Михалков, Сергей Владимирович
Поделись знанием:
В автобиографической книге «Я был советским писателем» (1995) Михалков писал о 1991 годе:
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.
В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.
На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.
После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.
– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.
Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.
При слабом свете, к которому однако уже успел Пьер приглядеться, вошел невысокий человек. Видимо с света войдя в темноту, человек этот остановился; потом осторожными шагами он подвинулся к столу и положил на него небольшие, закрытые кожаными перчатками, руки.
Невысокий человек этот был одет в белый, кожаный фартук, прикрывавший его грудь и часть ног, на шее было надето что то вроде ожерелья, и из за ожерелья выступал высокий, белый жабо, окаймлявший его продолговатое лицо, освещенное снизу.
– Для чего вы пришли сюда? – спросил вошедший, по шороху, сделанному Пьером, обращаясь в его сторону. – Для чего вы, неверующий в истины света и не видящий света, для чего вы пришли сюда, чего хотите вы от нас? Премудрости, добродетели, просвещения?
В ту минуту как дверь отворилась и вошел неизвестный человек, Пьер испытал чувство страха и благоговения, подобное тому, которое он в детстве испытывал на исповеди: он почувствовал себя с глазу на глаз с совершенно чужим по условиям жизни и с близким, по братству людей, человеком. Пьер с захватывающим дыханье биением сердца подвинулся к ритору (так назывался в масонстве брат, приготовляющий ищущего к вступлению в братство). Пьер, подойдя ближе, узнал в риторе знакомого человека, Смольянинова, но ему оскорбительно было думать, что вошедший был знакомый человек: вошедший был только брат и добродетельный наставник. Пьер долго не мог выговорить слова, так что ритор должен был повторить свой вопрос.
– Да, я… я… хочу обновления, – с трудом выговорил Пьер.
– Хорошо, – сказал Смольянинов, и тотчас же продолжал: – Имеете ли вы понятие о средствах, которыми наш святой орден поможет вам в достижении вашей цели?… – сказал ритор спокойно и быстро.
– Я… надеюсь… руководства… помощи… в обновлении, – сказал Пьер с дрожанием голоса и с затруднением в речи, происходящим и от волнения, и от непривычки говорить по русски об отвлеченных предметах.
– Какое понятие вы имеете о франк масонстве?
– Я подразумеваю, что франк масонство есть fraterienité [братство]; и равенство людей с добродетельными целями, – сказал Пьер, стыдясь по мере того, как он говорил, несоответственности своих слов с торжественностью минуты. Я подразумеваю…
– Хорошо, – сказал ритор поспешно, видимо вполне удовлетворенный этим ответом. – Искали ли вы средств к достижению своей цели в религии?
– Нет, я считал ее несправедливою, и не следовал ей, – сказал Пьер так тихо, что ритор не расслышал его и спросил, что он говорит. – Я был атеистом, – отвечал Пьер.
– Вы ищете истины для того, чтобы следовать в жизни ее законам; следовательно, вы ищете премудрости и добродетели, не так ли? – сказал ритор после минутного молчания.
– Да, да, – подтвердил Пьер.
Ритор прокашлялся, сложил на груди руки в перчатках и начал говорить:
– Теперь я должен открыть вам главную цель нашего ордена, – сказал он, – и ежели цель эта совпадает с вашею, то вы с пользою вступите в наше братство. Первая главнейшая цель и купно основание нашего ордена, на котором он утвержден, и которого никакая сила человеческая не может низвергнуть, есть сохранение и предание потомству некоего важного таинства… от самых древнейших веков и даже от первого человека до нас дошедшего, от которого таинства, может быть, зависит судьба рода человеческого. Но так как сие таинство такого свойства, что никто не может его знать и им пользоваться, если долговременным и прилежным очищением самого себя не приуготовлен, то не всяк может надеяться скоро обрести его. Поэтому мы имеем вторую цель, которая состоит в том, чтобы приуготовлять наших членов, сколько возможно, исправлять их сердце, очищать и просвещать их разум теми средствами, которые нам преданием открыты от мужей, потрудившихся в искании сего таинства, и тем учинять их способными к восприятию оного. Очищая и исправляя наших членов, мы стараемся в третьих исправлять и весь человеческий род, предлагая ему в членах наших пример благочестия и добродетели, и тем стараемся всеми силами противоборствовать злу, царствующему в мире. Подумайте об этом, и я опять приду к вам, – сказал он и вышел из комнаты.
– Противоборствовать злу, царствующему в мире… – повторил Пьер, и ему представилась его будущая деятельность на этом поприще. Ему представлялись такие же люди, каким он был сам две недели тому назад, и он мысленно обращал к ним поучительно наставническую речь. Он представлял себе порочных и несчастных людей, которым он помогал словом и делом; представлял себе угнетателей, от которых он спасал их жертвы. Из трех поименованных ритором целей, эта последняя – исправление рода человеческого, особенно близка была Пьеру. Некое важное таинство, о котором упомянул ритор, хотя и подстрекало его любопытство, не представлялось ему существенным; а вторая цель, очищение и исправление себя, мало занимала его, потому что он в эту минуту с наслаждением чувствовал себя уже вполне исправленным от прежних пороков и готовым только на одно доброе.
Через полчаса вернулся ритор передать ищущему те семь добродетелей, соответствующие семи ступеням храма Соломона, которые должен был воспитывать в себе каждый масон. Добродетели эти были: 1) скромность , соблюдение тайны ордена, 2) повиновение высшим чинам ордена, 3) добронравие, 4) любовь к человечеству, 5) мужество, 6) щедрость и 7) любовь к смерти.
– В седьмых старайтесь, – сказал ритор, – частым помышлением о смерти довести себя до того, чтобы она не казалась вам более страшным врагом, но другом… который освобождает от бедственной сей жизни в трудах добродетели томившуюся душу, для введения ее в место награды и успокоения.
«Да, это должно быть так», – думал Пьер, когда после этих слов ритор снова ушел от него, оставляя его уединенному размышлению. «Это должно быть так, но я еще так слаб, что люблю свою жизнь, которой смысл только теперь по немногу открывается мне». Но остальные пять добродетелей, которые перебирая по пальцам вспомнил Пьер, он чувствовал в душе своей: и мужество , и щедрость , и добронравие , и любовь к человечеству , и в особенности повиновение , которое даже не представлялось ему добродетелью, а счастьем. (Ему так радостно было теперь избавиться от своего произвола и подчинить свою волю тому и тем, которые знали несомненную истину.) Седьмую добродетель Пьер забыл и никак не мог вспомнить ее.
В третий раз ритор вернулся скорее и спросил Пьера, всё ли он тверд в своем намерении, и решается ли подвергнуть себя всему, что от него потребуется.
– Я готов на всё, – сказал Пьер.
– Еще должен вам сообщить, – сказал ритор, – что орден наш учение свое преподает не словами токмо, но иными средствами, которые на истинного искателя мудрости и добродетели действуют, может быть, сильнее, нежели словесные токмо объяснения. Сия храмина убранством своим, которое вы видите, уже должна была изъяснить вашему сердцу, ежели оно искренно, более нежели слова; вы увидите, может быть, и при дальнейшем вашем принятии подобный образ изъяснения. Орден наш подражает древним обществам, которые открывали свое учение иероглифами. Иероглиф, – сказал ритор, – есть наименование какой нибудь неподверженной чувствам вещи, которая содержит в себе качества, подобные изобразуемой.
Пьер знал очень хорошо, что такое иероглиф, но не смел говорить. Он молча слушал ритора, по всему чувствуя, что тотчас начнутся испытанья.
– Ежели вы тверды, то я должен приступить к введению вас, – говорил ритор, ближе подходя к Пьеру. – В знак щедрости прошу вас отдать мне все драгоценные вещи.
– Но я с собою ничего не имею, – сказал Пьер, полагавший, что от него требуют выдачи всего, что он имеет.
