Сёртис, Брюс

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Брюс Сёртис
Bruce Surtees
Имя при рождении:

Брюс Мор Пауэлл Сёртис
(Bruce Mohr Powell Surtees)

Дата рождения:

23 июля 1937(1937-07-23)

Место рождения:

Лос-Анджелес, Калифорния, США

Дата смерти:

23 февраля 2012(2012-02-23) (74 года)

Место смерти:

Кармел-бай-зе-Си, Калифорния, США

Гражданство:

США США

Профессия:

кинооператор

Карьера:

1971—2002

Брюс Сёртис (англ. Bruce Surtees; 23 июля 1937[1], Лос-Анджелес, Калифорния, США — 23 февраля 2012, Кармел-бай-зе-Си, Калифорния, США) — американский кинооператор.





Карьера

Родился в 1937 году, в семье Майделл Сёртис и кинооператора Роберта Л. Сёртиса[2]. Учился в Art Center College of Design в Пасадине. В кинематографе с 1965 года, сначала в качестве ассистента оператора (своего отца) в фильмах: «Тропа Аллилуйя», «Блеф Кугана» и других. Как главный оператор дебютировал в 1971 году в фильме «Обманутый», с Клинтом Иствудом в главной роли. В дальнейшем был оператором ещё десятка фильмов с участием Иствуда, в основном в вестернах 1970-х, начале 1980-х годов.

В 1975 году Сёртис был номинирован на премию «Оскар» за лучшую операторскую работу в фильме «Ленни»[3].

Скончался 23 февраля 2012 года, на 75 году жизни, от осложнений вызванных диабетом[4][5].

Фильмография

Оператор (56 работ)

Hide Hide Camera and Electrical Department (6 работ)

Признание

Напишите отзыв о статье "Сёртис, Брюс"

Примечания

  1. [www.imdb.com/name/nm0839732/ По данным IMDb] родился 3 августа 1937 года.
  2. [www.filmreference.com/film/3/Bruce-Surtees.html Filmreference.com]
  3. [awardsdatabase.oscars.org/ampas_awards/BasicSearch?action=searchLink&displayType=6&BSNomineeID=63035 Academy Awards Database: Bruce Surtees]
  4. Fox, Margalit. [www.nytimes.com/2012/02/29/arts/bruce-surtees-oscar-nominated-cinematographer-dies-at-74.html?_r=1 Bruce Surtees, Oscar-Nominated Cinematographer, Dies at 74] (February 28, 2012).
  5. [www.variety.com/article/VR1118050726?refCatId=13 D.P. Bruce Surtees dies at 74]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Сёртис, Брюс

30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.