Максимов, Сергей Васильевич

Сергей Васильевич Максимов
Дата рождения:	25 сентября 1831(1831-09-25)
Место рождения:	посад Парфеньево, Кологривский уезд, Костромская губерния
Дата смерти:	3 июня 1901(1901-06-03) (69 лет)
Место смерти:	Санкт-Петербург
Род деятельности:	писатель, этнограф
Награды:	почетный академик Петербургской АН (1900)
[az.lib.ru/m/maksimow_s_w/ Произведения на сайте Lib.ru]

Сергей Васильевич Максимов (25 сентября 1831—3 июня 1901) — российский этнограф-беллетрист, почётный академик Петербургской АН (1900).

Биография

Родился в 1831 году в семье уездного почтмейстера в Кологривском уезде Костромской губернии, в посаде Парфеньево, где и получил первоначальное образование в посадском народном училище. Братья — писатель Николай Васильевич и хирург Василий Васильевич.

В 1842—1850 годах учился в Костромской мужской гимназии.

В 1850 году поступил на медицинский факультет Московского университета. В 1852 году переехал в Санкт-Петербург и стал студентом Медико-хирургической академии. Первые литературные опыты Максимова Сергея Васильевича (с 1853 г., преимущественно в «Библиотеке для чтения») посвящены очеркам из народного быта. Ободренный Тургеневым, Максимов Сергей Васильевич в 1855 году предпринимает литературно-этнографическую экскурсию — пешеходное странствование по Владимирской губернии, посещает затем Нижний Новгород, Вятскую губернию и таким образом первый делает опыт прямого изучения народного быта, результаты которого изложены им в очерках «Крестьянские посиделки Костромской губернии», «Извощики», «Швецы» (то есть портные), «Сергач» (вожак медведя), «Вотяки», «Нижегородская ярмарка», «Соцкой», «Булыня» (скупщик льна), «Маляр», «Кулачок», «Повитуха», «Колдун» и др., впоследствии вошедших в книгу «Лесная глушь» (СПб., т. 1-2, 1871).

Когда по мысли великого князя Константина Николаевича морским ведомством был организован целый ряд этнографических экспедиций в различные края России (1855). Максимову С. В. достался Север: он отправился к Белому морю, добрался до Ледовитого океана и Печоры и напечатал ряд статей в «Морском сборнике», «Библиотеке для чтения» и «Сыне Отечества», составивших затем книгу «Год на Севере» (1859, СПб.; 3 изд., 1871).

Морское ведомство поручило Максимову отправиться на Дальний Восток для исследования только что приобретенной Амурской области. Путешествие это было предметом нового ряда статей в «Морском сборнике» и «Отечественных записках», вошедших в книгу: «На Восток, поездка на Амур в 1860—1861 гг. Дорожные заметки и воспоминания». (СПб., 1864; 2 изд., 1871).

На обратном пути в Центральную Россию Максимову было поручено обозрение сибирских тюрем и быта ссыльных, но это исследование к опубликованию не было разрешено, а было издано морским ведомством «секретно», под заглавием «Ссыльные и тюрьмы». Позже в «Вестнике Европы» и «Отечественных записках» появились отдельные статьи Максимова по этому предмету, а затем и книга «Сибирь и каторга» (СПб., т. 1-3, 1871). В 1862—1863 гг. Максимов посетил юго-восток России, прибрежья Каспийского моря и Урала. Из статей, вызванных этой поездкой, в «Морском сборнике» появились две — «Из Уральска» и «С дороги на Урал», а остальные, касающиеся раскола («Иргизские старцы», «Ленкорань», «Секта общих», «Молокане», «Духоборцы», «Прыгуны», «Скопцы», «Хлысты», «Субботники», «Божий промысел» и др.), напечатаны в «Деле», «Отечественных записках», «Семье и школе».

Ещё ранее из статей Максимов, напечатанных в «Иллюстрации» и «Сыне Отечества», составилась книжка «Рассказы из истории старообрядцев» (СПб., 1861).

По приглашению издательского товарищества «Общ. польза» для «Досуга и дела» Погосского и для Комиссии по устройству народных чтений Максимов Сергей Васильевич редактировал и сам составил до 18 книжек для народа: «О русской земле», «О русских людях», «Мерзлая пустыня», «Дремучие леса», «Русские степи и горы», «Крестьянский быт прежде и теперь», «Соловецкий м-рь» и др.

Командированный (1868) Императорским географическим обществом в Северо-Западный край, Максимов Сергей Васильевич объездил губернии: Смоленскую, Могилевскую, Витебскую, Виленскую, Гродненскую, Минскую и свои наблюдения напечатал в книге «Бродячая Русь Христа-ради» (СПб., 1877).

Несобранными остаётся ещё много статей Максимова о различных сторонах народного быта в разных местностях России: о казаках на Дону, на Урале, в Черноморье, о русских инородцах в Сибири, в Белоруссии, о народных праздниках и пр., рассеянных в «Живописной России» Вольфа (перевед. на нём. яз. в журнале «Natur»), «Задушевном слове», «Нови» («Наше двоеверие»), «Сельском вестнике», «Новостях» и др. изданиях.

Большой интерес представляют объяснения различных слов и оборотов живой обиходной русской речи, первоначальный смысл которых для большинства совершенно затерян; они вошли в книгу «Крылатые слова» (СПб., 1890).