– То, что на вас есть: часы, деньги, кольца…
Пьер поспешно достал кошелек, часы, и долго не мог снять с жирного пальца обручальное кольцо. Когда это было сделано, масон сказал:
– В знак повиновенья прошу вас раздеться. – Пьер снял фрак, жилет и левый сапог по указанию ритора. Масон открыл рубашку на его левой груди, и, нагнувшись, поднял его штанину на левой ноге выше колена. Пьер поспешно хотел снять и правый сапог и засучить панталоны, чтобы избавить от этого труда незнакомого ему человека, но масон сказал ему, что этого не нужно – и подал ему туфлю на левую ногу. С детской улыбкой стыдливости, сомнения и насмешки над самим собою, которая против его воли выступала на лицо, Пьер стоял, опустив руки и расставив ноги, перед братом ритором, ожидая его новых приказаний.
– И наконец, в знак чистосердечия, я прошу вас открыть мне главное ваше пристрастие, – сказал он.
– Мое пристрастие! У меня их было так много, – сказал Пьер.
– То пристрастие, которое более всех других заставляло вас колебаться на пути добродетели, – сказал масон.
Пьер помолчал, отыскивая.
«Вино? Объедение? Праздность? Леность? Горячность? Злоба? Женщины?» Перебирал он свои пороки, мысленно взвешивая их и не зная которому отдать преимущество.
– Женщины, – сказал тихим, чуть слышным голосом Пьер. Масон не шевелился и не говорил долго после этого ответа. Наконец он подвинулся к Пьеру, взял лежавший на столе платок и опять завязал ему глаза.
– Последний раз говорю вам: обратите всё ваше внимание на самого себя, наложите цепи на свои чувства и ищите блаженства не в страстях, а в своем сердце. Источник блаженства не вне, а внутри нас…
Пьер уже чувствовал в себе этот освежающий источник блаженства, теперь радостью и умилением переполнявший его душу.
Скоро после этого в темную храмину пришел за Пьером уже не прежний ритор, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. На новые вопросы о твердости его намерения, Пьер отвечал: «Да, да, согласен», – и с сияющею детскою улыбкой, с открытой, жирной грудью, неровно и робко шагая одной разутой и одной обутой ногой, пошел вперед с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой. Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами. В то время как его подводили к какому то предмету, он заметил, что произошло замешательство и смятение между его руководителями. Он слышал, как шопотом заспорили между собой окружающие люди и как один настаивал на том, чтобы он был проведен по какому то ковру. После этого взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди, и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Пьер, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку, и Пьер как во сне увидал, в слабом свете спиртового огня, несколько людей, которые в таких же фартуках, как и ритор, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Между ними стоял человек в белой окровавленной рубашке. Увидав это, Пьер грудью надвинулся вперед на шпаги, желая, чтобы они вонзились в него. Но шпаги отстранились от него и ему тотчас же опять надели повязку. – Теперь ты видел малый свет, – сказал ему чей то голос. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi. [так проходит мирская слава.]
(перенаправлено с «С. В. Михалков»)
| Сергей Михалков | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
 В день 90-летия (13 марта 2003 гг.) | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Гражданство: | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Род деятельности: | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Годы творчества: |
1928—2009 | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Направление: | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Жанр: | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Премии: |
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Награды: |
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| [lib.ru/TALES/MIHALKOW/ Произведения на сайте Lib.ru] | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Серге́й Влади́мирович Михалко́в (28 февраля [13 марта] 1913, Москва, Российская империя — 27 августа 2009, там же, Российская Федерация) — советский русский писатель, поэт, баснописец, драматург, публицист, военный корреспондент, сценарист, общественный деятель, автор текстов гимнов Советского Союза и Российской Федерации, председатель Союза писателей РСФСР, а с 1992 по 2008 — председатель Международного сообщества писательских союзов. Заслуженный деятель искусств РСФСР (1967). Наибольшую известность Михалкову принесли его произведения для детей.
Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской (1970), трёх Сталинских премий второй степени (1941, 1942, 1950) и Государственной премии СССР (1978), академик Российской Академии образования, кавалер ордена Святого апостола Андрея Первозванного. Депутат Верховного Совета СССР 8—11 созывов (1970—1989). Член КПСС с 1950 года.
Содержание
Биография
Детство и ранние годы
С. В. Михалков родился 28 февраля (13 марта) 1913 года в Москве. Сын коллежского асессора Владимира Александровича Миха́лкова[1] и Ольги Михайловны Миха́лковой (урождённой Глебовой). Принадлежит к старинному дворянскому роду Миха́лковых, усадьба которых частично сохранилась в городе Рыбинске. По отцовской линии Сергей Владимирович внук гвардии ротмистра, помещика Московской, Костромской, Ярославской губерний Александра Владимировича Миха́лкова и Анны (Алисы) Логиновны Миллер, по материнской — почётного мирового судьи, предводителя дворянства Венёвского уезда Михаила Петровича Глебова и Елизаветы Васильевны Безобразовой. Прямой потомок князей Голицыных, Ухтомских и других известных дворянских родов[2].
Способности к поэзии у Сергея появились уже в девять лет. Его отец послал несколько стихотворений сына поэту Александру Безыменскому, который положительно отозвался о них. В 1927 году семья переехала в город Пятигорск Ставропольского края. В эти годы Сергей начал печататься. В 1928 году в журнале «На подъёме» (Ростов-на-Дону) было опубликовано его первое стихотворение «Дорога». После окончания школы Сергей Михалков возвратился в Москву и работал на ткацкой фабрике, в геологоразведочной экспедиции. В это же время в 1933 году он стал внештатным сотрудником отдела писем газеты «Известия», членом Московского группкома писателей. Публиковался в журналах «Огонёк», «Пионер», «Прожектор», в газетах «Комсомольская правда», «Известия», «Правда». Вышел первый сборник его стихов[3].
Начало активной творческой деятельности
В 1935 году вышло первое известное произведение, ставшее классикой советской детской литературы, — «Дядя Стёпа». В 1936 году произошло событие, изменившее всю жизнь писателя. Он опубликовал в газете «Правда» стихотворение «Светлана», которое понравилось Сталину[4]. Сергей Михалков стал членом Союза писателей СССР в 1937 году. В 1935—1937 годах учился в Литературном институте. Были опубликованы сборники его стихов и басни[5]. Многие персонажи стихов Михалкова стали нарицательными («Про Мимозу», «Фома» и другие). Малоизвестный доселе московский писатель стал «выдвиженцем», быстро взлетел на верх литературной иерархии СССР. В 1939 году Михалков получил первый орден Ленина[6].
Деятельность в годы известности
С 1960-х годов Сергей Владимирович — общественный деятель в области литературы. Секретарь правления Союза писателей СССР, 1-й секретарь правления Московской организации СП РСФСР (1965—1970); председатель правления СП РСФСР (с 1970). Был депутатом Совета Национальностей ВС СССР 8—11-го созывов (1970—1989) от Чечено-Ингушской АССР (11-й созыв)[7][8].
Член Комиссии по Сталинским премиям в области литературы и искусства при СМ СССР (Постановление Совмина СССР № 5513 от 4 декабря 1949 года). Постановлением СМ СССР № 605 от 2 августа 1976 года введён в состав Комиссии по Ленинским и Государственным премиям СССР в области литературы, искусства и архитектуры при Совете Министров СССР.
В 1985 году награждён орденом Отечественной войны I степени[9].
После распада СССР Михалков остаётся у руля писательской организации. В 1992—1999 годах — сопредседатель исполкома Сообщества писательских союзов. В 2005 году писатель занимает пост председателя исполкома Международного сообщества писательских союзов.
К 2008 году суммарный тираж книг Сергея Михалкова составил, по разным оценкам, около 300 млн экземпляров[10].
13 марта 2008 года, в день 95-летия писателя, Владимир Путин подписал указ о награждении Михалкова орденом Святого апостола Андрея Первозванного — с формулировкой за выдающийся вклад в развитие отечественной литературы, многолетнюю творческую и общественную деятельность[10].
