Т’Пол

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Т'Пол»)
Перейти к: навигация, поиск
Персонаж Звёздного Пути
Т'Пол
T'Pol

Т'Пол

Раса: Вулканка
Дата рождения: предположительно 2088 год
Место рождения: Планета Вулкан
Дата смерти: 23 век
Организация: ВВК
Звездный флот
Звание: Субкоммандер
Коммандер (с 2154)
Должность: Первый офицер
Офицер по науке
Деятельность: Энтерпрайз NX-01
Актриса: Джолин Блэлок

Т’Пол (англ. T'Pol) — персонаж научно-фантастического телесериала «Звёздный путь: Энтерпрайз».[1][2][3] Т’Пол — первый вулканский офицер, прослуживший на земном судне длительный срок (прежний рекорд был 10 дней). Она прослужила на звездолете «Энтерпрайз» (англ. Enterprise NX-01) 10 лет (2151—2161 годы). Сыграла немалую роль в основании Федерации планет, как и весь офицерский состав NX-01 Энтерпрайз.





Краткий обзор

В качестве субкоммандера на службе Вулканского Верховного Командования Т’Пол ступила на борт «Энтерпрайза» в апреле 2151 года как «наблюдатель» за капитаном Арчером и его командой, которых вулканцы считали не готовыми для освоения глубокого космоса. (Отчасти Вулканцы по началу были даже правы — многие другие судостроительные технологии Землян (в частности технологии космических вооружений) в развитии отставали от Земных двигателестроительных технологий. Так «Энтерпрайз» был вооружен ракетами и поляризуемой обшивкой, но энергетических щитов не имел. Фазовыми орудиями и фотонными торпедами «Энтерпрайз» был вооружен только спустя год — перед вылетом в миссию в Дельфийском пространстве.)

После удачного завершения миссии «Энтерпрайза» в Дельфийском пространстве Т’Пол, ведомая чувством долга перед Арчером за спасённую жизнь и осознавая, что люди уже готовы к освоению дальнего космоса, приняла решение остаться в качестве наблюдателя, чем немало удивила Вулканское Командование.

Т’Пол показала себя как отличный субкоммандер (старший помощник капитана). В результате нападения на Землю агрессивной расы Зинди Т’Пол оставила свою службу в Вулканском Верховном Командовании и, в качестве гражданского лица (но с сохранением звания), приняла участие в полёте «Энтерпрайза» в Дельфийское Пространство, где оказала неоценимую помощь земному человечеству. Приняв решение вступить в Земной Звёздный флот, она, с учётом предыдущих заслуг, получила звание коммандера.

К тому моменту бытовавшие в команде «Энтерпрайза» неприязнь и недоверие к Т’Пол исчезли. Т’Пол в спорах часто опиралась на мнение Вулканского Научного Совета, но долгие годы жизни рядом с людьми и события, в центре которых она оказывалась вместе с прочим экипажем «Энтерпрайза», со временем убедили её в том, что не всё объяснимо наукой или логикой.

Т’Пол значительно отличалась по степени эмоциональности от прочих вулканцев. Т’Пол, как и многие вулканцы, духовно развита, но гораздо более открыта, чем другие вулканцы. Для неё гораздо легче сказать правду, чем солгать. Несмотря на доверительные отношения с Арчером и командой (по крайней мере, до инцидента с Кир’Шарой), мнение Т’Пол часто расходилось с мнением остальных. После же Арчер стал пользоваться у неё непререкаемым авторитетом и его мнение ставилось под сомнение лишь тогда, когда он шёл на действительно большой риск.

Биография

До Энтерпрайза

О ранних годах жизни Т’Пол известно мало. Сохранились сведения что она была рождена на Вулкане в 2088—2089 по Земному летоисчислению (за 62-63 года до событий эпизода Разорванный круг1). Примерно за 16 лет до начала службы на «Энтерпрайзе» Т’Пол была агентом Вулканской Службы Разведки.

