Сясэй

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Сясэй (яп. 写生, зарисовка; «отражение жизни») — литературный метод, разработанный японским поэтом Масаокой Сики. Подразумевает осмысленное писателем отображение окружающего мира[1][2][3].



История

В последние годы жизни Масаока Сики увлёкся под влиянием своих друзей-художников Накамуры Фусэцу (яп.) и Асаи Тю, представлявших второе поколение художников периода Мэйдзи, рисованием акварельных набросков на западный манер. Это побудило его задуматься о том, чтобы перенести принцип живописи сешэн (кит. трад. 寫生, упр. 写生, пиньинь: xiě​shēng, буквально: «рисовать с натуры») в поэзию[3]. В живописи принцип сешэн противопоставляется принципу сеи (кит. трад. 寫意, упр. 写意, пиньинь: xiě​yì, буквально: «рисовать воображаемое»)[1]. Масаока Сики отметил, что европейцы с давних времён рисовали с натуры и ценили такой метод в искусстве, в то время, как японские мастера относились к нему с пренебрежением, предпочитая творчество воображения[4].

Масаока Сики призывал не воспринимать принцип сешэн в поэзии буквально, поскольку, по его мнению, простое копирование вещей в стихах не создаёт красоты. Нужно, чтобы поэт воспринял, понял, слился с явлениями или объектами природы, постиг их суть — и уже её отобразил в стихах[1][2]. Он говорил: если поэт видит красоту в пейзаже или каком-то фрагменте жизни человека, ему следует выразить это словами так, чтобы читатель также смог почувствовать эту красоту, и при этом не нужно ничего приукрашать или преувеличивать[5]. При этом Масаока Сики полагал, что хайку должны показывать также и обыденные стороны жизни, и даже неприглядные[6].

Привнесённая через сясэй в японскую поэзию европейская концепция реализма ввела хайку и танка в контекст мировой литературы[4].

Следом за Масаокой Сики метод сясэй стали применять и другие авторы хайку, танка и прозы, его взяло на вооружение такое направление в литературе как сядзицу-ха (школа изображения действительности)[2]. Также сясэй были верны и его ученики Ито Сатио, Симаги Акахико, Сайто Мокити, Накамура Кэнкити, Коидзуми Тикаси[7], Нагацука Такаси.

Напишите отзыв о статье "Сясэй"

Примечания

  1. 1 2 3 Н.А. Иофан. [books.google.ru/books?id=vsj5AgAAQBAJ Человек и мир в японской культуре]. — М.: Рипол-классик, 2012. — С. 203—204. — ISBN 9785458248488.
  2. 1 2 3 Н. Г. Анарина, Е. М. Дьяконова. [philology.ru/literature4/dyakonova-03.htm Вещь в японской культуре]. — М.: Восточная литература, 2003. — С. 120—137. — 262 с. — 1000 экз. — ISBN 5-02-018350-4.
  3. 1 2 Michael F. Marra. [books.google.ru/books?id=VCcLEBldTagC Japanese Hermeneutics: Current Debates on Aesthetics and Interpretation]. — Honolulu: University of Hawaii Press, 2002. — С. 207—210. — 247 с. — ISBN 9780824824570.
  4. 1 2 Makoto Ueda. [books.google.ru/books?id=PjCLGIQLy-AC Modern Japanese Poets and the Nature of Literature]. — Redwood City: Stanford University Press, 1983. — С. 9—17. — 451 с. — ISBN 9780804711661.
  5. Григорьева Т. П. [feb-web.ru/feb/ivl/vl7/vl7-6702.htm Поэзия] // История всемирной литературы / И. А. Бернштейн (отв. ред.). — М.: Наука, 1991. — Т. 7. — С. 674. — 832 с.
  6. Donald Keene. [books.google.ru/books?id=06G2F7_l09sC The Winter Sun Shines In: A Life of Masaoka Shiki]. — New York: Columbia University Press, 2013. — С. 4. — 240 с. — ISBN 9780231535311.
  7. Александр Долин. [ru-jp.org/dolin_06.htm История новой японской поэзии в очерках и литературных портретах]. Гиперион (2007). Проверено 21 апреля 2016.

Отрывок, характеризующий Сясэй


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе: