ТСН, Телевизионная служба новостей (телепрограмма)

К:Википедия:Страницы на КУ (тип: не указан)

ТСН (Телевизионная служба новостей)
Жанр	информационная телепрограмма
Производство	ЦТ СССР
Ведущий(е)	Татьяна Миткова Александр Гурнов Юрий Ростов Борис Костенко Дмитрий Киселев Марина Назарова Михаил Осокин Павел Огородников
Страна производства	СССР СССР
Язык	Русский
Количество сезонов	2
Количество выпусков	300+
Производство
Руководитель(и) программы	Эдуард Сагалаев
Место съёмок	Москва Москва
Продолжительность	15 минут
Вещание
Телеканал(ы)	Первая программа ЦТ СССР
Формат изображения	4:3
Формат звука	моно
Период трансляции	с сентябрь 1989 по 31 декабря 1991 года
Хронология
Последующие передачи	ИТА Новости

ТСН (Телевизионная Служба Новостей) — информационная телевизионная программа Центрального телевидения СССР. Выходила в эфир на Первом канале ЦТ с сентября 1989 по декабрь 1991 года. Производилась главной редакцией информации Центрального телевидения. Создавалась как альтернатива информационной программе «Время». Принципиальные отличия заключались в стиле, отборе и интерпретации новостей.

История

Главный выпуск ТСН выходил в эфир по плавающему графику в промежутке с 23.30 до 0.00, хронометраж 10-20 минут. С 1990 по 1991 год существовали также выпуски в 12.00, 15.00 и 18.00. Главным редактором программы стал Эдуард Сагалаев. Первым ведущим - один из создателей ТСН - Александр Гурнов (в 1991 году перешел на работу в ВГТРК).

С января 1990 года программу также вели Татьяна Миткова, Юрий Ростов, Дмитрий Киселев, а с 1991 года Михаил Осокин и Сергей Доренко. Все они впоследствии стали «звездами» российского телевидения.

В ТСН впервые на советском телевидении о новостях зрителям рассказывали не дикторы, а ведущие – молодые журналисты Гостелерадио. ТСН отличал быстрый, телеграфный стиль подачи новостей, лаконичность текстов ведущих и личностный подход в манере изложения информации.  

Информационная повестка дня ТСН существенно отличалась от «Времени». Выпуск формировался из тем и сюжетов, вызывающих широкий общественный интерес, проблемных материалов; авторы программы старались представить разные точки зрения на главные события дня, не переходя, однако, к открытой политической конфронтации.

13 января 1991 года ведущая ТСН Татьяна Миткова отказалась произносить в эфире официальное сообщение о событиях в Вильнюсе. Вместо нее текст зачитала приглашенная в студию диктор Елена Коваленко, которой Миткова передала слово.

14 января 1991 года из-за материала о событиях в Литве заменен диктором ведущий Сергей Доренко. 16 января ночной выпуск ТСН снят с эфира. В дальнейшем выпуски ТСН неоднократно подвергались цензуре, а в марте 1991 года Татьяну Миткову, Юрия Ростова и Дмитрия Киселева полностью отстранили от эфира.

Новыми ведущими ТСН стали Игорь Минаев (до мая 1991 г.), Борис Костенко, Марина Назарова, Павел Огородников и Михаил Осокин (остался в программе).

Татьяна Миткова вернулась на работу в ТСН после августовского путча.

В сентябре 1991 года новым руководителем Центрального телевидения Егором Яковлевым был объявлен конкурс на право подготовки информационных программ на Первом канале ЦТ. В соревновании участвовали редакции программ «Время» и ТСН, а работу бригад оценивали телезрители.

В конкурсе победила команда ТСН, коллектив программы «Время» с этим решением не согласился.

1 ноября 1991 руководством ЦТ принято решение о создании Информационного телевизионного агентства (ИТА), информационные программы которого вышли в эфир 1 января 1992 года с названием «Новости ИТА».

ТСН в последний раз вышла в эфир 31 декабря 1991г. в 18.00 с ведущим Дмитрием Киселевым.

Ведущие

• Татьяна Миткова
• Александр Гурнов
• Юрий Ростов
• Борис Костенко
• Дмитрий Киселев
• Марина Назарова
• Павел Огородников
• Михаил Осокин
• Сергей Доренко
• Игорь Минаев

Заставка

1990—1991

Идёт обратный цифровой, отсчет сопровождаемый различными анимационными эффектами после чего слева вылетает аббревиатура ТСН и сверху и снизу появляется надпись «Телевизионная Служба Новостей». Мини-заставка — на фоне кадров из программы появлялась надпись белыми буквами в чёрной рамке «В эфире ТСН», после чего кадры исчезают, остаётся аббревиатура ТСН на чёрном фоне. Другая мини-заставка — на фоне синих полос появляется голубое полушарие которое испускает голубой, розовый и зелёный круги, после чего появляется аббревиатура — ТСН. Конечная заставка была неподвижной с изображением аббревиатуры ТСН и надписи «Телевизионная служба новостей» на чёрном фоне.

Студия. Ведущие в студии сидели на фоне окна в режиссерскую аппаратную, за которым были видны телевизионные мониторы, установленные на стойке.

Интересные факты

• С июня 1990 г. по август 1991 г. в 18.45 выходил международный выпуск ТСН.
• В ночных эфирах ТСН в конце недели выходила рубрика «Непальский гороскоп».
• Выпуски ТСН заканчивались рубрикой «Прогноз погоды» под музыкальные клипы иностранных исполнителей.

В постсоветское время

В постсоветское время существовало новостное агентство ТСН во главе с Александром Гурновым, бывшим ведущим «Телевизионной службы новостей». В разное время производило выпуски новостей для каналов ТВ-6 (с 1997 по 1999), REN-TV (в 2000 году) и М1. Прекратило свою деятельность осенью 2001 года.

Ссылки

• [video.yandex.ru/users/subscribe82/view/46/ Выпуск от 3 сентября 1991 г.]
• [www.aif.ru/archive/1652399]

Отрывок, характеризующий ТСН, Телевизионная служба новостей (телепрограмма)

– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.