Смерть и похороны
Скончался Сергей Михалков 27 августа 2009 года в НИИ им. Бурденко на 97-м году жизни от отёка лёгких[11][12]. По словам его внука Егора Кончаловского, «он умер от старости, просто заснул»[13]. По словам жены Михалкова Юлии Субботиной, Михалков знал, что умирает. Он находился в полном сознании. Его последними словами были: «Ну хватит мне. До свидания». И закрыл глаза[14].
Прощание с поэтом проходило 28 августа 2009 года в Храме Христа Спасителя[15]. 29 августа после отпевания, которое провёл епископ Зарайский Меркурий, краткую литию совершил Патриарх Московский и всея Руси Кирилл[16]. Похороны состоялись в тот же день в Москве на Новодевичьем кладбище (участок № 5)[17].
Семья
Мать Ольга Михайловна Михалкова (в девичестве Глебова; 1883—1943)[18].
Отец Владимир Александрович Михалков (1886—1932)[18] был потомком дворянского рода. Сергея Михалкова назвали в честь прадеда[3].
У Сергея Михалкова было два брата — Михаил (1922—2006) и Александр (1917—2001). Михаил Михалков работал в системе НКВД, впоследствии также стал писателем, печатался под псевдонимами Михаил Андронов и Михаил Луговых. Средний брат, Александр, был инженером и краеведом-любителем, издал книгу очерков о московском купечестве[19][20].
В 1936 году Сергей Михалков женился на Н. П. Кончаловской, дочери художника П. П. Кончаловского, внучке художника В. И. Сурикова. Они прожили в браке 53 года. В 1997 году, через 9 лет после смерти первой жены, Михалков женился на Юлии Субботиной[21] (род. 1961) — физику по профессии, дочери академика РАН В. И. Субботина.
От первого брака у С. В. Михалкова двое сыновей — Андрей и Никита (оба кинорежиссёры) — и приёмная дочь Екатерина (вдова писателя Юлиана Семёнова).
Вклад в литературу и искусство
Работа над гимнами СССР и России
В 1943 году правительство СССР принимает решение о смене старого гимна «Интернационал». Основой музыки послужил «Гимн партии большевиков» А. В. Александрова. К созданию текста нового гимна были привлечены многие известные поэты. По итогам конкурса лучшим был признан текст, созданный в соавторстве журналистом и поэтом Габриэлем Эль-Регистаном (Габриэль Аршалуйсович Уреклянц) и поэтом Сергеем Михалковым[22]. Первое исполнение Государственного гимна СССР по Всесоюзному радио состоялось в новогоднюю ночь 1 января 1944 года. После смерти И. В. Сталина и в особенности после XX съезда КПСС в 1955—1977 годах гимн исполнялся без слов, так как содержал в тексте имя Сталина.
27 мая 1977 года, в преддверии принятия новой Конституции СССР, Президиум Верховного Совета СССР утвердил подготовленную Сергеем Михалковым вторую редакцию текста Государственного Гимна СССР, в которой отсутствует упоминание имени Сталина и сделан акцент на коммунистическом строительстве.
В 2000 году началась работа по принятию нового Гимна Российской Федерации. Проект закона «О государственном гимне РФ» был в целом принят Думой 8 декабря 2000 года. 20 декабря 2000 года новый гимн на старую мелодию Александрова стал государственным символом Российской Федерации, новые законы о госсимволике были приняты обеими палатами российского парламента и подписаны президентом. При их обсуждении в Госдуме предложение принять в качестве российского гимна музыку гимна СССР вызвало резкую неприязнь некоторых отдельных депутатов, но решение было принято большинством[23].
30 декабря 2000 года президент В. В. Путин утвердил текст Государственного гимна России на стихи Сергея Михалкова. Классик сообщил в интервью, что искренне хотел сочинить «гимн православной страны», он человек верующий и «всегда был верующим». «То, что я сейчас написал, — это близко моему сердцу», — заявлял Михалков[24].
Критика
Сергей Михалков успешно работал практически во всех литературных жанрах: поэзия, проза, драматургия, критика, публицистика, сценарии фильмов и мультфильмов. Поэт стал признанным классиком детской поэзии. Такие его произведения, как «Дядя Стёпа», «Праздник непослушания», «А что у вас?», неоднократно переиздавались и пользуются успехом и любовью аудитории. Критики, положительно отзывавшиеся о его творчестве, отмечали самобытность таланта, влияние классической русской драматургии. Появилось даже такое понятие, как «Михалковский театр»[25].
Та часть критиков, которые невысоко оценивали вклад Михалкова в мировую литературу, говорили о вторичности, стремлении угождать сиюминутным интересам властей. Так, например, эти критики считали, что многие из его произведений представляют собой в сущности адаптацию классики к требованиям социалистического реализма. Например, пьеса «Балалайкин и компания» (по мотивам произведений М. Е. Салтыкова-Щедрина), пьеса «Том Кенти» (по мотивам «Принца и нищего» М. Твена). Не оспаривая общепринятое мнение, что Сергей Михалков признанный сатирик, они тем не менее пытались утверждать, что его произведениям в этом направлении не хватало настоящей остроты и обличения[6].
Гражданская позиция
Выходец из дворянской семьи, вступивший в партию в 1950 году[26], Михалков сделал карьеру на советском писательском поприще, стал, фактически, вне официальной критики, но постоянно навлекал на себя критику со стороны неофициальных лиц (направленную в большей степени против его гражданской позиции и в меньшей степени против его творческих неудач). Больше всего его неофициальным оппонентам не нравилась его лояльность любой власти, конъюнктурный подход и публикация в советское время произведений откровенно пропагандистского характера[27][28].
Чистый лист бумаги снова
На столе передо мной,
Я пишу на нём три слова:
Слава партии родной
Стихотворение-быль «День Родины»
[29]
«Коммунизм»! Нам это слово
Светит ярче маяка.
«Будь готов!» — «Всегда готовы!»
С нами ленинский ЦК!
Стихотворение-быль «Будь готов!» (1961)[29]
В автобиографической книге «Я был советским писателем» (1995) Михалков писал о 1991 годе:
«…Рухнул „Союз нерушимый“, похоронив под своими обломками, казалось бы, незыблемые структуры партийно-государственного аппарата с его равнодушной к судьбе человека правоохранительной и карательной системой, прогнившей экономикой, „развитым социализмом“ и призрачными коммунистическими идеалами…»[3].Писатель В. Ф. Тендряков в 1974 году так рассказывал об одном из банкетов в Кремлёвском дворце:
Правительство появилось, и сразу вокруг него возникла кипучая угодливая карусель. Деятели искусства и литературы, разумеется, не все, а те, кто считали себя достаточно заметными, способными претендовать на близость, оттирая друг друга, со счастливыми улыбками на потных лицах начали толкучечку, протискиваясь поближе. […] То с одной стороны, то с другой вырастал Сергей Михалков, несравненный «дядя Стёпа», никогда не упускающий случая напомнить о себе[30].
В постсоветское время неоднократно высказывалось мнение, что Михалков приспособленец, который поставил свой талант на службу личному обогащению. Критик Станислав Рассадин писал о нём, что Михалков ещё с 1930-х годов «исхалтурился» и «использовал свою божественную искорку, чтобы разжечь огонь под своей государственной пайкой»[31].
Владимир Радзишевский отзывался о Михалкове, как о «лукавом царедворце»[32].
Деятельность Михалкова при сочинении текста гимна СССР и России также вызвала отрицательные отзывы. Ими подвергалась критике его готовность следования запросам власти при последовательно трёх разных редакциях гимна. Владимир Войнович писал, что «расторопный Сергей Михалков без творческих мук и нравственных усилий по заданию Политбюро ЦК КПСС легко приспособил старое сочинение к новым условиям»[33].
Участвовал в травле А. А. Ахматовой, последовавшей вслед за публикацией её стихотворений в журнале «Знамя» в 1946 году (см. «Литературная газета», 7 сентября 1946 года).
