ТЭФИ (премия, 2011)
Поделись знанием:
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.
После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.
В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.
Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.
| «ТЭФИ—2011» | |
| Награда за |
высшие достижения в области телевизионных искусств |
|---|---|
| Учредитель | |
| Основание |
1994 |
| Сайт |
www.tefi.ru/ |
«ТЭ́ФИ» — российская национальная телевизионная премия за высшие достижения в области телевизионных искусств. Учреждена фондом «Академия Российского Телевидения» 21 октября 1994 года[1]. Премия должна была стать российским аналогом американской телевизионной премии «Эмми».
Для участия в конкурсе «ТЭФИ—2011» принимались работы, произведённые и впервые вышедшие в эфир на территории России в период с 1 июня 2010 года по 31 августа 2011 года[2].
Содержание
Церемония
Семнадцатая церемония награждения проводилась в два этапа. Награждение победителей в номинациях категории «Профессии» состоялось 25 мая 2012 года в Московском театре «Новая опера» имени Е. В. Колобова[3], а в номинациях категории «Лица» — 29 мая 2012 года в Театре мюзикла[4]. Данная церемония стала крайней в истории премии перед перерывом в проведении конкурсов в связи с необходимостью выработки новых регламента и правил проведения[5] (возобновлён 24 марта 2014 года[6]). В качестве ведущих церемоний были приглашены Ирина Роднина и Михаил Барщевский[7]. Телевизионная версия церемонии награждения в номинациях категории «Лица» была подготовлена и показана в эфире ОАО «Первый канал»[8].
Победители и финалисты
Категория «Профессии»
Победители указаны первыми и выделены отдельным цветом
| Номинации | Победители и финалисты | Представляющая организация |
|---|---|---|
| «Прожекторперисхилтон» | ООО «Красная студия» | |
| «„Хочу знать“ с Михаилом Ширвиндтом» | ООО «Живые новости» | |
| «Идеальное интервью. Кто здесь звезда?» | ООО «Алар» | |
| <center>Специальный репортаж | «Ноты протеста» | ЗАО «Телекомпания РЕН ТВ» |
| «Апокалипсис 2011» | ОАО «Первый канал» | |
| «Список Эрика: Самая русская песня в мире» | Russia Today, АНО «ТВ-Новости» | |
| <center>Музыкальная программа. Классика | «Сати. Нескучная классика» | ООО «МБ групп продакшн» |
| «Классика жанра» | ОАО «ТВ Центр» | |
| «Абсолютный слух» | ООО «Артс Медиацентр» | |
| <center>Музыкальная программа. Популярная музыка | «ДОстояние РЕспублики» | ООО «Красная студия» |
| Ежегодная национальная телевизионная премия в области популярной музыки «Муз-ТВ 2011» | ЗАО «ТВ сервис» | |
| «Добрый вечер, Москва!» | ОАО «ТВ Центр» | |
| <center>Программа о науке (цикл) | «Эволюция» | ООО «Телепроект ЦИВИЛИЗАЦИЯ» |
| «Галилео» | ООО «ГалилеоМедиа» | |
| «Диалоги о животных» | ООО «Студия 2В» | |
| <center>Программа об искусстве (цикл) | «Станислав Лем» из цикла «Гении и злодеи» | ООО «Цивилизация Нео» |
| «Украденный театр» из цикла «И другие…» | ООО «АБ-ТВ продакшн» | |
| «Продолжение» из цикла «Человеку о человеке» | ТРК «Терра», г. Самара | |
| <center>Телевизионный документальный фильм | «Река жизни» | Студия «Остров» |
| «Рерберг и Тарковский. Обратная сторона „Сталкера“» | ООО «МД Проджект Лтд» | |
| «Егор Гайдар. Окаянные дни» | ООО «Продюсерский центр „Студия 4“» | |
| <center>Телевизионный документальный сериал | «Коммунальная столица» | ЗАО «Европа ТВ», г. Санкт-Петербург |
| «Битва за Север. 1937» | ООО «Адамово Яблоко», г. Санкт-Петербург | |
| «Отдел» | ООО «МБ групп продакшн» | |
| <center>Дизайн телевизионной программы/проекта | «Удиви меня!» | ООО «П. С. — Промоушн», г. Санкт-Петербург |
| «20 лет без СССР» | Russia Today, АНО «ТВ-Новости» | |
| «Прожекторперисхилтон» | ООО «Красная студия» | |
| <center>Эфирный промоушн проекта | «Прожекторперисхилтон». «Скучаем! Скоро встретимся» | ОАО «Первый канал» |
| Проект «Доктор Хаус» | ЗАО «Новый канал» | |
| Кинорубрика «Видеосалон» | Телеканал «Перец» | |
| <center>Программа о спорте | «Реальный спорт» | ЗАО «Телекомпания РЕН ТВ» |
| «Анатолий Карпов. Все ходы записаны» | ЗАО «Европа ТВ», г. Санкт-Петербург | |
| «Неделя в НБА» | ОАО «НТВ-Плюс» | |
| <center>Продюсер фильма/сериала | Александр Акопов, Татьяна Беличенко, Вячеслав Муругов, Наталия Шнейдерова — «Закрытая школа» | ООО «Амедиа Продакшн» |
| Константин Эрнст, Денис Евстигнеев — «Побег» | ООО «Красный квадрат» | |
| Ефим Любинский — «Глухарь. Возвращение» | ООО «Фильм „232“» | |
| <center>Продюсер телевизионной программы | Вячеслав Муругов, Наталья Билан, Эдуард Илоян, Алексей Троцюк, Виталий Шляппо, Сангаджи Тарбаев — «Одна за всех» | ЗАО «ВБД Груп» («Yellow, Black and White») |
| Вячеслав Муругов, Эдуард Илоян, Виталий Шляппо, Алексей Троцюк, Сергей Нетиевский, Сангаджи Тарбаев — «Уральские пельмени» | ЗАО «ВБД Груп» («Yellow, Black and White») | |
| Александр Цекало, Руслан Сорокин — «Большая разница» | ООО «Продюсерская компания „Среда“» | |
| <center>Художник-постановщик телевизионного фильма/сериала | Алим Матвейчук — «Крепость» | ООО «Централ Партнершип», ТРО Союза |
| Владимир Душин — «Баллада о бомбере» | ООО «Кинокомпания „Шпиль“», г. Санкт-Петербург | |
| Владимир Аронин — «Побег» | ООО «Красный квадрат» | |
| <center>Художник-постановщик телевизионной программы | Юрий Красильников, Антуан Симани — Церемония открытия 7-х Зимних Азиатских игр | ООО «Творческая мастерская АРС» |
| Сергей Иванов — «Жестокие игры» Второй сезон | ООО «Красная студия» | |
| Анна Либерман, Дмитрий Азадов — «Мульт личности» | ООО «Пространство идей» | |
| <center>Звукорежиссёр телевизионного фильма/сериала | Филипп Ламшин — «Крепость» | ООО «Централ Партнершип», ТРО Союза |
| Павел Стасенко, Аркадий Молотков — «Побег» | ООО «Красный квадрат» | |
| Юлия Ратникова — «Жажда» | ООО «Кинокомпания „ТАЛАН“» | |
| <center>Звукорежиссёр телевизионной программы | Всеволод Движков — «Андрей Макаревич и Оркестр Креольского Танго» | ООО «Красная студия» |
| Антон Масленников — «Мульт личности» | ООО «Пространство идей» | |
| Андрей Кочнев, Евгений Голотенко — «Уральские пельмени» | ЗАО «ВБД Груп» («Yellow, Black and White») | |
| <center>Сценарист телевизионного художественного фильма/мини-сериала | Андрей Кивинов — «Подсадной» | ЗАО «Дирекция Кино» |
| Илья Куликов — «Отдел» | ООО «Фильм „232“» | |
| Алексей Дударев, Константин Воробьёв, Екатерина Тирдатова, Владимир Ерёмин — «Крепость» | ООО «Централ Партнершип», ТРО Союза | |
| <center>Сценарист телевизионного художественного сериала | Каринэ Фолиянц — «Серафима прекрасная» | ООО «Детский сеанс» |
| Аркадий Тигай — «Баллада о бомбере» | ООО «Кинокомпания „Шпиль“», г. Санкт-Петербург | |
| Зоя Кудря — «Семейный дом» | ООО «Медиа Фаворит Фильм» | |
| <center>Сценарист телевизионного документального фильма/сериала | Кирилл Набутов, Елена Трифонова, Елена Пищальникова (Метелица), Ольга Полищук — «Битва за Север. Кольский полуостров. Мистика и реальность» | ООО «Адамово Яблоко», г. Санкт-Петербург |
