ТЭЦ Тушимице-1

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
ТЭЦ Тушимице-1
ТЭЦ Тушимице I
Elektrárna tepelná uhelna Tušimice I
ETU Tušimice I
Страна

Чехия Чехия

Местоположение

Тушимице (чешск.), Кадань, район Хомутов, Устецкий край

Собственник

CEZ Group

Статус

выведена из эксплуатации

Ввод в эксплуатацию

1964

Вывод из эксплуатации

1998

Основные характеристики
Электрическая мощность, МВт

660

Характеристики оборудования
Основное топливо

бурый уголь

Эксплуатируемых реакторов

6

На карте
ТЭЦ Тушимице-1
ТЭЦ Тушимице I
Координаты: 50°22′33″ с. ш. 13°19′42″ в. д. / 50.37583° с. ш. 13.32833° в. д. / 50.37583; 13.32833 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=50.37583&mlon=13.32833&zoom=17 (O)] (Я)К:Предприятия, основанные в 1964 году

ТЭЦ Тушимице-1 (чеш. ETU Tušimice I) — чешская угольная теплоэлектростанция, находившаяся в местечке Тушимице (ныне квартал города Кадань, район Хомутов, Устецкий край). Эксплуатировалась с 1964 по 1998 годы, в 2005 году была снесена.





Краткая история

Строительство электростанции велось в 1963—1964 годах по распоряжению ЦК Коммунистической партии Чехословакии. Причиной было стремление Чехословакии к достижению энергетического баланса, а формальным поводом стало обнаружение огромных залежей угля на севере Чехии. Партия назвала процесс строительства «общегосударственной стройкой молодёжи»[1]. Во время строительства были обнаружены горные инструменты из кварцита времён неолитического периода[2], что стало сенсационной находкой в ЧССР[3].

Станция включала в себя шесть энергоблоков мощностью 110 МВт каждый (итого 660 МВт). Их закрытие состоялось с 1991 по 1998 годы[4]. 26 ноября 2005 начались работы по сносу станции. Сначала была снесена 196-метровая железобетонная труба[5]. Её решили попросту взорвать, заложив 39 кг взрывчатых веществ. После взрыва труба рухнула на землю, и на поверхности оказалось около 10 тысяч тонн железобетонного мусора[6]. Позже были аналогичным образом демонтированы или снесены все котельные установки, установки для химической обработки воды, перевоза угля, станции мазута, станции для бурения и дозаправки. Поверхность земли была полностью расчищена, а почва восстановлена. В настоящее время не осталось никаких следов станции на том месте, где она когда-то стояла.

Недалеко располагается ТЭЦ «Тушимице-2» (её строительство велось с 1964 по 1974 годы), которая продолжает эксплуатироваться после капитального ремонта, проведённого в 2010—2012 годах. Однако после 2016 года планируется закрыть и эту электростанцию, а её здания переоборудовать под крупнейший дата-центр в Чехии; переоборудованием займётся компания CEZ Group, владеющая электростанцией[7].

См. также

Напишите отзыв о статье "ТЭЦ Тушимице-1"

Примечания

  1. [outdoors.ru/round/74/1974_3_7.php ТУШИМИЦКАЯ МОЛОДЕЖНАЯ]  (рус.)
  2. [is.muni.cz/th/356610/prif_b/prilohy.txt Příloha č. 1 – Detailní geologie studovaných lokalit]  (чешск.)
  3. [www.kar.zcu.cz/ovp/projekt.php?id=29 Pravěké doly v Tušimicích, okr. Chomutov]  (чешск.) (недоступная ссылка с 16-04-2016 (2935 дней))
  4. [www.cez.cz/cs/vyroba-elektriny/uhelne-elektrarny/strategie-a-aktivity-cez-v-oblasti-ue.html Současnost a blízká budoucnost – program obnovy uhelných zdrojů Skupiny ČEZ]
  5. [www.cez.cz/cs/pro-media/tiskove-zpravy/467.html DOKOUŘENO! Odstřel dosud nejvyššího železobetonového komínu v ČR]  (чешск.)
  6. [zpravy.idnes.cz/domaci.aspx?r=domaci&c=A051127_105720_domaci_klu FOTOSTORY: V Tušimicích odstřelili komín]  (чешск.)
  7. [420on.cz/news/economics/49911-cheshskaya-kompaniya-ez-postroit-novyy-data-tsentr-za-polmilliarda-kron Чешская компания ČEZ построит новый дата-центр за полмиллиарда крон]  (рус.)

Ссылки

  • [www.cez.cz/cs/vyroba-elektriny/uhelne-elektrarny/cr/pocerady.html Страница электростанции на сайте CEZ]  (чешск.)
К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий ТЭЦ Тушимице-1

Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.