Получив за долгую службу достаточно высокий статус, Т’Пол, заодно с несколькими агентами, получила задание немалой важности: им следовало ликвидировать семь контрабандистов, порочивших своё происхождение (ранее они тоже были агентами, внедрёнными в преступные структуры, но соблазнились преступной жизнью). В ходе преследования последнего, седьмого контрабандиста, Т’Пол с немалым удивлением обнаружила что у него оказался с собой напарник. В ходе погони тот был убит. С тех пор Т’Пол мучали угрызения о содеянном. К тому же, седьмой контрабандист исчез бесследно. Т’Пол стало трудно справляться со своими эмоциями, поэтому она прошла обряд Фуллара, который должен стереть из памяти негативные воспоминания, но к сожалению процедура оказалась мало эффективна.

Позже Т’Пол оставила службу в Вулканской разведке и перейдя на службу в Вулканское Верховное Командование, получив назначение на Вулканский крейсер «Селейя». В ходе службы Т’Пол получила звание субкомандера в котором впоследствии и ступила на борт «Энтерпрайза». События, произошедшие во время её службы в разведке, сделали её более эмоциональной, что впоследствии облегчило ей жизнь среди людей и помогло со временем наладить хорошие отношения с Капитаном Арчером.

Синдром Па’Нар, Треллиум Д, Слияние Разумов и эмоции

Т’Пол, которую многие винили в излишней индивидуальности и «мятежности», была некоторое время очарована Толарисом, членом группы полностью эмоциональных вулканцев (с ними в течение первого года столкнулась экспедиция «Энтерпрайза» — «Энтерпрайза NX-01»).

Толарис предложил ей испытать больше эмоций посредством Слияния Разумов (вулканской телепатической техники). После пары таких экспериментов со Слиянием Разумов Т’Пол резко поменяла своё мнение о Толарисе. К тому же, в результате, он попытался насильственным путём вторгнуться в её разум, причинив ей немалый психический ущерб. Позже она узнала, что не только получила травму, но и заразилась Синдромом Па’Нар — заболеванием, являющимся психоневрологическим аналогом человеческого ВИЧ-инфекции, только передаваемую ментальным путём. Заболевание могло привести к смерти заражённого, но к счастью для неё лекарство всё же было получено.

ВВК намеревалось отозвать Т’Пол с «Энтерпрайза», воспользовавшись подвернувшимся случаем, но нашёлся вулканский доктор, который не разделял мнения прочих и передал Т’Пол уже тогда существовавшее, но строго засекреченное лекарство. Прошло время, и Т’Пол узнала, что Синдром Па’Нар оказался следствием неправильного проведения Слияния Разумов, и вопреки установленному декретом ВВК, лечению поддавался. T’Пол говорили, что она генетически неспособна к Слиянию Разумов, однако после 2154 года после свержения режима ВВК, которое преследовало всех практикующих Слияние Разумов, она опровергла это, совершив слияние с Хоси Сато под руководством Джонатана Арчера, который узнал детали церемонии за то время, пока обладал катрой (знаниями и духом) Сурака — древнего философа и идеолога вулканской культуры, — переданной ему на Вулкане последним из носителей этой катры. Ещё раньше Т’Пол обнаружила между собой и Чарльзом Такером телепатическую связь, обычно возникающая между двумя вулканцами, решившими связать свои судьбы узами брака. Т’Пол ещё и до свержения ВВК проявляла необычное для вулканцев желание поближе ознакомиться с человеческой культурой. Поддавшись на уговоры экипажа, она начала почти ежедневно посещать корабельный кинотеатр, проявляя специфический интерес к фильмам, где герои были поставлены в обстановку отчуждённости от общества равно как и она на борту NX-01 и вулканцы на Земле. Ещё до вступления на борт NX-01 интерес к человеческой культуре заставил Т’Пол скрытно ночью покинуть вулканскую посольскую колонию, и посетить один из клубов в Сан-Франциско, где играли странную и хаотичную для неё джаз-музыку, после этого её часто посещали воспоминания связанные с тем днем… T’Пол также призналась Толарису, что она любила пить различные виды чая: удовольствие являющееся необычной снисходительностью для вулканца. T’Пол также обнаружила в себе артистический талант. Когда на борт «Энтерпрайза» проникли ференги, она использовала свою притягательность для них, дабы помочь в освобождении корабля. Ещё раз свой актёрский талант ей пришлось применить в серии «Ударная волна. Часть II», симулируя безумие, чтобы помочь в освобождении корабля от сулибанских захватчиков. Также о таланте пришлось вспомнить, попав в плен к ВВК в дни Вулканской гражданской войны (которая и привела к свержению ВВК).