| Леонид Млечин — «Гражданская война. Забытые сражения» | ОАО «ТВ Центр» | |
| Иннокентий Иванов — «Поэт и Смерть. Пьеса о Леониде Каннегисере» | ООО «Коллекция Иннокентия Иванова», г. Санкт-Петербург | |
| <center>Сценарист телевизионной программы | Руслан Сорокин, Константин Маньковский, Кирилл Ситников, Константин Ворончихин, Кирилл Быков, Дмитрий Зверьков, Андрей Мухортов, Александр Туркин, Александр Николаев, Алексей Николаев — «Большая разница» | ООО «Продюсерская компания „Среда“» |
| Анатолий Смелянский — «Олег Табаков. В поисках радости. Театральная повесть в пяти вечерах» | ООО «Альма Матер» | |
| Марина Даниелян, Дмитрий Мишин, Станислав Берестовой, Дмитрий Будашкаев, Кирилл Качурин, Евгений Шелякин, Денис Ртищев, Саид Давдиев — «Прожекторперисхилтон» | ООО «Красная студия» | |
| <center>Режиссёр телевизионного художественного фильма/сериала | Юрий Харнас — «След» | ООО «ДокуДрама» |
| Александр Котт — «Крепость» | ООО «Централ Партнершип», ТРО Союза | |
| Андрей Малюков — «Побег» | ООО «Красный квадрат» | |
| <center>Режиссёр телевизионного документального фильма/сериала | Сергей Мирошниченко — «Река жизни» | Студия «Остров» |
| Константин Смилга — «Горящее лето 2010» | ООО «Красный квадрат» | |
| Сергей Браверман — «Михаил Булгаков. Мистическая сила Мастера» | ЗАО «Телекомпания „Останкино“» | |
| <center>Режиссёр телевизионной программы | Александр Жигалкин — «Шесть кадров» | ООО «Костафильм» |
| Сергей Айрапетов — «Большие гонки» | ООО «Красная студия» | |
| Ольга Ланд — «Одна за всех» | ЗАО «ВБД Груп» («Yellow, Black and White») | |
| <center>Оператор телевизионного художественного фильма/сериала | Владимир Башта — «Крепость» | ООО «Централ Партнершип», ТРО Союза |
| Алексей Фёдоров, Владимир Спорышников — «Побег» | ООО «Красный квадрат» | |
| Эдуард Мошкович — «В лесах и на горах» | ООО «Стар Медиа Про» | |
| <center>Оператор телевизионного документального фильма/сериала | Александр Александров — «Республика Хакасия» из цикла «Тюрки России» | МТРК «Мир» |
| Андрей Галкин — «Бабье лето». Людмила Чурсина | Продюсерская компания «ИВД Продакшн» | |
| Александр Пугачёв — «Андрей и Зоя» | ЗАО «Прома Продакшн» | |
| <center>Оператор телевизионной программы | Владимир Брежнев — «Танцы со звездами — 2011» | ООО «Вист Медиа» |
| Валерий Зиберев — Фестиваль «Спасская башня» 2010 | ОАО «ТВ Центр» |
Категория «Лица»
Победители указаны первыми и выделены отдельным цветом
| Номинации | Победители и финалисты | Представляющая организация |
|---|---|---|
| <center>Информационная программа | «Новости 24» с Михаилом Осокиным | ЗАО «Телекомпания РЕН ТВ» |
| «Сейчас» | ОАО «Телерадиокомпания „Петербург“», г. Санкт-Петербург | |
| «Время» | ОАО «Первый канал» | |
| <center>Ведущий информационной программы | Илья Доронов — «Новости 24» | ЗАО «Телекомпания РЕН ТВ» |
| Дмитрий Борисов — «Время» | ОАО «Первый канал» | |
| Виталий Воронин, Ольга Нагорная — «Сейчас» | ОАО «Телерадиокомпания „Петербург“», г. Санкт-Петербург | |
| <center>Информационно-аналитическая программа | «Неделя с Марианной Максимовской» | ЗАО «Телекомпания РЕН ТВ» |
| «Час Пик. Суббота» | ЗАО «Телерадиокомпания ТВ-2», г. Томск | |
| «Здесь и сейчас» | ООО «Телеканал „Дождь“» | |
| <center>Ведущий информационно-аналитической программы | Марианна Максимовская — «Неделя с Марианной Максимовской» | ЗАО «Телекомпания РЕН ТВ» |
| Александр Архангельский — «Тем временем» | ООО «МБ групп продакшн» | |
| Ника Стрижак — «Открытая студия», «Прощай, Россия» | ОАО «Телерадиокомпания „Петербург“», г. Санкт-Петербург | |
