Арутюнов, Сергей Александрович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «С. А. Арутюнов»)
Перейти к: навигация, поиск
Сергей Александрович Арутюнов
Дата рождения:

1 июля 1932(1932-07-01) (91 год)

Место рождения:

Тбилиси, Грузинская ССР

Страна:

СССР, Россия

Научная сфера:

этнология

Место работы:

Институт этнологии и антропологии имени Н. Н. Миклухо-Маклая РАН

Учёная степень:

доктор исторических наук (1970)

Учёное звание:

член-корреспондент АН СССР (1990),
член-корреспондент РАН (1991)

Альма-матер:

Московский институт востоковедения

Научный руководитель:

М. Г. Левин

Серге́й Алекса́ндрович Арутю́нов (род. 1 июля 1932, Тбилиси) — советский и российский этнолог, этнограф, социальный антрополог, историк; доктор исторических наук, член-корреспондент Российской академии наук. Заведующий отделом народов Кавказа в Институте этнологии и антропологии РАН, профессор МГУ. Автор более 490 научных публикаций, в том числе 15 монографий. Один из авторов «Атеистического словаря».





Биография

Родился 1 июля 1932 года в Тбилиси в семье служащих. Отец, Александр Сергеевич Арутюнов, происходил из армянской семьи купцов, виноделов и виноторговцев — выходцев из Карабаха[1], придерживавшихся исповедания Армянской апостольской церкви. Мать, Ольга Петровна Саломон, принадлежала русской дворянской семье, которая происходила от печенегов, крестившихся в XII веке в Венгрии[2]. Этническое самосознание Сергея Арутюнова сформировалось в самом раннем возрасте. Позже в одном из интервью он говорил:

Сознание того, что я армянин, не покидало меня никогда[3]
.

Когда в 1944 году Сергею едва исполнилось 12 лет, умерли его мать и бабушка, а отец вернулся с полей сражений Великой Отечественной войны ослепшим. Как позже вспоминал учёный: То был момент невероятных трудностей, чудовищного жизненного перелома, когда я понял, что вдруг, в одночасье стал взрослым. Однако в это же время Арутюнов осознал, что его призвание — востоковедение, своеобразным стимулом к выбору которого послужил переезд в Тбилиси тёти Сони. Вдова бывшего капитана дальнего следования привезла с собой множество японских вещей, купленных её супругом. Увидев все эти вещи, подросток сделал свой выбор[2].

Научная деятельность

Окончив школу, в 1950 году Сергей Арутюнов поступил на японское отделение в Московский институт востоковедения. Окончив его с отличием в 1954 году, поступил в аспирантуру Института этнографии, научным сотрудником которого учёный является уже более полувека. С 1956 года молодой ученый занимался разработкой алгоритма русско-японского перевода в Институте точной механики и вычислительной техники.

В 1957 году, после того как в Москве прошёл VI Всемирный фестиваль молодёжи и студентов, Арутюнов примкнул к чукотской экспедиции М. Г. Левина, где работал до 1987 года. В ходе работ в составе экспедиции исследователь разработал типологическую схему гарпунных наконечников, более тысячи которых было найдено в двух могильниках. Арутюнов распределил их по группам, выявив их встречаемость и сочетаемость и придя к заключениям, что они собой представляли, как были увязаны с хронологией, экологией, родовой структурой населения. Позднее на основе данных, полученных в экспедиции, были написаны труды «Уэленский могильник» (1969) и «Эквенский могильник» (1975).

В 1962 году защитил кандидатскую диссертацию «Древний восточноазиатский и айнский компоненты в этногенезе японцев», под научным руководством М. Г. Левина.

