Сяошо

Сяошо 小說 (xiaoshuo) — жанр китайской прозы, обозначающий произведения художественной направленности, противопоставляемые каноническим конфуцианским сочинениям.

Выражение сяошо впервые упоминается в «Чжуанцзы», где противопоставляется «великим достижениям» (飾小說以干縣令，其於大達亦遠矣).

В значении литературного жанра его впервые использует Хуань Тань 桓譚 (ок. 43 до н. э. — 28 н. э.) в трактате «Синьлунь». Хуань Тань указывает, что последователи традиции сяошо «собирают фрагментарные и ничтожные высказывания» и пишут «которкие книги», которые, однако, имеют некоторую ценность, повествуя на темы «самоконтроля и управления домом».

Аналогичным образом высказывается Бань Гу (32-92 н. э.) в трактате «И вэнь чжи» (30-й цзюань «Ханьшу»). Бань Гу включает сяошо в список десяти философских традиций. При этом он ссылается на высказывание Конфуция: «Даже в малом знании есть некоторая ценность» 虽小道，必有可观者焉. Однако, согласно Конфуцию, «заходя слишком далеко, практика таких знаний становится препятствием, и поэтому благородный муж этим знаниям не следует». Бань Гу выступает за сохранение такого знания, даже если оно состоит из одной фразы и исходит от простолюдинов, «дровосеков и сумасшедших». С другой стороны, он также утверждает, что из десяти упоминаемых школ только девять заслуживают внимания 其可观者九家而已.

Инь Юнь (471—529) создал компиляцию «Сяошо» в 10-и цзюанях. Она сохранилась только в цитатах, которые были выпущены отдельной книгой под редакцией Лу Синя в 1910.

В эпоху Мин Ху Инлинь 胡應麟 (1551—1602) разработал классификацию сяошо по шести категориям.

Литература

• Алимов И. А. Сад удивительного: Краткая история китайской прозы сяошо I—VI вв. — СПб. : Петербургское востоковедение, 2014. — 592 с. — (Orientalia). — ISBN 978-5-85803-472-8.</span>

Отрывок, характеризующий Сяошо

«Что отвечать ему? – думал князь Андрей, глядя на лоснеющуюся на солнце плешивую голову старика и в выражении лица его читая сознание того, что он сам понимает несвоевременность этих вопросов, но спрашивает только так, чтобы заглушить и свое горе.
– Да, отпускай, – сказал он.
– Ежели изволили заметить беспорядки в саду, – говорил Алпатыч, – то невозмежио было предотвратить: три полка проходили и ночевали, в особенности драгуны. Я выписал чин и звание командира для подачи прошения.
– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.