Когда началась кампания против романа Б. Л. Пастернака «Доктор Живаго», Михалков откликнулся басней про «некий злак, который звался Пастернак»[34].
В период, когда в СССР начались гонения литературных диссидентов (А. Д. Синявский, А. И. Солженицын, Б. Л. Пастернак), Михалков принял участие в этом процессе, осудив и заклеймив идеологических противников. В ответ на присуждение Солженицыну Нобелевской премии (1970) Михалков заявил, что считает эту инициативу не чем иным, как очередной политической провокацией, направленной против советской литературы и ничего общего не имеющей с подлинной заботой о развитии литературы[35].
Советский диссидент В. К. Буковский, сын писателя и журналиста К. И. Буковского, отзывался о Сергее Михалкове, как о ярком примере безграничного цинизма и лицемерия:К примеру, когда моего отца склоняли из-за меня на партсобраниях Союза писателей, больше всех витийствовал Михалков, типа «в рядах партии не место таким, как Константин Буковский, воспитавший врага народа!». После собрания он, однако, подбегал к отцу и спрашивал: «Ну что, как там твой?» Или потом, когда Союз развалился, он — член ЦК КПСС — одним из первых заговорил о своём «дворянстве». Впрочем, и личные претензии у меня к Михалкову имеются. В шесть лет мне была непонятна строчка гимна «И Ленин великий нам путь озарил», вернее, кто, собственно, великий — путь или Ленин? И каждый, к кому я обращался с таким вопросом, давал мне подзатыльник[36].
Михалков считал свою конформистскую позицию правильной и никогда не раскаивался в своих поступках. Так, например, он заявлял, что кампания осуждения диссидентов в 1960-х — 1970-х годах была оправдана тем, что они нарушали советские законы того времени, публикуя свои произведения на русском языке за границей СССР, то есть в неподконтрольной советским писательским и партийным организациям прессе[37]. В 2000 году в интервью заявлял, что считает пьесу Солженицына «Пир победителей» клеветой на Советскую Армию, а за «Архипелаг ГУЛАГ» поставил вопрос о присуждении ему Государственной премии (уточнить источник?). В то же время Сталина назвал выдающейся личностью[38].
Коллеги по писательскому цеху за глаза прозвали Михалкова «Гимнюк» и «Дядя Стёпа»[39](недоступная ссылка с 29-10-2015 (3100 дней)). Михалков и его семья стали объектом ядовитых эпиграмм и анекдотов[40][41][42].
В 1973 году Михалков подписал «Письмо группы советских писателей о Солженицыне и Сахарове».
Злую роль сыграл Сергей Михалков и в судьбе петербургского детского писателя Олега Григорьева. В 1981 году он подверг жестокой критике его сборник стихов «Витамин роста». Это воспрепятствовало Григорьеву вступить в Союз писателей и получить защиту от властей, преследовавших его, как и Бродского, за «тунеядство». Впоследствии для Олега Григорьева лично Михалков символизировал сразу все власти: и партийную, и литературную, и милицейскую. (Литературная Россия. № 29. 22.07.2005)[43].
Михалков одним из первых открыто поддержал и ГКЧП и «августовский путч» 1991 года — попытку насильственного отстранения М. С. Горбачёва с поста Президента СССР.
Творчество
Собрания сочинений
- Сочинения в 2-х томах. М., Гослитиздат, 1954, 50 000 экз.
- Собрание сочинений в 4-х томах. М.: «Художественная литература», 1963—1964, 100 000 экз.
- Собрание сочинений в 3-х томах. М.: «Детская литература», 1970—1971, 300 000 экз.
- Собраний сочинений в 6-ти томах. М.: Художественная литература, 1981—1983, 75 000 экз.
- Избранные произведения в 2-х томах. М.: Детская литература, 1967, 100 000 экз.
- Избранные произведения в 3-х томах. М.: Художественная литература, 1991, 100 000 экз.
 |
Эта статья или раздел нуждается в переработке. Пожалуйста, улучшите статью в соответствии с правилами написания статей.
|
 |
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
Сценарии к фильмам
- 1941 — Фронтовые подруги
- 1942 — Бой под Соколом
- 1942 — Боевой киносборник № 12
- 1948 — Красный галстук — по одноимённой пьесе
- 1949 — У них есть Родина — по пьесе «Я хочу домой»
- 1958 — Шофёр поневоле
- 1958 — Новые похождения Кота в сапогах
- 1959 — Сомбреро — по одноимённой пьесе
- 1960 — Леон Гаррос ищет друга
- 1963 — Три плюс два — по пьесе «Дикари»
- 1972 — Комитет девятнадцати
- 1972 — Вид на жительство
- 1974 — Дорогой мальчик — по одноимённой пьесе
- 1974 — Большое космическое путешествие — по пьесе «Первая тройка, или Год 2001»
- 1975 — Меняю собаку на паровоз — по пьесе «Чужая роль»
- 1979 — Пена — по одноимённой пьесе
Сценарии к мультфильмам
Избранная фильмография (всего более 40 фильмов)
- 1936 — В Африке жарко
- 1937 — Здесь не кусаются
- 1939 — Дядя Стёпа (совместно с Н. Адуевым)
- 1948 — Охотничье ружьё
- 1949 — Кукушка и скворец
- 1949 — Полкан и Шавка
- 1953 — Лесной концерт
- 1954 — Злодейка с наклейкой
- 1955 — Трубка и медведь
- 1960 — Тринадцатый рейс
- 1961 — Козлёнок
- 1961 — Семейная хроника
- 1963 — Миллионер
- 1964 — Дядя Стёпа — милиционер
- 1965 — Портрет
- 1966 — Иван Иваныч заболел
- 1967 — Сказки для больших и маленьких
- 1968 — Хочу бодаться!
- 1972 — Мама
- 1972 — Осторожные козлы
- 1972 — Пьяные вишни
- 1974 — Шёл трамвай десятый номер
- 1974 — Сами виноваты
- 1975 — Басни Михалкова
- 1976 — Зайка-зазнайка
- 1977 — Праздник непослушания
- 1980 — Жадный богач
- 1980 — Как старик корову продавал
Стихотворения
- Мать и дочь
- Мой секрет
- А что у вас
- Как бы жили мы без книг…
- Калеки в библиотеке
- Тридцать шесть и пять
- Мяч
- Школьные товарищи
- Моя неделя
- Мы тоже можем ТАК
- Бараны
- Толстый Жук
- Трезор
- Про мимозу
- Сашина каша
- Чудесные таблетки
- Сила воли
- Прививка
- Мир
- Под Новый год
- Чистописание
- Лифт и Карандаш
- Прогулка
- Часы
- Про сома
- Лесная академия
- Непоседа
- Мой щенок
- Хорошие приятели
- Если
- Рисунок
- Песенка друзей
- Котята
- Так
- Про девочку, которая плохо кушала
- Одна рифма
- От кареты до ракеты
Драматургия
- Том Кенти (1938) Комедия по мотивам М. Твена
- Особое задание (1946)
- Весёлое сновидение (1946)
- Красный галстук (1947)
- Я хочу домой (1949)
- Илья Головин (1949) Пьеса
- Зайка-зазнайка (1953)
- Раки (1953) Сатирическая комедия
- Чужая роль (1954)
- В одном купе (1954) Сатирическое представление
- Как медведь трубку нашёл (1954)
- Охотник (1955)
- Памятник себе… (1959) Сатирическая комедия
- Сомбреро (1957)
- Дикари (1958)
- Эцитоны бурчелли (1961)
- Осторожно, листопад! (1961)
- Забытый блиндаж (1963)
- Трусохвостик (1966) Пьеса для малышей
- Первая тройка или Год 2001-й. (1970)
- Дорогой мальчик (1971)
- Балалайкин и К° (1974) Пьеса
- Пощёчина (1973) Пьеса
- Пена (1975) Комедия нравов
- Пассаж в пассаже (1977) Пьеса (по мотивам рассказа Ф. М. Достоевского «Крокодил. Необыкновенное событие, или Пассаж в Пассаже»)
- Два «фитиля» (1978)
- Всё могут короли (1982) Сатирическая комедия
- Что написано пером (1984) Сатирическая комедия
Сборники стихов
- А что у вас
- Дядя Стёпа
- Мы с приятелем
- Будь человеком
- Разговор с сыном
- Слова и буквы
- Хижина дяди Тома
- Школа
- Я тоже был маленьким
Басни
Всего написано около 200 басен
- Две подруги
- Зеркало
- Любитель книг
- Пропавшее кольцо.
