Улюпай

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Сяньфо»)
Перейти к: навигация, поиск
Даосизм
История
Люди
Школы
Храмы
Терминология
Тексты
Боги
Медицина
Астрология
Бессмертие
Фэншуй
Портал

Улюпай (кит. 伍柳派, пиньинь: Wŭliŭpài) — школа даосизма, основное внимание в которой уделяется практике внутренней алхимии (нэйдань). Название школы означает Школа У Чунсюя и Лю Хуаяна, образовано по фамилиям учителей. Другие названия: Улюфапай (кит. 伍柳法派, пиньинь: Wŭliŭfăpài), буквально — Школа Метода У Чунсюя и Лю Хуаяна; Улюсяньцзун (кит. 伍柳仙宗, пиньинь: Wŭliŭxiānzōng), буквально — Учение Бессмертных У Чунсюя и Лю Хуаяна; Сяньфо (кит. 仙佛, пиньинь: Xiānfó), буквально — [Школа] Бессмертных и Будд.





Фундаментальные принципы

Доктрина школы изложена в книгах её основателей: «Общее учение бессмертных и будд» и «Правильные принципы небесного бессмертия» У Чунсюя, а также «Трактат о познании судьбы» и «Удостоверяющее учение золотых бессмертных» Лю Хуаяна. Основной акцент в школе делается на практику внутренней алхимии, целью которой является обретение Дао и достижения состояния «бессмертного и будды» (сяньфо) путём объединения человеком его сердечной природы (син) и судьбы (мин). Характерной особенностью школы является постулирование единства принципов даосизма и раннего чань-буддизма. Так об этом в своих исследованиях пишет Е. А. Торчинов:

Со временем на бессмертных стали смотреть как на даосских аналогов Будд, что привело в 16-17 веках к созданию синкретических школ (с даосской доминантой) сянь-фо (бессмертных-будд), в которых положения буддийской доктрины воспринимались исключительно через призму даосской традиции»[2]
На рубеже XVI-XVII вв. во внутренней алхимии появилось новое направление, созданное даосом У Чунсюем и несколько реформированное в XVIII в. Лю Хуа-яном. Это направление получило название "школы бессмертных-будд" (сянь-фо пай), поскольку, оставаясь по сути своей вполне даосским, активно использовало буддийскую терминологию и ставило знак равенства между даосским бессмертием и состоянием Будды [Другое название этого направления (по фамилиям его создателей) — "школа У-Лю"].[3]

Переведенные трактаты

Единственным трактатом школы, переведённым и вышедшим в печать на ряде европейских языков, является «Трактат о познании судьбы» Лю Хуаяна. Впервые он был переведен на немецкий язык секретарем Китайского института во Франкфурте-на-Майне Ло Лянцзюем; перевод был выполнен по инициативе Рихарда Вильгельма и вышел в печать в 1926 году под его редакцией в периодическом издании «Chinesische Blätter für Wissenschaft und Kunst».[4]. Позднее с этого перевода французским исследователем даосизма Андре Прео был сделан франкоязычный перевод, изданный в 1934 году в возглавляемом на тот момент известным традиционалистом Рене Геноном журнале «Le Voile d’Isis».[5] В 1957 году германоязычный перевод переиздается в качестве дополнения к переводу Рихарда Вильгельма с комментариями Карла Густава Юнга трактата «Тайна золотого цветка» в составе пятого издания книги.[6] В 1969 году в рамках очередного переиздания «Тайны» на английском языке в переводе с немецкого Кэри Ф. Бэйнса печатается также англоязычный перевод «Трактата о познании судьбы»[7]. Существуют два русскоязычных перевода трактата: первый был выполнен В. В. Малявиным и под названием «Книга сознания и жизни» вошёл в состав книги «Восхождение к Дао: Сборник (Чэнь Кайго, Чжэнь Шуньчао)»[8]; второй принадлежит О. Г. Калистратову и существует на данный момент только в электронном варианте. Помимо этого, имеется более поздний самостоятельный, не опирающийся на текст Ло-Вильгельма, англоязычный перевод Евы Вонг, вышедший в печать под названием «Cultivating the Energy of Life».[9]

