Тавро
Тавро́ (из *товро, которое заимствовано из тюрк.[1]) — знак, которым коннозаводчики отмечали своих лошадей. Наследовался подобно фамильному гербу, в редких случаях изменялся. Отсюда — «тугра», личный знак государственных деятелей стран Востока.[2]
По тавру можно было узнать завод и, следовательно, судить о качестве предлагаемого товара. В Казахских степях, где в XIX веке производилось табунное содержание лошадей, причём табуны часто смешивались друг с другом, тавро имело значение паспорта. Поэтому таврение больше всего было распространено в среднеазиатских степях и на Кавказе. Обычно жеребят таврили на втором году жизни, весной, на правом или левом бедре, иногда на других местах туловища.
Инструментом для таврения служил продолговатый кусок железа, который накалялся до необходимой степени и прикладывался к телу животного на несколько секунд, чтобы вызвать небольшой ожог. В большинстве случаев казахское тавро представляло собой одну черту, но если оно должно было изображать несколько линий, неправильно расположенных по отношению одна к другой, то во избежание лишних мучений лошади накаливали сразу несколько кусков железа и прикладывали их одновременно. У более крупных коневодов тавро носило более определённое изображение и налагалось специально изготовленным инструментом.
Каждое тавро имело название по сходству с изображаемым предметом или, вернее, с предметом, который оно должно было изображать. На Кавказе тавро были более сложны по изображению, так как большинство крупных коневладельцев принадлежало к султанским и княжеским родам, гербы которых отличались вычурностью. Как пример, род Тонаевых из Казанища, имел личное тавро, жеребцы клеймённые этим тавром, были известны на всём Кавказе, и их тавро вошло в историю, как "Къазаныш-къумукъ дамгьа (тамга)."[3].
См. также
Напишите отзыв о статье "Тавро"
Примечания
Отрывок, характеризующий Тавро
Как ни страшна казалась для графини мысль, что князь Андрей мог (весьма вероятно, по словам доктора) умереть во время дороги на руках ее дочери, она не могла противиться Наташе. Хотя вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем и Наташей приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Россией заслонял все другие предположения.Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