В 2153 году ВВК потребовало Т‘Пол вернуться на родину и не сопровождать «Энтерпрайз» в Дельфийское Пространство, как они выразились «вулканской логике там не место», но Арчер смог переубедить Т‘Пол поменять свою точку зрения. Т‘Пол оставила службу в ВВК ради участия экспедиции землян, которая ставила перед собой целью обнаружение таинственной расы «Зинди», — Зинди в нападении на Землю и гибели семи миллионов людей (данным событиям посвящён весь третий сезон сериала).

Ещё до экспедиции Энтерпрайза, ВВК направляло в Дельфийское Пространство крейсер «Селейя», который попал в ловушку в астероидном поле, — астероиды имели странную и неподдающуюся расчётам траекторию и в любой момент могли уничтожить «Селейю». «Энтерпрайз», случайно обнаружив считавшийся пропавшим без вести корабль, отправил команду высадки, в которую входила и Т‘Пол. Попав на корабль они обнаружили, что бывшие на корабле вулканцы остались в живых, но потеряли над собой контроль, так как астероиды имели в составе немалую часть Треллиума-Д — вещества, негативно влиявшего на вулканскую нервную систему. Его воздействия не избежала и Т‘Пол. «Селейю» из ловушки вызволить не удалось, — корабль со всем экипажем погиб. Т‘Пол излечилась от воздействия Треллиума-Д, но кошмары о «Селейе» (на которой она, стоит отметить, служила до службы на «Энтерпрайзе») не отпускали её ещё долгое время.

T’Пол однако желала больше эмоций. Постоянные сновидения о «Селейе» не давали ей покоя, она вспомнила о эффекте, который оказал на неё Треллиум-Д. На в складских помещениях на корабле хранилось свыше центнера этого вещества. Она нашла способ принимать маленькие порции Треллиума-Д внутривенно, — Т‘Пол смогла почувствовать немалое количество эмоциональной составляющей жизни, прежде чем Треллиум-Д (через три месяца) начал вызывать явное привыкание и побочные эффекты. Т‘Пол обратилась за помощью к Доктору Флоксу. В течение двух недель Флокс вылечил Т‘Пол и сохранил анонимность… За три месяца Т‘Пол успела наладить действительно дружеские и почти тёплые отношения с командой (в этом помогло её послабление эмоциональных барьеров). Т‘Пол неожиданно для себя начала чувствовать влечение к Коммандеру Такеру… Она стала ревновать его, когда коммандер начал заигрывать с одной из дам-членов экипажа. Со временем между Т‘Пол и коммандером возникла интимная связь. Но на следующий день Т‘Пол сказала, что это был лишь эксперимент. (До сих пор многие фанаты сериала спорят по этому вопросу «эксперимент ли это был или просто отговорка?»: могло быть, что Т‘Пол, почувствовав, что зашла слишком далеко, придумала для себя это оправдание.)