- Сплетня.
- Портной на лаврах.
- Слон-живописец.
- «Москвич» и «Волга».
- Заяц во хмелю
- Лиса и бобёр
- Чужая беда
- Заяц и черепаха
- Соловей и ворона
- Муха и пчела
- Лев и муха
- Завидное упорство
Книги
|
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
- С. Михалков. Самый главный великан / Сост. Л. Салтыкова, В. Максимов. — М: АСТ, 2013. — 448 с., ил., 3000 экз., ISBN 978-5-17-077955-0
Фильмография
- 1963 — «Большой фитиль», Сергей Михалков — начальник станции и машинист поезда сатирического направления (в начальных кадрах фильма). 1960 -- Лиса, бобёр и другие -- Текст от автора.
Фильмы о Сергее Михалкове
- 2003 — [www.vesti.ru/videos?vid=195284 «Отец»], Документальный фильм Никиты Михалкова
Награды
Государственные награды и премии России и СССР
- Герой Социалистического Труда (1973)
- орден Святого апостола Андрея Первозванного (13 марта 2008 года) — за выдающийся вклад в развитие отечественной литературы, многолетнюю творческую и общественную деятельность[44]
- орден «За заслуги перед Отечеством» II степени (13 марта 2003) — за выдающийся вклад в развитие отечественной культуры[45]
- орден Почёта (13 марта 1998) — за большой личный вклад в развитие отечественной многонациональной культуры[46]
- орден Дружбы народов (20 февраля 1993 года) — за большой личный вклад в развитие литературы и искусства, укрепление межнациональных культурных связей и плодотворную общественную деятельность[47]
- четыре ордена Ленина (31.01.1939, 1963, 1973, 1983)
- орден Октябрьской Революции (1971)
- орден Красного Знамени (28 февраля 1945 года) — за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные при этом мужество и героизм
- орден Отечественной войны I степени (1985)
- два ордена Трудового Красного Знамени (1967, 1988)
- орден Красной Звезды (7 марта 1943 года) — за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные при этом мужество и героизм
- Ленинская премия (1970) — за поэтические произведения последних лет для детей младшего школьного возраста
- Государственная премия СССР (1978) — за Всесоюзный сатирический киножурнал «Фитиль». (Последние выпуски)
- Сталинская премия второй степени (1941) — за стихи для детей
- Сталинская премия второй степени (1942) — за сценарий фильма «Фронтовые подруги» (1941)
- Сталинская премия второй степени (1950) — за пьесы «Илья Головин» и «Я хочу домой»
- Государственная премия РСФСР имени К. С. Станиславского (1977) — за пьесу «Пена», инсценированную в Московском театре сатиры
Конфессиональные награды
- орден благоверного царевича Димитрия «За дела милосердия» (РПЦ, 1998)
- орден преподобного Сергия Радонежского II степени (РПЦ, 1993)
Иностранные ордена
- орден «Кирилл и Мефодий» I степени (БНР, 1973)
- орден Народной Республики Болгария (БНР)
- Детский международный «Орден Улыбки» (ПНР, 1978)
- орден «Звезда дружбы народов» 2 степени (ГДР, 1983)
- орден Дружбы (ЧССР, 1988)
Медали
- Серебряная медаль Всемирного Совета мира (1959)
- медаль «Борцу за мир» (1969)
- «Золотая медаль с лентой» (ЧССР, 1978)
- медаль Чехословацко-советской дружбы (ЧССР, 1983)
- медаль К. Д. Ушинского (1963)
- медаль Н. К. Крупской (1969)
- медаль имени А. П. Гайдара (1973)
- медаль имени Алисы Веддинг (ГДР, 1973)
- медаль имени Януша Корчака (Польша, 1979)
- золотая медаль имени Александра Фадеева (1982)
- золотая медаль имени Льва Толстого (1987)
- знак «За заслуги перед польской культурой» (1974)
Дипломы
- Почётный гражданин Гори (Грузия, 1959)
- Почётный гражданин Пятигорска (1966)
- Почётный гражданин города Георгиевска (Ставропольский край)
- Почётный гражданин Габрово (Болгария, 1979)
- Почётный диплом международного жюри премии имени Г.-Х. Андерсена (1972)
- Почётный диплом университета Падуи (Италия, 1980)
- Почётный диплом института искусств Пармы (Италия, 1982)
- Почётный член международного совета по детской литературе (1982)
Иностранные премии
- Премия «Хитрый Пётр» (Болгария, 1979)
- Премия социалистических стран им. М. Горького (Венгрия, 1985)
- Премия города Никозия (Сицилия, 1986)
Память
- В честь С. В. Михалкова назван астероид (9540) Mikhalkov, открытый астрономом Людмилой Карачкиной в Крымской астрофизической обсерватории 21 октября 1982 года.
- Имя Сергея Михалкова носит Республиканская детская библиотека Чеченской Республики в Грозном[48].
- 13 марта 2013 в Москве на фасаде дома № 35 на Поварской улице в котором с 1951-го по 2009 год жил Михалков, была открыта бронзовая мемориальная доска. Автор — народный художник РФ, скульптор Георгий Франгулян. Событие было приурочено к 100-летнему юбилею писателя и поэта.
- 28 мая 2014 года в Москве на Поварской улице был открыт памятник С. В. Михалкову (скульптор Александр Рукавишников). В церемонии принял участие президент России В. В. Путин.
Медаль Сергея Михалкова
Российский фонд культуры в 2010 году учредил памятную Золотую медаль Сергея Михалкова. На золотой медали, созданной Георгием Франгуляном, изображён профиль писателя. Медаль вручается деятелям искусства «за гуманистический вклад в воспитание молодого поколения». Первое награждение состоялось в 2010 году, второе — в 2013, церемония была приурочена к столетию со дня рождения Сергея Михалкова. В дальнейшем медаль предполагается вручать каждые два года[49].
Лауреаты Золотой медали Сергея Михалкова:
- 2010 год — Георгий Данелия, Людмила Максакова, Виктор Чижиков[49];
- 2013 год — Юрий Башмет, Светлана Врагова, Андрей Дементьев, Зураб Церетели[49].
Интересные факты
- Сергей Михалков — автор эпитафии на могиле Неизвестного солдата у кремлёвской стены: «Имя твоё неизвестно, подвиг твой бессмертен»[10]. В версии Михалкова эпитафия выглядела следующим образом: «Имя его неизвестно, подвиг его бессмертен». Замена местоимений была сделана по предложению Михаила Луконина.
Семейное дерево
<center>
| Александр Михалков | Василий Суриков (1848—1916) | Пётр Кончаловский (1839—1904) | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Ольга Михайловна Глебова | Владимир Михалков (1886—1932) | Ольга Сурикова (1878—1958) | Пётр Кончаловский (1876—1956) | Максим Кончаловский (1875—1942) | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Михаил Михалков (1922—2006) | Александр Михалков (1917—2001) | Сергей Михалков (1913—2009) | Наталья Кончаловская (1903—1988) | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Наталья Аринбасарова (р. 1946) | Андрей Кончаловский (р. 1937) | Юлия Высоцкая (р. 1973) | Анастасия Вертинская (р. 1944) | Никита Михалков (р. 1945) | Татьяна Михалкова (Шигаева) (р. 1947) | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Егор Михалков- Кончаловский (р. 1966) | Мария Михалкова (р. 1999) | Пётр Михалков (р. 2003) | Степан Михалков (р. 1966) | Анна Михалкова (р. 1974) | Артём Михалков (р. 1975) | Надежда Михалкова (р. 1986) | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Александра Михалкова (р. 1992) | Василий Михалков (р. 1999) | Пётр Михалков (р. 2002) | Андрей Баков (р. 2000) | Сергей Баков (р. 2001) | Лидия Бакова (р. 2013) | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
</center>
Напишите отзыв о статье "Михалков, Сергей Владимирович"
Примечания
- ↑ [www.e-reading.club/bookreader.php/11926/Volkov_-_Pogruzhenie_vo_t'mu.html Волков Олег Васильевич. «Погружение во тьму». Глава шестая. На перепутье. Стр. 221]
- ↑ Михалковы // Дворянский календарь. Справочная родословная книга российского дворянства. М.: «ССтарая Басманная», 2013. ISBN 978-5-904043-87-2. Тетрадь 17. С. 179—189.
