Вайсенберг, Самуил Абрамович
| Самуил Абрамович Вайсенберг | |
 | |
| русский врач и антрополог | |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
Самуи́л Абра́мович Вайсенбе́рг (4 декабря 1867, Елисаветград — 1928, Зиновьевск) — русский врач и антрополог.
Родился в семье купца второй гильдии. После успешного окончания гимназии поступил в Гейдельбергский университет, где в 1890 году получил диплом врача, а позже — степень доктора медицины.
Результаты его антропологических исследований среди евреев Юга России[1] были удостоены золотой медали Московского естественнонаучного общества[2]. В этой работе, на основании сравнения евреев с другими народностями, он заключает, что евреи являются не единой расой, а продуктом смешения нескольких антропологических типов. Опубликовал ряд работ по фольклору и этнографии евреев.
Позднее занимался исследованиями антропологии караимов, пытаясь доказать, что существует родство между караимами и татарами, и что караимы появились в результате смешения евреев и татар[3].
Напишите отзыв о статье "Вайсенберг, Самуил Абрамович"
Примечания
- ↑ «Die sudrussischen Juden», в Archiv für Anthropologie, т. 23, 1895
- ↑ [www.rujen.ru/index.php/ВЕЙСЕНБЕРГ_Самуил_Абрамович Вайсенберг Самуил Абрамович // Российская Еврейская Энциклопедия]
- ↑ [www.biografija.ru/show_bio.aspx?ID=16859 Вейсенберг Самуил Абрамович // Биография.ру с ссылкой на Еврейскую Энциклопедию 1909 года.]
Ссылки
- [www.biografija.ru/show_bio.aspx?ID=16859 Вейсенберг Самуил Абрамович // Биография.ру]
- [www.rujen.ru/index.php/ВЕЙСЕНБЕРГ_Самуил_Абрамович Вайсенберг Самуил Абрамович // Российская Еврейская Энциклопедия]
Отрывок, характеризующий Вайсенберг, Самуил Абрамович
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
