С. Бен-Цион

С. Бен-Цион
Имя при рождении:	Олтэр Гутман
Род деятельности:	еврейский писатель и журналист
Дата рождения:	27 ноября 1870(1870-11-27)
Место рождения:	Теленешты, Оргеевский уезд, Бессарабия, Российская Империя
Дата смерти:	1932(1932)
Место смерти:	Тель-Авив
Дети:	Нахум Гутман

С. Бен-Цион (псевдоним Олтэра Гутмана; также известен как Симхе-Алтер Гутман; иврит и идиш ‏שׂ. בן ציון‏‎; 27 ноября 1870, Теленешты, Оргеевский уезд, Бессарабская губерния, Российская Империя — 1932, Тель-Авив, Палестина) — еврейский писатель и журналист. Писал на иврите и идише.

Биография

Олтэр Гутман, позднее известный как С. Бен-Цион (Симха Бен-Цион), родился в бессарабской еврейской земледельческой колонии Теленешты (теперь районный центр Теленештского района Республики Молдова) 27 или 28 ноября 1870 года. Получил традиционное еврейское образование. Некоторое время жил в Оргееве, a в 1889 году поселился в Одессе, работал в еврейской школе вместе с Х. Н. Бяликом. Вскоре женился и вернулся к родителям в Теленешты, где родились пятеро его детей (четверо сыновей и дочь), в том числе в 1898 году сын Нухым — будущий художник и скульптор Нахум Гутман.

В начале 1900-х годов вновь селится в Одессе, работает в экспериментальном хедере (начальной школе) с обучением на иврите и к 1903 году совместно с Бяликом, И. Х. Равницким (1859—1944) и Э. Л. Левинским (Хонэ-Лейб Гершкович, 1858—1910) учреждает издательство «Мория», расположенное по адресу: ул. Большая Арнаутская, 42. Писать Бен-Цион начал в Теленештах, сразу на обоих еврейских языках (идише и иврите) и прозаические произведения того времени, написанные в реалистическом стиле, отражают быт бессарабского местечка 2-й половины XIX века.

В 1905 году вместе с семьёй переезжает в Палестину и селится в Яффе, где его квартира быстро превращается в литературный салон. Работает учителем в школе для девочек в Неве-Цедек (теперь район Тель-Авива). Начинает издавать детский журнал «Моледет» (Родина, до 1912 года — редактор) и первый в стране литературный журнал «hаОмэр». В 1910 году неожиданно умирает его жена Ривка, и воспитанием детей теперь занимается его мать (Минце Гутман), специально приехавшая для этого из Теленешт.

В это время Гутман практически полностью переходит на иврит и расстаётся с реализмом; как прозаические, так и поэтические произведения палестинского периода тяготеют к мистическому символизму. Секретарём Бен-Циона в журнале работает будущий нобелевский лауреат Агнон, вскоре в редакцию вливается прозаик И. Х. Бренер.

В последующие годы Бен-Цион находится в самой гуще литературной жизни страны, занимается изданием литературных альманахов, пишет эпические поэмы «Рахел» (Рахиль) и «Левиим» (Левиты), многочисленные новеллы, два исторических романа — «Мегилат Хананья» (Свиток Ханании), о периоде Второго Храма, и «Маасэ hаНезира» (Сказание об отшельнице), о Юдифи и Олоферне. В одесском издательстве «Мория» в 1913 году выходит составленный им совместно с Бяликом и Равницким сборник библейских преданий с иллюстрациями и отдельной книжкой повесть «Йесоймим» (Сироты). В следующем году сборник избранных произведений выходит в Тель-Авиве. Много занимается публицистикой и поэтическими переводами с немецкого и идиша, в частности, переводит на иврит ряд известных еврейских народных песен. В 1922—24 годах — в Германии. Уже после смерти Бен-Циона, в 1949 году под редакцией и с иллюстрациями его сына Нахума Гутмана выходит том избранных произведений с полной библиографией писателя. Именем С. Бен-Циона назван бульвар в центре Тель-Авива.

Внуки С. Бен-Циона: Бен Ваттенберг (р. 1933) — американский литератор и политический телекомментатор; Ребекка Шалл (р. 1929) — актриса.

Ссылки

• [www.benyehuda.org/gutman Поэзия и проза С. Бен-Циона в электронной библиотеке Бен-Йегуды (иврит)]
• [www.benyehuda.org/bialik/article19.html Х. Н. Бялик. «Памяти С. Бен-Циона»]
• Надгробие С. Бен-Циона (Гутмана) на кладбище Трумпельдор в Тель-Авиве

Отрывок, характеризующий С. Бен-Цион

– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.