| <center>Интервьюер | Владимир Познер — «Познер» | ООО «Красная студия» |
| Борис Берман, Ильдар Жандарёв — «На ночь глядя» | ООО «Красная студия» | |
| Юлия Мучник — «Час Пик. Суббота» | ЗАО «Телерадиокомпания ТВ-2», г. Томск | |
| <center>Репортёр | Александр Надсадный — «Погромная территория» из цикла «Репортёрские истории» | ЗАО «Телекомпания РЕН ТВ» |
| Пола Слиер — «Ливия, обстрел Триполи» | Russia Today, АНО «ТВ-Новости» | |
| Максим Киселёв — «Ливия. Ситуация в Триполи» | ОАО «Первый канал» | |
| <center>Ведущий ток-шоу | Александр Гордон — «Закрытый показ» | ООО «Зеленая студия» |
| Наталия Метлина — «Право голоса» | ОАО «Телерадиовещательная компания „Московия“» | |
| Иван Засурский — «Пресс-клуб XXI. Очень хочется в Советский Союз» | ЗАО «Прома Продакшн» | |
| <center>Программа для детей и юношества | «Экспериментаторы» | МТРК «Мир» |
| «Трое, не считая кота… Ищут героев» | ОТРК «Югра», г. Ханты-Мансийск | |
| «Пора в космос!» | ЗАО «Первый канал. Всемирная сеть» | |
| <center>Программа об истории (цикл) | «Чрезвычайное положение. От Корнилова до ГКЧП» из цикла «Исторический процесс» | ООО «Новая Компания Мастер» |
| «Сферы» | ООО «Коллекция Иннокентия Иванова», г. Санкт-Петербург | |
| «Документальное кино Леонида Млечина» | ОАО «ТВ Центр» | |
| <center>Развлекательная программа. Образ жизни | «„Большая разница“ в Одессе». Международный фестиваль пародий | ООО «Продюсерская компания „Среда“» |
| «Удиви меня!» | ООО «П. С. — Промоушн», г. Санкт-Петербург | |
| «Минута славы» | ООО «Красная студия» | |
| <center>Юмористическая программа | «Дежурный по стране» | ЗАО «Прома Продакшн» |
| «Большая разница» | ООО «Продюсерская компания „Среда“» | |
| «Шесть кадров» | ООО «Костафильм» | |
| <center>Телевизионная игра. Интеллектуальное состязание | «Что? Где? Когда?» | ООО «Телекомпания „Игра-ТВ“» |
| «Кто хочет стать миллионером?» | ООО «Красная студия» | |
| «Ночь в музее» | ООО «Пять песен», г. Санкт-Петербург | |
| <center>Телевизионная игра. Спортивное состязание | «Жестокие игры». Второй сезон | ООО «Красная студия» |
| «Большие гонки» | ООО «Красная студия» | |
| <center>Ведущий развлекательной программы | Гарик Мартиросян, Сергей Светлаков, Александр Цекало, Иван Ургант — «Прожекторперисхилтон» | ООО «Красная студия» |
| Александр Цекало, Иван Ургант — «Большая разница» | ООО «Продюсерская компания „Среда“» | |
| Александр Пушной — «Галилео» | ООО «ГалилеоМедиа» | |
| <center>Спортивный комментатор, ведущий спортивной программы | Юрий Розанов, Сергей Крабу — «Молодёжный чемпионат мира по хоккею 2011» | ОАО «НТВ-Плюс» |
| Кирилл Набутов, Яна Чурикова — «Жестокие игры». Второй сезон | ООО «Красная студия» | |
| Никита Белоголовцев — «Спорт на Дожде» | ООО «Телеканал „Дождь“» | |
| <center>Телевизионный художественный фильм/мини-сериал | «Подсадной» | ЗАО «Дирекция Кино» |
| «Закрытая школа» | ООО «Амедиа Продакшн» | |
| «Крепость» | ООО «Централ Партнершип», ТРО Союза | |
| <center>Телевизионный художественный сериал | «След» | ООО «ДокуДрама» |
| «Баллада о бомбере» | ООО «Кинокомпания „Шпиль“», г. Санкт-Петербург | |
| «Побег» | ООО «Красный квадрат» | |
| <center>Телевизионный художественный сериал — телероман/теленовелла | «Обручальное кольцо» | ООО «ТелеРоман» |
| «Ефросинья. Продолжение» | ООО «Телекомпания „Мостелефильм“» | |
| «Институт благородных девиц» | ООО «Творческое телевизионное объединение» | |