- ↑ 1 2 3 Михалков С. [militera.lib.ru/memo/russian/mihalkovy_sv_mv/01.html Я был советским писателем. Приметы времени]. — М.: Центрполиграф, 2006. — ISBN 5-9524-1884-8.
- ↑ Ямпольская Е. [archive.is/20130417023053/www.izvestia.ru/culture/article3113925/ Сергей Михалков: «Прожить 95 лет — это очень трудно»] // Известия: газета. — 12.3.2008.
- ↑ [www.lenta.ru/lib/14181045/ Михалков, Сергей] / Лентапедия. (Проверено 9 апреля 2013)
- ↑ 1 2 Трофименков М. [www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=370569 Человек, который никогда не ошибался. 90 лет Сергею Михалкову] // Коммерсантъ: газета. — № 42 (2645). — 13.3.2003.
- ↑ [www.knowbysight.info/1_SSSR/07797.asp Список депутатов Верховного Совета СССР 11 созыва]
- ↑ Энциклопедический словарь Кино. СЭ 1986. Москва. стр 271
- ↑ [pamyat-naroda.ru/heroes/podvig-chelovek_yubileinaya_kartoteka1517247708/ Память народа :: Документ о награде :: Михалков Сергей Владимирович, Орден Отечественной войны I степени]. pamyat-naroda.ru. Проверено 28 декабря 2015.
- ↑ 1 2 3 Ошибка в сносках?: Неверный тег
<ref>; для сносокRef732не указан текст - ↑ [lenta.ru/news/2009/08/27/mikhalkov/ Умер Сергей Михалков], Lenta.ru (27 августа 2009).
- ↑ [life.ru/news/230912 Скончался автор гимна Сергей Михалков]
- ↑ [www.dni.ru/culture/2009/8/27/173681.html Кончаловский: Михалков просто уснул].
- ↑ [www.kp.ru/daily/24350/539306/print/ Последние слова легендарного Сергея Михалкова: «Ну хватит мне. До свидания…»]
- ↑ [www.rian.ru/culture/20090828/182724464.html Прощание с Сергеем Михалковым начнется сегодня вечером]. РИА Новости (12:02 28/08/2009). Проверено 28 августа 2009. [www.webcitation.org/617weVPo2 Архивировано из первоисточника 22 августа 2011].
- ↑ [www.patriarchia.ru/db/text/729777.html Отпевание и лития у гроба Сергея Михалкова] на официальном сайте МП, 29 августа 2009.
- ↑ [www.rian.ru/society/20090829/182869880.html Сергей Михалков похоронен на Новодевичьем кладбище]
- ↑ 1 2 [biograf.net.ua/pis/Sergey%20Mihalkov.html Биографии знаменитых людей]
- ↑ Михалков А. В. Очерки из истории московского купечества, чьи предприятия служили Москве после революции (О чём поведали архивы XIX века). — М.: Просвещение, АО «Московские учебники», 1995. — 109 с. — 1500 экз.
- ↑ [www.mk.ru/daily/72421.html Крёстный сын губернатора] // МК : газета. — 31.10.2007.
- ↑ Плешакова Анастасия. [www.kp.ru/daily/24547/724876/ Михалков вызволял сына Никиту, когда того «заметали в ментовку»] // Комсомольская правда. — 27 августа 2010 года.
- ↑ [www.ogoniok.com/4986/34/ Михалков С. В. Сталин гимн одобрил] // Огонёк. 2007. № 10. 5—11 марта.
- ↑ [www.newsru.com/background/24jan2006/anthmhst.html «Из истории российского гимна» 24 января 2006 г.] ссылка от 20 сентября 2008
- ↑ [www.echo.msk.ru/news/277664.html Проверить текст государственного гимна на соответствие Основному закону страны просят Конституционный суд атеисты и некоторые правозащитники 08.11.2005 радиостанция «Эхо Москвы»] ссылка от 20 сентября 2008
- ↑ [lib.ru/TALES/MIHALKOW/vishnev.txt И. Вишневская. Сатирический театр Михалкова] ссылка от 20 сентября 2008
- ↑ Большая советская энциклопедия, том 16, с. 349.
- ↑ [www.timesonline.co.uk/tol/news/world/europe/article6812890.ece Sergei Mikhalkov, lyricist who praised Stalin, dies aged 96] (Проверено 5 апреля 2010)
- ↑ [www.theinsider.com/news/2766013_Russian_anthem_author_Mikhalkov_dies_at_96 Russian anthem author Mikhalkov dies at 96] (Проверено 5 апреля 2010)
- ↑ 1 2 Михалков С. В. [www.lib.ru/TALES/MIHALKOW/stihi.txt Собр. соч. в 3 т. — Т. 1. Стихи и сказки.] — М.: Дет. лит., 1970.
- ↑ Тендряков Вл. На блаженном острове коммунизма. — Новый мир. — 1988. — № 9. — С. 31.
- ↑ Рассадин С. [magazines.russ.ru/voplit/1996/6/rassad.html Критики о критике]. // Вопросы литературы. — 1996. — № 6.
- ↑ Радзишевский В. [magazines.russ.ru/znamia/2008/1/ra9.html Байки старой «Литературки»]. // Знамя. — 2008. — № 1.
- ↑ [www.newizv.ru/print/24213 Жизнь и необычайные приключения писателя Войновича (рассказанные им самим)] // Новые Известия. — 13.5.2005.
- ↑ Быков Д.. [zzl.lib.ru/books/pasternak_boris_2007/pasternak_boris_2007.fb2.zip Борис Пастернак.] — М.: Мол. гвардия, 2008. — (ЖЗЛ). — ISBN 978-5-235-03074-9.
- ↑ Ю. Цурганов. К 35-летию присуждения Нобелевской премии Александру Солженицыну // Россія. — 2007. — № 45.
- ↑ Афанасий Сборов [www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=864743 Я видел и куков и скоттов] // Власть : журнал. — 2008. — № 9 (762)..
- ↑ [geroy.ntv.ru/subject.jsp?sid=6265 НТВ передача «Главный герой». Сергей Михалков: «Старость и радость». К 95-летнему юбилею].
- ↑ [www.litera.ru/stixiya/articles/72.html Сергей Михалков: «Я не боялся Сталина и даже позволял себе с ним спорить»].
- ↑ Александр Щуплов. [saturday.ng.ru/things2000-05-27/3_nicknames.html «Литература бывает бездоходной — но не безотходной»] // Интернет Субботник. — 30 июня 2006.
- ↑ [www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=370017 «Орёл Нерушимый»] // КоммерсантЪ-Власть. — № 9 (512), 10.3.2003.
- ↑ В. И. Гафт. [lib.ru/ANEKDOTY/gaft.txt Эпиграммы на Lib.ru]: «Россия! Слышишь страшный зуд? Три Михалкова по тебе ползут…» (1974)
- ↑ [www.vz.ru/culture/2008/3/19/153326.html Цензура совести]. // Взгляд (газета).
- ↑ [www.litrossia.ru/archive/155/person/3896.php См., например]
- ↑ [document.kremlin.ru/doc.asp?ID=044569 Указ Президента Российской Федерации от 13 марта 2008 года № 339 «О награждении орденом Святого апостола Андрея Первозванного Михалкова С. В.»]