1968 год ознаменовался выходом книги Арутюнова «Современный быт японцев», в которой на основании обширного этнографического материала выявлены закономерности взаимодействий традиционной и так называемой интернациональной культур. В 1969 году в соавторстве с Г. Е. Светловым вышла книга «Старые и новые боги Японии», а в 1970 году Арутюнов защитил докторскую диссертацию «Процессы изменения и развития в современной бытовой японской культуре». В этот период жизни он совершил ряд экспедиций: на Печору, на Обь и Енисей, в Японию, в Армению и Индию. Несмотря на то что Арутюнов крайне редко возвращался к кабинетному образу жизни, именно в это время возникла самая известная из выдвинутых им концепций — информационная теория этноса. Впервые она была сформулирована в написанной совместно с Н. Н. Чебоксаровым статье «Передача информации как механизм существования этносоциальных и биологических групп человечества», вышедшей в свет в 1972 году в «Расах и народах»[2].

К середине 1960-х годов у молодого востоковеда завязались тесные профессиональные отношения с армянскими коллегами. В течение всех последующих лет эти отношения углублялись и развивались. По этому поводу Арутюнов говорил следующее: Я убеждён, что грузинские и армянские интеллигенты были одновременно и русскими интеллигентами, именно русскими, а не российскими. Наша культурная трагедия заключается в разведении этих понятий. Из-под его пера вышли десятки работ, посвящённые проблемам Кавказа в целом и культуры армянского этноса в частности[3].

В 1980-е годы продолжают появляться публикации результатов длительных экспедиционных выездов. На основе армянских исследований в 1983 году в соавторстве с Э. Маркаряном, Ю. Мкртумяном и другими участниками комплексного исследования выходит монография «Культура жизнеобеспечения и этнос». Сергей Александрович выступает редактором и соавтором сборников материалов по этногенезу и этнической истории народов Южной Азии, куда вошли уникальные данные индийско-советских экспедиций — «Истоки формирования современного населения Южной Азии» и «Этногенез и этническая история народов Южной Азии». В марте 1984 года Арутюнов выступил на конференции в Осаке с докладом о параллелях в процессах урбанизации Японии и Армении, опубликованном на японском языке в книге «Тосики-но-буммэйгаку» («Культурология урбанизации», Токио, 1985). Четыре года спустя публикуется монография «Народы и культуры», где подробно описана ещё одна важнейшая общая культурная закономерность — ареальная стабильность, подкреплённая материалами лингвистических, археологических и этнографических исследований культурных ареалов Японии. В 2000 году книга «Народы и культуры» в переработанном и дополненном виде была издана в США под названием «Культуры, традиции и их развитие и взаимодействие» («The Edwin Mellen Press», Lewiston — Queenston — Lampeter)[2].

Отойдя от японской тематики и обратившись к Кавказу, Арутюнов с 1985 года по настоящее время является заведующим отделом Кавказа в Институте этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая. 15 декабря 1990 года был избран членом-корреспондентом АН СССР по Отделению истории (специальность «всеобщая история»). В 1991—1997 годах — заместитель академика-секретаря Отделения истории РАН. Первый президент Ассоциации этнологов и антропологов России (1990—1994).

В ноябре 2003 года Сергей Александрович в сотрудничестве с Международным научно-исследовательским институтом народов Кавказа организовал и провёл Конгресс кавказоведов в Нахабино. На этом Конгрессе удалось собрать более ста этнографов, социологов, религиоведов изо всех регионов Кавказа, как Северного, так и Южного, и более 30 гостей из дальнего зарубежья. В работе его также приняли участие десятки московских и петербургских учёных[2].