История

Школа Улюпай была основана на рубеже династий Мин и Цин, в XVI — XVII веках. Основателями школы считаются даос У Чунсюй (Шоуян), изначально принадлежавший подшколе Драконовых Врат (кит. 龍門派) школы Совершенной Истины, и его ученик, перешедший в даосизм чаньский монах Лю Хуаян, оба родом из города Юйчжан (совр. Наньчан). Школа получила название по фамилиям основателей. Е. А. Торчинов называет основателя школы У Чунсюя одним из ведущих представителей внутренней алхимии[2].

Позднейшие ответвления школы

Наиболее известной линией передачи такого рода является школа Сяньтяньпай. Известность она получила благодаря трактату Чжао Бичэня «Тайны совершенствования природы и судьбы». Трактат переведён на английский язык исследователем и популяризатором китайских практик Лу Куаньюем (Lu K’uan Yu), известным также как Чарльз Люк (Charles Luk), и издан под названием «Taoist Yoga, Alchemy and Immortality»[10]. С упомянутого английского перевода Е. А. Торчиновым был сделан русскоязычный перевод текста — «Даосская йога: Алхимия и бессмертие»[11]. Ортодоксальная школа Улюпай не признает за Сяньтяньпай полной преемственности.

Напишите отзыв о статье "Улюпай"

Ссылки

  • [www.daoisms.org/article/sort022/info-7048.html Информация о школе Улюпай на сайте www.daoisms.org] — Китайский
  • [www.xiulian.com/xmzhf/WLXZ/wlxz-index.htm Тексты трактатов школы] — на китайском языке

Литература

  • Торчинов Е. А. [etor.h1.ru/daoism.htm Даосизм. Опыт историко-религиоведческого описания.] СПб.: Андреев и сыновья, 1993 (2-е дополненное издание: СПб.: Лань, 1998). — Русский.
  • У Чунсюй [www.daoism.cn/up/data/WLXZ/t00bxbzh.htm Правильные принципы небесного бессмертия] (недоступная ссылка с 23-05-2013 (3984 дня) — историякопия) — Китайский.
  • У Чунсюй [www.daojiawang.com/djjd/xfhzyl.htm Общее учение бессмертных и будд] — Китайский.
  • Лю Хуаян [www.daoism.cn/up/data/WLXZ/zh01xld.htm Удостоверяющее Учение Золотых Бессмертных] (недоступная ссылка с 23-05-2013 (3984 дня) — историякопия) — Китайский.
  • Лю Хуаян [www.zuoxuan.com/zhongjiao/wuliu/index.html Трактат о познании судьбы] — Китайский.
  • Лю Хуаян [daode-nn.ru/publikacii/kniga_soznanija_i_zhizni/ Трактат о познании судьбы (Книга сознания и жизни)] (недоступная ссылка с 23-05-2013 (3984 дня) — историякопия) — Русский