- ↑ [document.kremlin.ru/doc.asp?ID=016531 Указ Президента Российской Федерации от 13 марта 2003 года № 328 «О награждении орденом „За заслуги перед Отечеством“ II степени Михалкова С. В.»]
- ↑ [document.kremlin.ru/doc.asp?ID=066423 Указ Президента РФ от 13 марта 1998 г. № 268]
- ↑ [document.kremlin.ru/doc.asp?ID=097002 Указ Президента РФ от 20 февраля 1993 г. № 248]
- ↑ [chechnya.gov.ru/page.php?r=126&id=12608 Детской библиотеке присвоено имя Сергея Михалкова]
- ↑ 1 2 3 Макарова Т. [portal-kultura.ru/articles/obshchiy-plan/23722-zolotoy-profil-mikhalkova/ Золотой профиль Михалкова] // Культура : Газета. — М., 2013. — № 47. — С. 2. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=1562-0379&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 1562-0379].
Ссылки
[www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=10180 Михалков, Сергей Владимирович]. Сайт «Герои Страны».
- Михалков, Сергей Владимирович (англ.) на сайте Internet Movie Database
- Михалков, Сергей — статья в Лентапедии. 2012 год.
- Профиль на [animator.ru/db/?p=show_person&pid=1040 animator.ru] и [www.imdb.com/name/nm0586483/ imdb.com].
- [publ.lib.ru/ARCHIVES/M/MIHALKOV_Sergey_Vladimirovich/_Mihalkov_S._V..html Библиография произведений Сергея Михалкова].
- [www.stihi-rus.ru/1/Mihalkov/ Стихи Михалкова] в [www.stihi-rus.ru/page3.htm Антологии русской поэзии].
- [web.archive.org/web/20060611155406/www.biograph.ru/bank/mihalkov_sv.htm Биография Михалкова].
- [www.rian.ru/culture/20090827/182589876.html Тексты гимнов Советского Союза и России, написанные Сергеем Михалковым].
- [www.rian.ru/infografika/20090827/182587953-ig.html Семейное древо Михалковых-Кончаловских].
- [www.rian.ru/video/20090827/182597015.html Молодой Сергей Михалков читает «Дядю Степу». Архивное видео].
| ||||||
Отрывок, характеризующий Михалков, Сергей Владимирович
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.
В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.
На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.
После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.
– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.
Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.
При слабом свете, к которому однако уже успел Пьер приглядеться, вошел невысокий человек. Видимо с света войдя в темноту, человек этот остановился; потом осторожными шагами он подвинулся к столу и положил на него небольшие, закрытые кожаными перчатками, руки.
Невысокий человек этот был одет в белый, кожаный фартук, прикрывавший его грудь и часть ног, на шее было надето что то вроде ожерелья, и из за ожерелья выступал высокий, белый жабо, окаймлявший его продолговатое лицо, освещенное снизу.
– Для чего вы пришли сюда? – спросил вошедший, по шороху, сделанному Пьером, обращаясь в его сторону. – Для чего вы, неверующий в истины света и не видящий света, для чего вы пришли сюда, чего хотите вы от нас? Премудрости, добродетели, просвещения?
В ту минуту как дверь отворилась и вошел неизвестный человек, Пьер испытал чувство страха и благоговения, подобное тому, которое он в детстве испытывал на исповеди: он почувствовал себя с глазу на глаз с совершенно чужим по условиям жизни и с близким, по братству людей, человеком. Пьер с захватывающим дыханье биением сердца подвинулся к ритору (так назывался в масонстве брат, приготовляющий ищущего к вступлению в братство). Пьер, подойдя ближе, узнал в риторе знакомого человека, Смольянинова, но ему оскорбительно было думать, что вошедший был знакомый человек: вошедший был только брат и добродетельный наставник. Пьер долго не мог выговорить слова, так что ритор должен был повторить свой вопрос.
– Да, я… я… хочу обновления, – с трудом выговорил Пьер.
– Хорошо, – сказал Смольянинов, и тотчас же продолжал: – Имеете ли вы понятие о средствах, которыми наш святой орден поможет вам в достижении вашей цели?… – сказал ритор спокойно и быстро.
– Я… надеюсь… руководства… помощи… в обновлении, – сказал Пьер с дрожанием голоса и с затруднением в речи, происходящим и от волнения, и от непривычки говорить по русски об отвлеченных предметах.
– Какое понятие вы имеете о франк масонстве?
– Я подразумеваю, что франк масонство есть fraterienité [братство]; и равенство людей с добродетельными целями, – сказал Пьер, стыдясь по мере того, как он говорил, несоответственности своих слов с торжественностью минуты. Я подразумеваю…
– Хорошо, – сказал ритор поспешно, видимо вполне удовлетворенный этим ответом. – Искали ли вы средств к достижению своей цели в религии?
– Нет, я считал ее несправедливою, и не следовал ей, – сказал Пьер так тихо, что ритор не расслышал его и спросил, что он говорит. – Я был атеистом, – отвечал Пьер.
– Вы ищете истины для того, чтобы следовать в жизни ее законам; следовательно, вы ищете премудрости и добродетели, не так ли? – сказал ритор после минутного молчания.
– Да, да, – подтвердил Пьер.
Ритор прокашлялся, сложил на груди руки в перчатках и начал говорить:
– Теперь я должен открыть вам главную цель нашего ордена, – сказал он, – и ежели цель эта совпадает с вашею, то вы с пользою вступите в наше братство. Первая главнейшая цель и купно основание нашего ордена, на котором он утвержден, и которого никакая сила человеческая не может низвергнуть, есть сохранение и предание потомству некоего важного таинства… от самых древнейших веков и даже от первого человека до нас дошедшего, от которого таинства, может быть, зависит судьба рода человеческого. Но так как сие таинство такого свойства, что никто не может его знать и им пользоваться, если долговременным и прилежным очищением самого себя не приуготовлен, то не всяк может надеяться скоро обрести его. Поэтому мы имеем вторую цель, которая состоит в том, чтобы приуготовлять наших членов, сколько возможно, исправлять их сердце, очищать и просвещать их разум теми средствами, которые нам преданием открыты от мужей, потрудившихся в искании сего таинства, и тем учинять их способными к восприятию оного. Очищая и исправляя наших членов, мы стараемся в третьих исправлять и весь человеческий род, предлагая ему в членах наших пример благочестия и добродетели, и тем стараемся всеми силами противоборствовать злу, царствующему в мире. Подумайте об этом, и я опять приду к вам, – сказал он и вышел из комнаты.
– Противоборствовать злу, царствующему в мире… – повторил Пьер, и ему представилась его будущая деятельность на этом поприще. Ему представлялись такие же люди, каким он был сам две недели тому назад, и он мысленно обращал к ним поучительно наставническую речь. Он представлял себе порочных и несчастных людей, которым он помогал словом и делом; представлял себе угнетателей, от которых он спасал их жертвы. Из трех поименованных ритором целей, эта последняя – исправление рода человеческого, особенно близка была Пьеру. Некое важное таинство, о котором упомянул ритор, хотя и подстрекало его любопытство, не представлялось ему существенным; а вторая цель, очищение и исправление себя, мало занимала его, потому что он в эту минуту с наслаждением чувствовал себя уже вполне исправленным от прежних пороков и готовым только на одно доброе.
Через полчаса вернулся ритор передать ищущему те семь добродетелей, соответствующие семи ступеням храма Соломона, которые должен был воспитывать в себе каждый масон. Добродетели эти были: 1) скромность , соблюдение тайны ордена, 2) повиновение высшим чинам ордена, 3) добронравие, 4) любовь к человечеству, 5) мужество, 6) щедрость и 7) любовь к смерти.
– В седьмых старайтесь, – сказал ритор, – частым помышлением о смерти довести себя до того, чтобы она не казалась вам более страшным врагом, но другом… который освобождает от бедственной сей жизни в трудах добродетели томившуюся душу, для введения ее в место награды и успокоения.