Употребление Т‘Пол Треллиума-Д однажды едва не вылилось в гибель «Энтерпрайза», когда Джонатан Арчер решил пожертвовать своей жизнью ради того, чтобы поломать планы Зинди, а Т‘Пол уже считая Арчера мёртвым и не зная, что он попал в плен, впала в длительную депрессию. Она попыталась скрыть это от команды, но от Коммандера Такера ей скрыть это не удалось. В результате того, что Т‘Пол вовремя не оказалась на мостике, «Энтерпрайз» получил в бою сильнейшие повреждения. К тому же Т‘Пол была несколько не в себе из-за полного нарушения эмоционального контроля. После нападения Зинди на «Энтерпрайз» около Азати Прайм, достать Треллиум-Д стало невероятно трудно и Т‘Пол приходилось, рискуя жизнью, направляться в тяжело повреждённую часть корабля, что однажды едва не закончилось её смертью. Вскоре после возвращения Арчера, Т‘Пол решила для себя что её здоровый безэмоциональный образ будет кораблю более полезен чем нынешний. Несмотря на попытки Флокса помочь полностью восстановить ей эмоциональный контроль, который у неё был ранее — Т‘Пол пришлось смирится с остаточными эмоциями. Флокс предположил, что Т‘Пол предстоит провести с ними всю последующую жизнь. Последующая встреча с пожилой версией СЕБЯ (из-за пространственно-временной аномалии в эпизоде «E2») указала Т‘Пол на то, что Флокс оказался прав и с эмоциями ей уже никогда не справиться. После миссии в Дельфийском Пространстве и смерти матери в убежище сирранитов, Т‘Пол стала наиболее эмоциональной, чем когда либо. Обыкновенно, вулканцы воспринимают смерть как неизбежное и всегда к ней подсознательно готовы. Но Т‘Пол, потеряв над собой контроль, страдала от потери близкого не менее, чем любой земной человек. После смерти её матери и возвращения Кир’Шары, T’Пол пересмотрела свои взгляды на то, что значит быть вулканцем, и всё больше стала проводить время, изучая «Кир‘Шару». Она научилась управлять своими эмоциями в большей степени, чем за прошедшие два года. Несмотря на всё это и контроль эмоций, она призналась Флоксу, что прежде никогда не чувствовала себя настолько уверенной.

Отношения с Коммандером Такером

Отношения между Т’Пол и Такером достаточно сложны. В первое время совместной службы они даже враждовали и питали друг к другу сильную антипатию. Т’Пол порой даже доставляло удовольствие дразнить Чарльза.

Отношения развиваются постепенно, когда доктор назначает Такеру вулканский нейромассаж. В 10 серии 3 сезона клон Такера, Сим, признается Т’Пол в любви. В последующих сериях T’Пол начала ревновать командера и на одном из сеансов нейромассажа признается в своих чувствах. Позже T’Пол, предлагает оставить в тайне и прекратить взаимоотношения с Такером.

Ответные чувства в Т’Пол пробудил Трелиум-Д — вещество, которое понижает эмоциональные барьеры вулканцев, который она употребляла(это вызвало у неё зависимость). После прекращения употребления вещества, она узнает, что не сможет подавлять эмоции и чувства, как раньше.

В серии Е2 корабль встречается со своей точной копией. Оказывается, что корабль попал в аномалию и его перебросило на 100 лет. Из рассказа капитана альтернативного корабля становиться известно, что Т’Пол и Такер были женаты и имели сына по имени Лориан (капитан корабля). Данное известие смущает Т’Пол и радует Такера, что делает его более настойчивым.

В четвёртом сезоне, во время увольнения на земле, Такер напрашивается на поезду на Вулкан, вынуждая T’Пол пригласить Такера с собой на Вулкан погостить у матери. Вернувшись на Вулкан Т’Пол узнает, что стала причиной отставки своей матери, поэтому совершает сделку и выходит замуж за Косса (бывшего жениха, сына влиятельного политика), тем самым возвращая должность матери. Такер, присутствует при свадьбе, на этом отношения заканчиваются. В серии «Awakening»(четвертый сезон), когда умирает мать Т’Пол, сделка была отменена и субкомандер получила развод. Командер Такер не знает о разводе, холодность и сдержанность Т’Пол, для него становятся невыносимыми поэтому он просит перевода на другой корабль. Т’Пол преследуют видения, где присутствует Такер. В связи с поломкой Такер временно возвращается на Энтерпрайз, где в беседе с Т’Пол признается в том, что у него были видения и узнает, об особой Вулканской связью между влюбленными — это становится причиной возвращения на корабль.

В 20 серии 4 сезона Т’Пол и Такеру становиться известно, терратисты синтезировали из их ДНК клона (предатель на борту «Энтерпрайза» похитил их ДНК, была создана дочь Элизабет (впоследствии умершая)). Смерть девочки стало причиной сближения.