Семья

Научные публикации

Имеет более 490 публикаций, в том числе 15 монографий (как индивидуальных, так и в соавторстве). Основные научные труды:

  1. Современный быт японцев. М., 1968.
  2. Старые и новые боги Японии. М., 1968. (в соавт. с Г. Е. Светловым). Пер. на польский яз.: Starzy i nowi bogowie Japonii. Warszawa, 1973.
  3. Древние культуры азиатских эскимосов. М., 1969. (в соавт. с Д. А. Сергеевым).
  4. Проблемы этнической истории Берингоморья. М., 1975. (в соавт. с Д. А. Сергеевым).
  5. Этнография питания народов стран Зарубежной Азии. М., 1981. Отв. ред.
  6. Культура жизнеобеспечения и этнос. Ереван, 1983. (в соавт. с Э. С. Маркаряном).
  7. У берегов Ледовитого океана. М., 1984.
  8. Святые реликвии: миф и действительность. М., 1987. (в соавт. с Н. Л. Жуковской).
  9. В краю гор, садов и виноградников. М., 1987. (в соавт. с В. П. Кобычевым).
  10. Народы и культуры: развитие и взаимодействие. М., 1989.
  11. Япония: народ и культура. М., 1991. (в соавт. с Р. Ш. Джарылгасиновой).
  12. Древнейший народ Японии: Судьбы племени айнов. М., 1992. (в соавт. с В. Г. Щебеньковым).
  13. Народы Кавказа. Антропология, лингвистика, хозяйство (в соавт. с М. Г. Абдушелишвили, Б. А. Калоевым.) М., 1994.
  14. Культуры, традиции, их развитие и взаимодействие. Люистон, 2002. Изд-во Эдвин Меллен Пресс.
  15. Культурная антропология. М.: Весь мир, 2004. (в соавт. с С. И. Рыжаковой).
  16. Силуэты этничности на цивилизационном фоне. М.: ИНФРА-М, 2012.

Псевдоним

Псевдоним (никнейм) ученого в интернете — gusaba, что в переводе с японского значит «влекущий колесницу глупости»[2].

Напишите отзыв о статье "Арутюнов, Сергей Александрович"

Примечания

  1. [gusaba.ru/cntnt/kontakti/kontakti1.html О моей семье, детстве и Тифлисе]
  2. 1 2 3 4 5 6 Светлана Рыжакова // [gusaba.ru/cntnt/okompanii/biografiya.html Биография С. А. Арутюнова — женская версия.]
  3. 1 2 Гузенкова Т. С. [www.ecsocman.edu.ru/data/605/989/1219/1999_n1x2c2_p199-226.pdf Гуманитарная интеллигенция нерусской национальности в Москве : проблема идентичности] // Мир России. — 1998. — № 1-2.

Ссылки

  • [gusaba.ru Сайт о С. А. Арутюнове]

  • [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-2194.ln-ru Профиль Сергея Александровича Арутюнова] на официальном сайте РАН
  • [www.sci.am/members.php?mid=476&langid=3 Страница] на сайте НАН Армении
  • [www.iea.ras.ru/cntnt/levoe_meny/struktura/fotogalere/arutunov.html Страница] на сайте ИЭА РАН
  • [orientalstudies.ru/rus/index.php?option=com_personalities&Itemid=74&person=329 Страница] на сайте ИВР РАН
  • [hist.msu.ru/Departments/Ethn/Staff/Arutiunov.htm Страница] на сайте исторического факультета МГУ
  • [about-msu.ru/next.asp?m1=person1&type=kor&fio=%C0%F0%F3%F2%FE%ED%EE%E2%20%D1%E5%F0%E3%E5%E9%20%C0%EB%E5%EA%F1%E0%ED%E4%F0%EE%E2%E8%F7 Статья] на сайте «Всё о Московском университете»
  • [ir.russiancouncil.ru/person/arutyunov-sergey-aleksandrovich/ Биография] в справочнике «Международные исследования в России»
  • [isaran.ru/?q=ru/person&guid=0E313E4E-D699-D5BC-2EC1-56D62088CA48 Историческая справка] на сайте Архива РАН
  • [postnauka.ru/author/arutunov Публикации] на сайте «Постнаука.ру»
  • [booknik.ru/context/all/arutyunov Этнография учит человечности]
  • [www.echo.msk.ru/programs/razvorot/47585/ Интервью] на сайте радиостанции «Эхо Москвы»


Отрывок, характеризующий Арутюнов, Сергей Александрович

Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.