«Да, это должно быть так», – думал Пьер, когда после этих слов ритор снова ушел от него, оставляя его уединенному размышлению. «Это должно быть так, но я еще так слаб, что люблю свою жизнь, которой смысл только теперь по немногу открывается мне». Но остальные пять добродетелей, которые перебирая по пальцам вспомнил Пьер, он чувствовал в душе своей: и мужество , и щедрость , и добронравие , и любовь к человечеству , и в особенности повиновение , которое даже не представлялось ему добродетелью, а счастьем. (Ему так радостно было теперь избавиться от своего произвола и подчинить свою волю тому и тем, которые знали несомненную истину.) Седьмую добродетель Пьер забыл и никак не мог вспомнить ее.
В третий раз ритор вернулся скорее и спросил Пьера, всё ли он тверд в своем намерении, и решается ли подвергнуть себя всему, что от него потребуется.
– Я готов на всё, – сказал Пьер.
– Еще должен вам сообщить, – сказал ритор, – что орден наш учение свое преподает не словами токмо, но иными средствами, которые на истинного искателя мудрости и добродетели действуют, может быть, сильнее, нежели словесные токмо объяснения. Сия храмина убранством своим, которое вы видите, уже должна была изъяснить вашему сердцу, ежели оно искренно, более нежели слова; вы увидите, может быть, и при дальнейшем вашем принятии подобный образ изъяснения. Орден наш подражает древним обществам, которые открывали свое учение иероглифами. Иероглиф, – сказал ритор, – есть наименование какой нибудь неподверженной чувствам вещи, которая содержит в себе качества, подобные изобразуемой.
Пьер знал очень хорошо, что такое иероглиф, но не смел говорить. Он молча слушал ритора, по всему чувствуя, что тотчас начнутся испытанья.
– Ежели вы тверды, то я должен приступить к введению вас, – говорил ритор, ближе подходя к Пьеру. – В знак щедрости прошу вас отдать мне все драгоценные вещи.
– Но я с собою ничего не имею, – сказал Пьер, полагавший, что от него требуют выдачи всего, что он имеет.
– То, что на вас есть: часы, деньги, кольца…
Пьер поспешно достал кошелек, часы, и долго не мог снять с жирного пальца обручальное кольцо. Когда это было сделано, масон сказал:
– В знак повиновенья прошу вас раздеться. – Пьер снял фрак, жилет и левый сапог по указанию ритора. Масон открыл рубашку на его левой груди, и, нагнувшись, поднял его штанину на левой ноге выше колена. Пьер поспешно хотел снять и правый сапог и засучить панталоны, чтобы избавить от этого труда незнакомого ему человека, но масон сказал ему, что этого не нужно – и подал ему туфлю на левую ногу. С детской улыбкой стыдливости, сомнения и насмешки над самим собою, которая против его воли выступала на лицо, Пьер стоял, опустив руки и расставив ноги, перед братом ритором, ожидая его новых приказаний.
– И наконец, в знак чистосердечия, я прошу вас открыть мне главное ваше пристрастие, – сказал он.
– Мое пристрастие! У меня их было так много, – сказал Пьер.
– То пристрастие, которое более всех других заставляло вас колебаться на пути добродетели, – сказал масон.
Пьер помолчал, отыскивая.
«Вино? Объедение? Праздность? Леность? Горячность? Злоба? Женщины?» Перебирал он свои пороки, мысленно взвешивая их и не зная которому отдать преимущество.
– Женщины, – сказал тихим, чуть слышным голосом Пьер. Масон не шевелился и не говорил долго после этого ответа. Наконец он подвинулся к Пьеру, взял лежавший на столе платок и опять завязал ему глаза.
– Последний раз говорю вам: обратите всё ваше внимание на самого себя, наложите цепи на свои чувства и ищите блаженства не в страстях, а в своем сердце. Источник блаженства не вне, а внутри нас…
Пьер уже чувствовал в себе этот освежающий источник блаженства, теперь радостью и умилением переполнявший его душу.
Скоро после этого в темную храмину пришел за Пьером уже не прежний ритор, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. На новые вопросы о твердости его намерения, Пьер отвечал: «Да, да, согласен», – и с сияющею детскою улыбкой, с открытой, жирной грудью, неровно и робко шагая одной разутой и одной обутой ногой, пошел вперед с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой. Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами. В то время как его подводили к какому то предмету, он заметил, что произошло замешательство и смятение между его руководителями. Он слышал, как шопотом заспорили между собой окружающие люди и как один настаивал на том, чтобы он был проведен по какому то ковру. После этого взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди, и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Пьер, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку, и Пьер как во сне увидал, в слабом свете спиртового огня, несколько людей, которые в таких же фартуках, как и ритор, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Между ними стоял человек в белой окровавленной рубашке. Увидав это, Пьер грудью надвинулся вперед на шпаги, желая, чтобы они вонзились в него. Но шпаги отстранились от него и ему тотчас же опять надели повязку. – Теперь ты видел малый свет, – сказал ему чей то голос. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi. [так проходит мирская слава.]
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Поэты по алфавиту
- Поэты СССР
- Поэты России
- Драматурги по алфавиту
- Драматурги СССР
- Драматурги России
- Лауреаты Ленинской премии
- Лауреаты Сталинской премии
- Лауреаты Государственной премии СССР
- Лауреаты Государственной премии РСФСР имени К. С. Станиславского
- Герои Социалистического Труда
- Кавалеры ордена Святого апостола Андрея Первозванного (Российская Федерация)
- Кавалеры ордена «За заслуги перед Отечеством» 2 степени
- Кавалеры ордена Почёта
- Кавалеры ордена Ленина
- Кавалеры ордена Октябрьской Революции
- Кавалеры ордена Красного Знамени
- Кавалеры ордена Отечественной войны I степени
- Кавалеры ордена Трудового Красного Знамени
- Кавалеры ордена Дружбы народов
- Кавалеры ордена Красной Звезды
- Награждённые медалью Жукова
- Награждённые медалью «За оборону Одессы»
- Награждённые медалью «За оборону Севастополя»
- Награждённые медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
- Награждённые медалью «50 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
- Награждённые медалью «60 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
- Награждённые медалью «В память 850-летия Москвы»
- Награждённые медалью «За взятие Будапешта»
- Награждённые медалью «За взятие Вены»
- Награждённые медалью «За освобождение Праги»
- Награждённые медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
- Награждённые медалью «Ветеран труда»
- Награждённые медалью К. Д. Ушинского
- Награждённые медалью Крупской
- Кавалеры ордена «Кирилл и Мефодий»
- Кавалеры ордена «Звезда дружбы народов» в золоте
- Награждённые медалью «50 лет Монгольской Народной Революции»
- Награждённые нагрудным знаком «За заслуги перед польской культурой»
- Кавалеры ордена Улыбки
- Заслуженные деятели искусств РСФСР
- Кавалеры ордена преподобного Сергия Радонежского II степени
- Писатели по алфавиту
- Сергей Михалков
- Баснописцы
- Детские писатели по алфавиту
- Детские писатели СССР
- Общественные деятели России
- Русские писатели XX века
- Писатели-соцреалисты
- Русские поэты
- Детские писатели России
- Переводчики либретто
- Киножурнал «Фитиль»
- Члены КПСС
- Члены Союза писателей СССР
- Награждённые медалью имени Александра Фадеева
- Кавалеры ордена Народной Республики Болгария
- Депутаты Совета Национальностей Верховного Совета СССР от Чечено-Ингушской АССР
- Депутаты Совета Национальностей Верховного Совета СССР 11 созыва
- Депутаты Верховного Совета СССР 10 созыва
- Депутаты Верховного Совета СССР 9 созыва
- Депутаты Верховного Совета СССР 8 созыва
- Поэты — авторы гимнов
- Академики РАО
- Умершие от отёка лёгких
- Похороненные на Новодевичьем кладбище