Но согласно эпизоду «Эти путешествия…», где капитан Райке пользуется историческими данными о времени создания Федерации Планет показано, что отношения между Т’Пол и Такером прекратились приблизительно через шесть лет (то есть через некоторое время после событий вокруг «Терры Прайм»). После смерти Такера, Т’Пол испытывает определенные страдания и, даже собирается встретится с его родителями (хотя произошла ли эта встреча — неизвестно).

Некоторые поклонники сериала считают, что события, показанные в «Этих путешествиях…», не являются каноническими и на самом деле вполне могли развиваться по другому.

Отношения с Джонатаном Арчером

Т’Пол находилась в очень близких отношениях с капитаном Арчером. Во время миссии Зинди она очень переживает, считая, что Арчер погиб. Также тяжело она переживает и его предполагаемую смерть в эпизоде «Час Ноль» (англ. Zero Hour).

В одной из альтернативных — сумеречных — временных линий Т’Пол посвящает свою жизнь заботе об Арчере. Сложно судить, насколько романтичны были в этом варианте реальности их отношения, однако сценарист Майк Суссман смотрит на эти события именно так.

В двух первых сезонах сериала отношения между Арчером и Т’Пол имели все предпосылки, чтобы перерасти в роман. В эпизоде «Ночь в изоляторе» (англ. A Night in Sickbay) Арчер признает, что Т’Пол достаточно привлекательна. Т’Пол, в свою очередь, признает определенное влечение к капитану. В дальнейшем — во время и после миссии Зинди — становится понятно, что на самом деле Арчер и Т’Пол очень хорошие друзья и их дружеские отношения остаются таковыми и в конце миссии NX-01 (однако, некоторые видят в эпизоде «Эти Путешествия» предпосылки к чему-то большему).

Служба в Звёздном Флоте

Перед окончанием миссии Зинди Т’Пол дала понять Арчеру и Таккеру, что желает поступить на службу в «Звездный Флот» (многие поклонники эпопеи считают, что этим авторы сериала нарушили канон, согласно которому Мистер Спок считался первым вулканцем, поступившим на службу Федерации). По завершении миссии она прошла соответствующую аттестацию и получила звание коммандера.

В мае 2154 Т’Пол официально вступила в «Звездный Флот». Поскольку Т’Пол никогда не надевала форму, принятую во флоте, считается, что её служба носила особый характер (хотя Диана Трой из Следующего Поколения до последних сезонов также не носила форму).

В конце эпизода «Это путешествие…» (англ. These Are the Voyages...) Т’Пол становится первым офицером «Энтерпрайза» на 10 последующих лет. Её отношения с коммандером Таккером прекратились предположительно около 2155 года, когда умер их клонированный ребёнок. Однако, Т’Пол оставалась эмоционально привязана к Таккеру, и его смерть во время малозначительной миссии достаточно сильно повлияла на неё. Она даже решилась увидеться с его родителями.

В финальном диалоге говорится о том, что Т’Пол должна получить назначение на другое судно после списания «Энтерпрайза» («Энтерпрайз» подлежал замене новым «Энтерпрайзом»). Из этого следует, что она после 2161 (года списания звездолета) продолжила службу уже в Звездном флоте Федерации.

Дальнейшая судьба Т’Пол не известна. Но учитывая, что средняя продолжительность жизни Вулканцев составляет 200 лет, можно предположить, что Т’Пол была все ещё жива и во время событий «Оригинальных серий».

Возраст

Возраст Т’Пол стал известен только в конце третьего сезона, где она говорит Таккеру, что ей 65. До этого Таккер делал разнообразные предположения по этому поводу, но Арчер, который как капитан имел доступ к подробной информации о экипаже, отказывался что-либо ему сообщить. Это фактически повторяет попытки Периса и Кима угадать возраст Тувока в сериале «Звездный путь: Вояджер».