| <center>Комедийный сериал | «Светофор» | ЗАО «ВБД Груп» («Yellow, Black and White») |
| «Гаражи» | ООО «Красный квадрат» | |
| «Папины дочки» | ООО «Костафильм» | |
| <center>Исполнитель мужской роли в телевизионном фильме/сериале | Борис Клюев — «Воронины» | ООО «Гуд Стори Медиа» |
| Андрей Мерзликин — «Крепость» | ООО «Централ Партнершип», ТРО Союза | |
| Павел Деревянко — «Крепость» | ООО «Централ Партнершип», ТРО Союза | |
| <center>Исполнительница женской роли в телевизионном фильме/сериале | Екатерина Порубель — «Серафима прекрасная» | ООО «Детский сеанс» |
| Анна Ардова — «Одна за всех» | ЗАО «ВБД Груп» («Yellow, Black and White») | |
| Ольга Арнтгольц — «В лесах и на горах» | ООО «Стар Медиа Про» | |
| <center>«За личный вклад в развитие российского телевидения» | Раиса Яковлевна Беспечная | |
| <center>Специальный приз Академии Российского телевидения | Телеканал «Дождь» |
Напишите отзыв о статье "ТЭФИ (премия, 2011)"
Примечания
- ↑ [www.tefi.ru/ru/news_arch/index.php?id14=1272 21 октября 1994 года]. Фонд «Академия Российского телевидения» (21 октября 1994). — Архив новостей. Проверено 13 сентября 2013.
- ↑ Сусанна Альперина. [www.rg.ru/2011/09/01/tefi-site-anons.html АРТ начала прием заявок от соискателей премии «ТЭФИ—2011»]. «Российская газета» (1 сентября 2011). — Культура. Проверено 14 сентября 2013.
- ↑ [www.fapmc.ru/rospechat/newsandevents/media/2012/05/item6.html Аккредитация на «ТЭФИ—2011» продлится до 24 мая]. Федеральное агентство по печати и массовым коммуникациям (17 мая 2012). — Новости и события — Новости Медиа сообщества. Проверено 14 сентября 2013.
- ↑ [www.rbc.ru/rbcfreenews/20120529233838.shtml В Москве состоялась церемония вручения наград премии «ТЭФИ—2011»]. Медиахолдинг «РосБизнесКонсалтинг (РБК)» (29 мая 2012). — Новости дня. Проверено 13 сентября 2013.
- ↑ [www.tefi.ru/ru/tefi/Tefi_2012/ Национальный телевизионный конкурс «ТЭФИ—2012»]. Фонд «Академия Российского телевидения». — Национальный телевизионный конкурс «ТЭФИ». Проверено 13 сентября 2013.
- ↑ Корченкова, Наталья. [www.kommersant.ru/doc/2436841 ТЭФИ начинает приём работ], «Коммерсантъ» (24 марта 2014). Проверено 12 апреля 2014.
- ↑ Юлия Шершакова. [www.vokrug.tv/article/show/Zakrytaya_shkola_i_Krepost_stali_triumfatorami_TEFI-2011_34666/ «Закрытая школа» и «Крепость» стали триумфаторами «ТЭФИ—2011»]. Российский портал о телевидении «ВокругТВ» (25 мая 2012). — Телегид — Новости. Проверено 14 сентября 2013.
- ↑ [www.1tv.ru/videoarchive/47596&p=391 ТЭФИ—2011]. Первый канал. — Видеоархив. Проверено 14 сентября 2013.
Ссылки
- [www.tefi.ru/common/img/uploaded/files/TEFI-2011/TEFI-2011_FIN.zip Финалисты «ТЭФИ—2011»] (ZIP). Фонд «Академия Российского телевидения». — Национальный телевизионный конкурс «ТЭФИ». Проверено 23 июня 2014..
- [www.tefi.ru/common/img/uploaded/files/TEFI-2011/TEFI_2011_Pob_prof.zip Победители «ТЭФИ—2011» — «Профессии»] (ZIP). Фонд «Академия Российского телевидения». — Национальный телевизионный конкурс «ТЭФИ». Проверено 23 июня 2014..
- [www.tefi.ru/common/img/uploaded/files/TEFI-2011/TEFI-2011_POB_LICA.zip Победители «ТЭФИ—2011» — «Лица»] (ZIP). Фонд «Академия Российского телевидения». — Национальный телевизионный конкурс «ТЭФИ». Проверено 23 июня 2014..
| ||||||
Отрывок, характеризующий ТЭФИ (премия, 2011)
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.
После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.
В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.
Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.