Примечания

  1. Текст к иллюстрации: «Схема выхода зародыша. Вне тела есть тело — это называется формой Будды. Учиться чудесным образом, не обучаясь, — это состояние бодхи (совершенного прозрения). Тысячелепестковый лотос расцветает от превращений энергии-ци. Сто светов исходят, когда дух сосредотачивается». (Порядок перевода: заголовок, верхний правый отрывок, верхний левый отрывок, нижний правый отрывок, нижний левый отрывок).
  2. 1 2 Чжан Бо-дуань, «Главы о прозрении истины», пер., коммент. Е. А. Торчинов СПб., 1994
  3. Торчинов Е.А. Даосские практики // Путь золота и киновари: Даосские практики в исследованиях и переводах Е.А. Торчинова. — СПб.: Азбука-классика; Петербургское Востоковедение, 2007., 480с.: с.154
  4. Lo Liang Chü, «Liu Hua Yang, Hui Ming King. Das Buch von Bewusstsein und Leben», Chinesische Blätter für Wissenschaft und Kunst, 1926
  5. André Préau, «Lieou Hua Yang. Le Livre de la Conscience et de la Vie», Le Voile d’Isis, 1934
  6. Richard Wilhelm und Carl Gustav Jung. 1957. «Die Geheimnis der goldenen Blüte. Ein chinesisches Lebensbuch» Zürich: Rascher Verlag. Также современное издание: Richard Wilhelm, Carl Gustav Jung. «Geheimnis der Goldenen Blüte. Das Buch von Bewusstsein und Leben», 191 стр., ISBN 978-3720526531
  7. Richard Wilhelm, Carl Gustav Jung. «The Secret of the Golden Flower: A Chinese Book of Life», London: Routledge & K. Paul, 1969
  8. Чэнь Кайго, Чжэнь Шуньчао, «Восхождение к Дао: Сборник», сост., пер. В. В. Малявин, М., Наталис. 1997., М., Астрель-АСТ. 2002. 428 стр., ISBN 5-17-015439-9
  9. Liu Hua-Yang, «Cultivating the Energy of Life», translated by Eva Wong, Shambhala, 1st edition, February 17, 1998, 113 pages, ISBN 978-1570623424
  10. Charles Luk, «Taoist Yoga, Alchemy and Immortality», Weiser Books, 1999 ISBN 978-0877280675
  11. Е. А. Торчинов, «Даосская йога: Алхимия и бессмертие», ОРИС, Санкт-Петербург, 1993

Отрывок, характеризующий Улюпай

Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.


На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.
Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.
После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.
Только что Наташа кончила петь, она подошла к нему и спросила его, как ему нравится ее голос? Она спросила это и смутилась уже после того, как она это сказала, поняв, что этого не надо было спрашивать. Он улыбнулся, глядя на нее, и сказал, что ему нравится ее пение так же, как и всё, что она делает.
Князь Андрей поздно вечером уехал от Ростовых. Он лег спать по привычке ложиться, но увидал скоро, что он не может спать. Он то, зажжа свечку, сидел в постели, то вставал, то опять ложился, нисколько не тяготясь бессонницей: так радостно и ново ему было на душе, как будто он из душной комнаты вышел на вольный свет Божий. Ему и в голову не приходило, чтобы он был влюблен в Ростову; он не думал о ней; он только воображал ее себе, и вследствие этого вся жизнь его представлялась ему в новом свете. «Из чего я бьюсь, из чего я хлопочу в этой узкой, замкнутой рамке, когда жизнь, вся жизнь со всеми ее радостями открыта мне?» говорил он себе. И он в первый раз после долгого времени стал делать счастливые планы на будущее. Он решил сам собою, что ему надо заняться воспитанием своего сына, найдя ему воспитателя и поручив ему; потом надо выйти в отставку и ехать за границу, видеть Англию, Швейцарию, Италию. «Мне надо пользоваться своей свободой, пока так много в себе чувствую силы и молодости, говорил он сам себе. Пьер был прав, говоря, что надо верить в возможность счастия, чтобы быть счастливым, и я теперь верю в него. Оставим мертвым хоронить мертвых, а пока жив, надо жить и быть счастливым», думал он.


В одно утро полковник Адольф Берг, которого Пьер знал, как знал всех в Москве и Петербурге, в чистеньком с иголочки мундире, с припомаженными наперед височками, как носил государь Александр Павлович, приехал к нему.
– Я сейчас был у графини, вашей супруги, и был так несчастлив, что моя просьба не могла быть исполнена; надеюсь, что у вас, граф, я буду счастливее, – сказал он, улыбаясь.
– Что вам угодно, полковник? Я к вашим услугам.
– Я теперь, граф, уж совершенно устроился на новой квартире, – сообщил Берг, очевидно зная, что это слышать не могло не быть приятно; – и потому желал сделать так, маленький вечерок для моих и моей супруги знакомых. (Он еще приятнее улыбнулся.) Я хотел просить графиню и вас сделать мне честь пожаловать к нам на чашку чая и… на ужин.