Первая же ссылка на возраст Т’Пол делается в серии «Падший герой» (англ. Fallen Hero), когда посол В’Лар замечает, что она и Т’Пол — самые старые на борту «Энтерпрайза».
Сама же Т’Пол расценивала себя достаточно молодой и несколько раз упрекала сослуживцев в их предрассудках по поводу её возраста (что весьма резонно, учитывая, что в среднем вулканцы живут до 200 лет).

Примечания

1 Со слов актрисы Джолин Блалок известно, что в оригинале сценария Энтерпрайза было сказано, что в момент событий эпизода «Разорванный Круг» (англ. Broken Bow) Т’Пол было 66 лет. Этот факт вызвал дискуссии по поводу возраста Т’Пол в эпизоде «Час Ноль» (англ. Zero Hour).

Семья

О семье Т‘Пол мало что известно. В эпизоде «Пробуждение» выяснилось, что она сирота. Её отец умер ещё тогда, когда Т’Пол была совсем юной. Мать Т‘Пол, Т‘Лес вплоть до 2154 работала в Вулканской Научной Академии, но в 2154 погибла во время гражданской войны в лагере сирранитов в том же самом году. Смерть матери надолго выбила Т’Пол из колеи.

Т‘Мир — вторая предмать (прабабушка) Т‘Пол, посетила Землю ещё в далёкие 1950-е годы. Т‘Пол хранила у себя в каюте свидетельство пребывания её прабабушки на Земле, кожаную сумку 50-х годов.

T’Пол должна была выйти замуж за вулканского архитектора по имени Косс ещё до начала миссии «Энтерпрайза», брак был намечен на 2151 год. После серии «Взламывая Льды», Т‘Пол отложила свою свадьбу после того, как команда убедила её, что бракосочетаться по заранее определённому плану неправильно. В серии четвёртого сезона «Дом» Т‘Пол, прибыв на Вулкан, всё же пришлось выйти замуж за Косса ради того, чтобы сохранить честь семьи. По окончании медового месяца Т‘Пол вернулась на «Энтерпрайз». После инцидента с «аугментами» Т‘Пол возобновила свои отношения с Трипом. После вулканской гражданской войны, Косс по личной инициативе развелся с Т‘Пол потому, как Т’Лес была мертва, а Т’Пол вышла за Косса лишь из-за своей матери. Т’Лес погибла и Косс, всё прекрасно понимавший, освободил Т’Пол от их брака.

В одной из серий Т‘Пол упомянула, что в 1950-е годы Землю посещала её прабабушка Т‘Мир. Попала она туда в результате аварии научно-исследовательтского корабля Верховного Командования, направленного к Земле, после запуска первого спутника. Там она, приняв на себя командование оставшимися членами экипажа, была вынуждена пробыть три месяца до прибытия спасательного корабля. Достоверна ли рассказанная ею история — неизвестно, но в своей каюте Т‘Пол хранила сумочку явно земного изготовления и именно 50-х годов XX века, часто использовала оную как объект для медитаций.

Также, Т‘Пол рассказывала, что застёжка «Velcro» — это вулканское изобретение, переданное Т‘Мир землянам с целью получения денег и передачи последующих одному молодому человеку, который удивил её своим стремлением к науке. Деньги им были потрачены на поступление в институт. В серии «E2» «Энтерпрайз» встретился с кораблём — точной копией самого себя. Как выяснилось этот «Энтерпрайз» совершил неудачный пространственно-временной скачок и попал в начало XXI века. В результате члены экипажа решили сделать всё возможное, чтобы предотвратить тот несчастный случай с тем «Энтерпрайзом», что ещё «для них» даже не сошёл с доков. Таким образом, «Энтерпрайз» превратился в потомственный корабль. На том корабле Т‘Пол и Трип поженились и зачали Лориана, который на 2153 год (год встречи с оригинальным «Энтерпрайзом») являлся капитаном. Также, на том корабле Т‘Пол встретила саму себя, сильно состарившуюся и в возрасте 180 лет. Судьба «Энтерпрайза» (на котором капитаном был Лориан) после предотвращения инцидента со скачком во времени неизвестна, возможно тот «Энтерпрайз» просто перестал существовать. В серии «Демоны» (четвёртый сезон) Организация «Терра Прайм» похитила ДНК Т‘Пол и Трипа для того, чтобы созданную усилиями генетиков шестимесячную девочку полувулканку-получеловека Элизабет использовать в своей пропаганде ненависти к внеземным цивилизациям. Но некоторые ошибки, допущенные ими при клонировании, не позволили девочке долго прожить. Она умерла, не дожив и до семи месяцев…