Драгоценнейшее свойство г. Максимова заключается в его близком знакомстве с народом и его материальною и духовною обстановкою. В этом смысле рассказы его должны быть настольною книгой для всех исследователей русской народности…

— M. E. Салтыков-Щедрин

«Куль хлеба и его похождения»[www.prav.info/kulhleba.htm](СПб., 1873) выдержал 4 издания.

Подробности об экспедиции морского ведомства Максимова напечатаны в «Русской мысли» (1890, февраль), под заглавием «Литературная экспедиция».

См. А. Пыпин, «История русской этнографии» (т. II, стр. 55-60 и 70-73).

Максимов выпустил более 20 брошюр по этнографии для народного чтения.

Похоронен в Петербурге на Литераторских мостках.[www.pershpektiva.ru/Person/General_M_page.htm]

Библиография

• Максимов С. В. [leb.nlr.ru/edoc/330549/Ледяное-царство-и-мертвая-земля Ледяное царство и мертвая земля. Два чтения для народа, избранные Комиссией к напечатанию из числа чтений для народа, произнесенных в Соляном городке]. — 5-е, испр.. — С.-Петербург: П.В. Смирнова, 1886. — 44 с.
• Максимов С. В. Год на Севере: В 2 т. Т. 1. Белое море и его Прибрежья. -СПб.: Изд. книгопродавца Д. Е. Кожанчикова, 1859. — 638, IV с.; 21 см.
• Максимов С. В. Год на Севере: В 2 т. Т. 2: Поездка по северным рекам. -СПб.: Изд.книгопродавца Д. Е. Кожанчикова, 1859. −514, IV с.; 20 см.
• Максимов С. В. Год на Севере. Ч.1. Белое море и его Прибрежья. −2-е изд., испр. и доп. -СПб.: Тип. Т-ва «Общественная польза», 1864. −608 с; 22 см.
• Максимов С. В. Год на Севере. −3-е изд., доп. -СПб.: Тип. А.Траншеля, 1871. −690 с; 22 см.
• Максимов С. В. Год на Севере: В 2 ч. Ч. 1. Белое море и его Прибрежья. −4-е изд., доп. -М.: Изд. П. И. Прянишникова , 1890. −698 с.: ил.; 25 см.
• Максимов С. В. Собрание сочинений: В 20 т. Т.20. Крестьянский быт. Первобытный лес. Города Озерной области и др./ С портр.авт. и вступит.очерком его жизни и лит.деятельности П. В. Быкова. -СПб.: Книгоиздат. Т-во «Просвещение», 1896. −384 с; 18 см -(Всемирная б-ка). -Библиогр. указ. сочинений С. В. Максимова/ Сост. А. Г. Фомин. -С.363-378; Алфавит. указ. статей, вошедших в Собр. соч. С. В. Максимова. -С.379-384.
• Максимов С. В. Нечистая, неведомая и крестная сила. — 1903. — 530 с. // Переиздание — М.: Терра: Кн. лавка -РТР, 1996. — 272 с — (Рус. дом). — ISBN 5-300-00797-8: 20300.00.
• Максимов С. В. Крылатые слова: По толкованию С. Максимова / [Послесл. и примеч. Н. С. Ашукина]. — М.: Гослитиздат, 1955. — 448 с.
• Русская литература: Ученые записки. N 339. / ЛГУ. Филолог. фак.; Отв. ред. проф. И. Г. Ямпольский. — Л.: ЛГУ, 1968. — 230 с — (Серия филолог. наук. Вып.72).
• Максимов С. В. По Русской земле / Сост., подгот. текстов, вступ. ст. С. Н. Плеханова; Коммент. С. Н. Плеханова, Ю. В. Лебедева. — М.: Сов. Россия, 1989. — 526 с — ISBN 5-268-00188-4.
• Максимов С. В. Каторга империи — / Сост. Г. Беляев. — М.: Изд. ЭКСМО-Пресс, 2002. — 480 с. (Серия «Архив русского сыска») — ISBN 5-04-008806-X.

Примечания

Литература

• Карелия: энциклопедия: в 3 т. / гл. ред. А. Ф. Титов. Т. 2: К — П. — Петрозаводск: ИД «ПетроПресс», 2009. — С. 190—464 с.: ил., карт. ISBN 978-5-8430-0125-4 (т. 2)
• Плеханов С. Н. Охота за словом: Биогр. роман. — М., 1987
• Мартынова А. Н. Бытописатель земли русской. — М., 1987
• Лошиц Ю. Слушание земли. — М., 1988
• Гнетнев К. В. Путешествие странного человека: по следам экспедиции Морского министерства Российской Империи по Белому морю 1856—1857 годов. — Петрозаводск: Острова, 2013. — 432 с.: ил. ISBN 978-5-98686-050-3

Ссылки

• Максимов Сергей Васильевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Лебедев Ю. В. [kostromka.ru/kostroma/land/03/lebedev/ О годах учения Сергея Васильевича Максимова (1838—1850)] / Костромская земля. Краеведческий альманах Костромского фонда культуры. — Вып. 3. — Кострома, 1995. — 216 с. (С. 109—118).

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Максимов, Сергей Васильевич

– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.