Табидзе, Тициан Юстинович

Тициан Табидзе
груз. ტიციან ტაბიძე
Тициан Табидзе, фотография 1914 года.
Имя при рождении:	Тициан Юстинович Табидзе
Дата рождения:	21 марта (2 апреля) 1895(1895-04-02)
Место рождения:	с. Шуамта, Кутаисская губерния, Российская империя ныне Ванский район Грузия
Дата смерти:	16 декабря 1937(1937-12-16) (42 года)
Род деятельности:	поэт, прозаик
Направление:	Русский символизм
Жанр:	стихотворения, повести, поэмы, роман в стихах
Язык произведений:	грузинский; русский

Тициан Юстинович Табидзе (21 марта (2 апреля) 1895, село Чквиши, Кутаисская губерния, Российская империя — 16 декабря 1937) — грузинский и советский поэт.

Биография

Родился в семье сельского священника. С 1905 года учился в Кутаисской гимназии — там же, где и В. В. Маяковский. Рано начал писать стихи, с 6 класса гимназии (1912 год) печатал стихи и переводы русских и французских поэтов на грузинский язык — сначала в кутаисских газетах, а затем и в тифлисских.

Окончил в 1917 году историко-филологический факультет Московского университета. В Москве сблизился с русскими символистами. Один из организаторов грузинской символистской группы «Голубые роги» (1915), редактировал орган этой группы «Баррикады». Каждого прибывшего в Тбилиси поэтического гостя первыми встречали, как правило Тициан Табидзе и Паоло Яшвили. Табидзе в этом отношении продолжал традицию прославленного поэта Александра Чавчавадзе. По воле случая жил именно там, где когда-то стоял дом Александра Чавчавадзе.

В сентябре 1924 года они встретили Сергея Есенина, в марте 1926 года — Владимира Маяковского. В 1931 году Грузию посетил Борис Пастернак, где и произошла историческая встреча двух поэтов, ставших близкими друзьями. Творчество Тициана в переводах Пастернака, Заболоцкого, Ахматовой вошло в русскую литературу. В начале 1937 года в Москве и Ленинграде прошли творческие вечера Тициана Табидзе. В том же году он был репрессирован, расстрелян 16 декабря 1937 года по приговору Тройки при комиссариате ВД Грузинской ССР от 15 декабря 1937 года. Реабилитирован посмертно.

Жена — Табидзе Нина Александровна (1900—1964).

Творчество

• «Рион-порт» (поэма, 1928)
• «Родина» (стихотворение)
• «Тбилисская ночь» (стихотворение)
• «Окрокана» (стихотворение)

Память

• Стихотворение Юнны Мориц «Памяти Тициана Табидзе».
• Страница на сайте проекта Бессмертный барак

Литература

• Suny, R. G. The making of the Georgian nation / R. G. Suny. — 2^nd ed. — [Bloomington, IN] : Indiana University Press, 1994. — 418 p. — ISBN 0-253-20915-3.</span>
• Barnes, Christopher J. (2004), Boris Pasternak: A Literary Biography, p. 147. Cambridge University Press, ISBN 0521520738

Ссылки

• [www.poesis.ru/poeti-poezia/tabidze/biograph.htm Поэзия московского университета]
• [esenin.ru/o-esenine/vospominaniia/tabidze-titcian-s-esenin-v-gruzii ТАБИДЗЕ ТИЦИАН. С. Есенин в Грузии]

Отрывок, характеризующий Табидзе, Тициан Юстинович

Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.


Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.