Эпизоды «В зеркале тёмном» и «Сумерки памяти»

Действие двухсерийного эпизода четвёртого сезона «В Зеркале Тёмном» происходят в «Зеркальной Вселенной», история которой развивалась иначе, чем привычная нам. В этой «Зеркальной Вселенной» земляне в будущем создали агрессивную, техногенную империю, порабощающую соседние цивилизации.

В «Зеркальной Вселенной» Т’Пол обладает более ярко выраженной сексуальностью, которая наиболее ярко проявляется в её отношениях с «иным» Такером, которые частично показаны в эпизоде.

«Зеркальная версия» Т’Пол недавно подвергалась пон-фару (возможно отличия в биологическом строении от вулканцев из нашей вселенной или следствие вируса наблюдавшегося у «реальной» Т‘Пол в первом сезоне). Также выясняется, что она имела половые связи и с Такером, и с Арчером.

В этом эпизоде Т’Пол имеет длинные светлые волосы и, как другие женщины-члены экипажа в Империи Землян, носит униформу — двойки с голым животом (до ступления на борт NCC-1764), после же она носила униформу, принятую в сериале «Звёздный путь: Оригинальный сериал» и затем, под конец эпизода, вновь облачается в прежнюю униформу.

Интересные факты

  • Первоначально Т’Пол должна была стать молодым вариантом Т'Пау, участвовавшей в эпизоде «Время Амок» (англ. Amok Time) сериала «Звёздный путь: Оригинальный сериал». Но, позже было решено создать новый, самостоятельный персонаж. Сама же Т’Пау появляется в четвёртом сезоне «Энтерпрайза».
  • Внешность Т’Пол была серьёзно изменена между вторым и третьим сезонами. Это было сделано для того, чтобы сделать персонаж более привлекательным для зрителей. До третьего сезона образ Т’Пол походил на Саавик из фильма «Звёздный путь 2: Гнев Хана», брови которой были изогнуты в обратную, не характерную для вулканцев сторону. В одном из интервью актриса Джолин Блэлок рассказала, что в начале третьего сезона она и её визажист без согласия авторов сериала изменили брови героини, придав ей более традиционный для вулканцев облик. Впоследствии эти изменения были сохранены, но «канонического» объяснения так и не получили.
  • Изменения во внешности Т’Пол происходили и в первом сезоне. В вырезанной сцене эпизода «Разорванный Круг» (англ. Broken Bow), которая доступна на вышедшем в 2005 году DVD, Т’Пол появляется в первоначальном гриме: заметно, что её волосы в этой сцене несколько более длинные, чем в следующих сериях.

Источники

См. также

Напишите отзыв о статье "Т’Пол"

Ссылки

  • [www.startrek.com/startrek/view/series/ENT/character/1122645.html Страница Т’Пол на официальном сайте Star Trek]
  • [memory-alpha.org/en/wiki/T'Pol Т’Пол в wiki Memory Alpha]
  • [www.samaratrek.ru/Enterprise/crew/tpol.shtml Биография Т’Пол на сайте Самарского Трек-клуба]
  • [www.tpol.msk.ru Неофициальный русский фэн сайт T`Pol (Джолин Блэлок)]

Примечания

  1. [www.outsidethebeltway.com/jolene_blalock_playboy_interview/ Jolene Blalock Playboy Interview]
  2. [news.bbc.co.uk/2/hi/entertainment/1747412.stm Star Trek: Enterprise follows in the footsteps of the earlier series Star Trek; The Next Generation; Deep Space Nine; and Voyager.]
  3. [news.bbc.co.uk/2/hi/entertainment/1324760.stm Scott Bakula takes Star Trek helm]

Отрывок, характеризующий Т’Пол

Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.


От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.


После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.