отчаяния.

Кроме художественных произведений Сюлли Прюдому принадлежат работы теоретического характера: «Выразительность в искусстве» («Réflexions sur l’art des vers», 1883), «Размышления об искусстве поэзии» («Réflexions sur l’art des vers», 1892) и «Поэтическое завещание» («Testament poétique», 1901), в которых он выступал против бездумного новаторства в поэзии.

В 1881 году был избран членом Французской академии, а в 1901 году ему была присуждена Нобелевская премия по литературе «в знак особого признания его поэтического творчества, которое свидетельствует о возвышенном идеализме, художественном совершенстве и редком сочетании душевных и интеллектуальных достоинств»[1]. Известие о том, что выбор Шведской академии пал на Сюлли, было воспринято в мире крайне неоднозначно. Многие считали, что первая премия достанется более крупному таланту, чаще всего называлось имя Льва Толстого. Группа шведских писателей (включая будущую нобелевскую лауреатку Сельму Лагерлёф) во главе с Августом Стриндбергом выступила с открытым письмом, протестующим против решения Академии и выступающим в поддержку Толстого.[2] Само собой разумеется, такое решение вызвало жёсткую критику и самого Сюлли Прюдома, которой он не заслуживал.

В 1890-е годы поэт был достаточно популярен в России. Самое знаменитое стихотворение Прюдома «Разбитая ваза» перевёл А. Н. Апухтин, переводил его стихи также И. Ф. Анненский.

В последние годы жизни, находясь под влиянием Блеза Паскаля, он полностью посвятил себя философии. Таким образом появился трактат «Истинная религия Паскаля» (1905) и другие философские работы, такие как «Проблема конечной цели» (1903) и «Психология свободного выбора» (1906).

Произведения

Поэзия

  • Стансы и стихотворения (Stances et poèmes, 1865)
  • Испытания (Les Épreuves, 1866)
  • Итальянские зарисовки (Croquis italiens, 1866-68)
  • Одиночество (Les Solitudes, 1869)
  • Военные впечатления (Impressions de la guerre, 1870)
  • Напрасная нежность (Les vaines tendresses, 1875)
  • Призма (Le Prisme, 1886)
  • Обломки (Les Épaves, 1908)

Поэмы

  • Авгиевы конюшни (Les Écuries d’Augias, 1866)
  • Судьба (Les Destins, 1872)
  • Бунт цветов (La Révolte des fleurs, 1874)
  • Франция (La France, 1874)
  • Зенит (Le Zénith, 1875)
  • Справедливость (La Justice, 1878)
  • Счастье (Le Bonheur, 1888)

Литературно-критические и философские работы

  • Выразительность в искусстве (L’expression dans les beaux-arts, 1883)
  • Размышления об искусстве поэзии (Réflexions sur l’art des vers, 1892)
  • Поэтическое завещание (Testament poétique, 1901)
  • Проблема целевых причин (совместно с Ш. Рише) (Le Probleme des causes finales, 1903)
  • Паскаль об истинной религии (La vraie religion selon Pascal, 1905)
  • Психология свободного выбора (Psychologie du libre arbitre, 1906)

Издания на русском языке

  • Сюлли-Прюдом в переводах Андреевского, Анненского, Апухтина и др. – СПб, 1911.
  • Избранные стихотворения / сост. П.Н. Петровский. – М., 1913.
  • Избранные стихотворения / сост. П.Н. Петровский. – М., 1924.
  • Стихотворения // Поэты – лауреаты Нобелевской премии. Антология. – М., 1997. (Библиотека «Лауреаты Нобелевской премии»).
  • Избранные стихотворения / сост. Н.Н. Митрофанов. – М., 2007.

Напишите отзыв о статье "Сюлли-Прюдом"

Примечания

  1. [www.nobelprize.org/nobel_prizes/literature/laureates/1901/ About the Nobel Prize in Literature 1901]. The Ofiicial Web Site of the Nobel Prize.
  2. [www.rg.ru/2005/04/29/sulman.html Страсти по Нобелю: "РГ" побывала в штаб-квартире Нобелевского фонда]. Российская Газета. Проверено 7 марта 2012.

Ссылки

Научные и академические посты
Предшественник:
Проспер Дювержье де Оранн
Кресло 24
Французская академия

18811907
Преемник:
Анри Пуанкаре

Отрывок, характеризующий Сюлли-Прюдом

– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке: