Тавара, Сунао

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сунао Тавара
田原淳
Дата рождения:

5 июля 1873(1873-07-05)

Место рождения:

Оита (Япония)

Дата смерти:

19 января 1952(1952-01-19) (78 лет)

Место смерти:

префектура Япония

Страна:

Япония Япония

Научная сфера:

патология, кардиология

Место работы:

Марбургский университет, университет Кюсю, директор Института бальнеологии (Беппу)

Альма-матер:

Токийский университет

Научный руководитель:

Л. Ашофф

Известен как:

исследования АВ-проводимости, открытие атриовентрикулярного узла

Награды и премии:

Императорская премия Японской академии (1914)

Сунао Тавара (яп. 田原淳, нем. Sunao Tawara| 5 июля 1873, префектура Оита, Япония19 января 1952) — японский патолог и физиолог, знаменитый своими работами в кардиологии, в особенности — открытием атриовентрикулярного узла (узла Ашоффа — Тавары). В английском и немецком языках ножки пучка Гиса также иногда называются ножками Тавары (англ. Tawara branch, нем. Tawara-Schenkeln).





Биография

Тавара родился 5 июля 1873 года в префектуре Оита. Воспитывался дядей, врачом по профессии. Окончив престижную школу, он поступил в Токийский университет на медицинский факультет и окончил его в 1901 году. Проработав два года[1] в Японии, Тавара переехал в Германию, где приступил к работе в Марбургском университете в патанатомическом институте Людвига Ашоффа. За время пребывания в Германии (1903-1906) Тавара в сотрудничестве с Ашоффом выполнил самые известные свои работы в области кардиологии.

После возвращения в Японию преподавал в университете Кюсю (Фукуока, профессор патологии). Также он занимал должность директора Института бальнеологии в Беппу.

Умер Тавара в 1952 году, сойдя с ума.

Научные труды

Изучив с Л. Ашоффом систему проводимости сердца млекопитающих, Тавара обнаружил и описал атриовентрикулярный узел, показал, что пучки из этого узла разделяются на волокна Пуркинье, осознал проводящую функцию клеток Пуркинье[2]. Таваре принадлежит заслуга понимания электрического управления сердечной функцией.

Публикации

  • S. Tawara. Die Topographie und Histologie der Brückenfasern. Ein Beitrag zur Lehre von der Bedeutung der Purkinjeschen Fäden. Zentralbl Physiol 19 (1905) 70-76
  • S. Tawara. Das Reizleitungssystem des Säugetierherzens. Eine anatomisch-histologische Studie über das Atrioventrikularbündel und die Purkinjeschen Fäden. Fischer: Jena 1906
  • L. Aschoff, S. Tawara. Die heutige Lehre von den pathologisch-anatomischen Grundlagen der Herzschwäche. Fischer: Jena 1906

Награды

Напишите отзыв о статье "Тавара, Сунао"

Ссылки

  • [www.circ.ahajournals.org/cgi/reprint/113/23/2775.pdf M.E. Silverman, D. Grove, and C.B. Upshaw. Why Does the Heart Beat?: The Discovery of the Electrical System of the Heart, Circulation 2006, 113, pp. 2775-2781 (DOI: 10.1161/CIRCULATIONAHA.106.616771)]

Примечания

  1. вероятно, интерном?
  2. Так написано в Silverman-Grove-Upshaw-2006, но информация странная и требует проверки
  3. L. Frédéric. Japan Encyclopedia. Harvard University Press: 2005 ISBN 0674017536, 9780674017535

Отрывок, характеризующий Тавара, Сунао



– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.