Таблиц, Богуслав

Богуслав Таблиц
словацк. Bohuslav Tablic (Tablicz)
Язык произведений:	Чешский, словацкий

Богуслав Таблиц (словацк. Bohuslav Tablic (Tablicz); 6 сентября 1769, Ческе Брезово, Словакия — 21 января 1832, Костолне Моравце, Словакия) — чешско-словацкий писатель, священник, деятель возрождения словаков-лютеран, подобно тому как Бернолак является деятелем возрождения словаков-католиков. Таблиц учредил в Пресбурге «Общество чешско-словацкой литературы и языка» с целью издавать на понятном народу чешском языке простонародные и школьные книги. Учреждение этого общества было причиной если не процветания словацкой литературы, то появления в пресбургском лицее кафедры словацкого языка, для чего общество собрало большой капитал. Занять кафедру приглашен был Юрай Палкович. Общество скоро распалось, но кафедра продолжала существовать. Молодёжь имела возможность слушать историю своего народа на родном языке. В 1812 г. Таблиц был одним из основателей нового «Литературного общества Горных Городов» (Bergstädte), задававшегося прежней целью; результатом было открытие кафедры словацкого языка и в Банской Штьявнице. Это общество также скоро распалось. Таблиц писал очень много и по различным специальностям. Первое место занимают его «Poesie» (Вацов, 1806—1812). К ним приложены биографии известных словацких деятелей. Его «Slovenšti veršovci» (Вацов, 1805—1809) — отрывки из произведений древних словацких писателей, в то время почти уже позабытых. Перу Таблица принадлежит также много книг для народа, изданных двумя упомянутыми обществами.

Литература

• Карцов В. С. Таблиц, Богуслав // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1901. — Т. XXXII. — С. 442.

Отрывок, характеризующий Таблиц, Богуслав

Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.