Венгеров, Семён Афанасьевич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «С. А. Венгеров»)
Перейти к: навигация, поиск
Семён Афанасьевич Венгеров
Симон Афанасьевич Венгеров
Место рождения:

Лубны, Полтавская губерния

Место смерти:

Петроград

Род деятельности:

литературный критик, историк литературы, библиограф, редактор

Годы творчества:

(период творческой активности 1890—1920)

Подпись:

Семён Афана́сьевич Венге́ров (5 (17) апреля 1855, Лубны, Полтавская губерния, Российская империя — 14 сентября 1920, Петроград) — русский литературный критик, историк литературы, библиограф и редактор, член РБО.





Биография

Родился в Лубнах Полтавской губернии в 1855 году, в еврейской семье.

Детские годы провёл в Минске. Первоначальное образование — домашнее.

С 1868 года учился в 5-й гимназии в Петербурге (в списке выпускников 1872 года он значится как Симон Венгеров; по окончании гимназии принял христианство[1]. В этой же гимназии в 1875 году сдавал экзамены на аттестат зрелости Семён Венгеров[2] ), затем в Медико-хирургической академии (1872—1874).

Окончив юридический факультет Санкт-Петербургского университета (1879), служил помощником присяжного поверенного.

Экстерном сдал экзамен по историко-филологическому факультету в Юрьевском университете (1880).

С 1882 года служил в правлении Либаво-Роменской железной дороги.

С 1890 года целиком отдался историко-литературной и библиографической деятельности.

Скончался 14 сентября 1920 в Петрограде. Похоронен на Литераторских мостках на Волковском кладбище.[3]

Адреса в Санкт-Петербурге — Петрограде

1910—1920 — доходный дом П. В. Симонова — Загородный проспект, 9.

Литературная деятельность

Печататься начал с 17 лет. Деятельно сотрудничал в «Неделе», «Русском мире», «Русской мысли», «Русском богатстве», «Вестнике Европы» и др. журналах.

Редактировал журнал «Устои» 1882, литературный отдел как 82-томной Энциклопедии, так и «Нового энциклопедического словаря» Брокгауза и Ефрона, «Библиотеку великих писателей» того же издательства, Библиотеку издательства «Светоч» (ряд запрещённых до первой революции царской цензурой сочинений Степняка-Кравчинского, М. Штирнера, Белинского («Письмо к Гоголю»)], «Русскую литературу XX века» 19141917 и т. д. Часть 1 «Истории новейшей русской литературы» была запрещена цензурой (1885).

В 1897 Венгеров начал чтение лекций по истории русской литературы в Петербургском университете, но в 1899 был отстранён от преподавания за левизну. Только после революции 1905 в 1906 он смог вернуться в университет.

Венгеров написал много трудов. Из методологических работ наиболее известны: «Основные черты истории новейшей русской литературы» (Санкт-Петербург, 1897, 2-е изд. с прибавлением этюда о модернизме, перев. на немецкий, болгарский и чешский яз.) и «Героический характер русской литературы» (Соч., т. I, Санкт-Петербург, 1911).

Несомненное значение Венгерова для русского литературоведения. Его грандиозно задуманный «Критико-биографический словарь русских писателей и учёных» (вышло 6 тт., Санкт-Петербург, 1889—1904; изд. не окончено) и «Источники словаря русских писателей» (2 тт., Санкт-Петербург, 1900—1917; изд. также не окончено) — настольные книги историка русской литературы.

«Русские книги» Венгерова (3 тт., Санкт-Петербург, 1896—1898; также не закончено) — ценнейший вклад в библиографию русской литературы. Большую ценность представляют Венгеровские издания сочинений А. С. Пушкина (6 тт.) и В. Г. Белинского (11 тт., единолично им прокомментированные, 12-й т. вышел под ред. Спиридонова). Венгеров редактировал и лучшие у нас издания (Брокгауз-Ефрон) европейских классиков: Шекспира (5 тт.), Мольера (2 тт.), Шиллера (4 тт.), Байрона (3 тт.). Из оставленной Венгеровым картотеки исследователи ещё долго будут черпать сведения.

По инициативе Венгерова возник в 1908 при Петербургском университете известный Пушкинский семинарий, который начал составление словаря поэтического языка Пушкина и опубликовал ряд работ о поэте (сборники «Пушкинист», 1914—1918).

Семья

Родители:

Сёстры:

Жена:

Дети:

Племянники:

Двоюродный брат — шахматист Семён Зиновьевич Алапин. Троюродный брат — Александр Александрович Смирнов, филолог, литературовед, переводчик. Родственницей С. А. Венгерова была также мать поэта Осипа Мандельштама Флора Овсеевна Вербловская.

Избранная библиография

  • Собр. сочин. В., СПБ., 1911—1913. Вышло 5 тт. Труды В., кроме указанных в тексте: Русская литература в её современных представителях — И. С. Тургенев [1875]; А. Ф. Писемский [1884]; История новейшей русской литературы (1886, уничтожено цензурой); Историко-литературный сб. «Русская поэзия» (комментированное собр. произв. русск. поэтов с библиографией, 2 тт., СПБ., 1897 и 1901); Эпоха Белинского, СПБ., 1905; Очерки по истории новейшей русской литературы, СПБ., 1907, 2-е изд., и мн. др.
  • Горнфельд А. Г. Литература и героизм, в кн. «О русских писателях», т. I, СПБ., 1912
  • Ефимов Н. Своеобразие русской литературы, Одесса, 1919
  • Фомин А. Г. С. А. Венгеров как профессор и руководитель Пушкинского семинария, Пушкинский сб. памяти проф. С. А. Венгерова, М. — П., 1923
  • Его же С. А. Венгеров как организатор и первый директор Российской книжной палаты, Л., 1924
  • Ильинский Л. К. С. А. Венгеров, Известия II отд. Академии наук, 1923, XXVIII, Л., 1924.
  • Словарь членов О-ва любителей росс. словесности при Московском ун-те, М., 1911
  • Поляков А. С. Труды профессора С. А. Венгерова. Библиографический перечень, М., 1916
  • Владиславлев И. В. Русские писатели, изд. 4-е, М. — Л., 1924
  • Мезъер А. В. Словарный указатель по книговедению, изд-во «Колос», Л., 1924, страницы 33—34, 741—742.
  • Беляев Н.С. Книги с дарственными надписями из собрания С.А. Венгерова в фонде библиотеки Пушкинского Дома // Печать и слово Санкт-Петербурга. Петербургские чтения-2015 : сб. науч. тр. - СПб., 2016. - Ч. 1. - 17-24.

Напишите отзыв о статье "Венгеров, Семён Афанасьевич"

Примечания

  1. [www.eleven.co.il/article/10882 Венгеров Семён] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
  2. [dlib.rsl.ru/viewer/01003553704#?page=372 Список посторонних лиц…]
  3. [volkovka.ru/nekropol/view/item/id/520/catid/4 Могила С. А. Венгерова на Волковском кладбище]
  4. [www.e3e5.com/article.php?id=1625 Александр Кентлер «Сын старого Зака»]
  5. s:ЭСБЕ/Сатирические журналы 1904—1906 г.

Ссылки

  • [az.lib.ru/w/wengerow_s_a/ Сочинения Венгерова на сайте Lib.ru: Классика]
  • Венгеров, Семён Афанасьевич, [new.runivers.ru/lib/book3304/ Критико-биографический словарь русских писателей и ученых] на сайте «Руниверс»

Статья основана на материалах Литературной энциклопедии 1929—1939.

Отрывок, характеризующий Венгеров, Семён Афанасьевич

– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.