Таджикский язык

Таджикский язык
Страны:	Таджикистан, Узбекистан, Афганистан, Кыргызстан, Казахстан, Россия, США, Иран, страны Европейского союза и др.
Официальный статус:	Таджикистан Таджикистан
Классификация
Категория:	Западно-ностратические языки
Индоевропейская семья Индоиранская (арийская) ветвь Иранская группа Юго-западная подгруппа Родственные языки: дари, фарси (персидский)
Письменность:	в основном кириллица (см. таджикская письменность), редко латиница, арабо-персидская письменность (на дари)
См. также: Проект:Лингвистика

Таджикский язык (тадж. забо́ни тоҷикӣ [za’bɔːni tɔːd͡ʒi’ki], также форси́и тоҷикӣ́ [fɔːr’siji tɔːd͡ʒi’ki] «таджикский фарси») — язык таджиков стран Средней Азии, государственный язык Таджикистана. Многими лингвистами признаётся подвидом или этнолектом персидского языка. Проблема «язык или диалект» применительно к таджикскому языку имела также политическую сторону. Большую роль в признании самостоятельности таджикского языка сыграл Садриддин Айни. Принадлежит к иранской ветви индо-иранских языков индоевропейской семьи. Вместе с материально очень близким или одинаковым литературным идиомом таджиков Афганистана, официально называемым языком дари (фактически является вариантом таджикского языка и почти не отличается), входит в восточную зону новоперсидского диалектного континуума и может рассматриваться как северо-восточный вариант персидского языка. Взаимопонимание между носителями таджикского и персоязычными жителями Афганистана и Ирана возможно до сих пор.

Распространен на основной территории Таджикистана, в Горно-Бадахшанской автономной области до Ванджского района, анклавами в некоторых районах Узбекистана (прежде всего в Самарканде и Бухаре, а также в восточной части Сурхандарьинской области) и юга Киргизии. «Таджики», проживающие в юго-западной части Синьцзян-Уйгурского автономного района Китая, на самом деле являются представителями памирских народов, говорят на ваханском и сарыкольском языках памирской группы иранских языков и таджикского языка обычно не знают.

Расхождения с западным (иранским) вариантом персидского языка фиксируются примерно в XV веке. Литературный таджикский язык значительно отличается от персидского языка только фонетически, а введение в 1939 году алфавита на основе кириллицы ещё более закрепило эти различия. Таджикский язык сравнительно с персидским отличается бо́льшей архаичностью лексики и отдельных фонетических явлений, несколько лучше сохраняя наследие классического периода (IX—XV веков). С другой стороны, разговорная речь в какой то степени подверглась тюркскому (прежде всего узбекскому), а с XX века ещё и русскому лексическому влиянию.

Происхождение названия

Термин «таджикский язык» представляет собой неологизм, вошедший в обиход в начале 20-х годов XX века в советской Средней Азии. До этого использовался термин «таджикское наречие персидского языка». Начиная с VII—IX веков и вплоть до вышеуказанного времени как по отношению к литературной форме новоперсидского языка, так и применительно к многочисленным его диалектам и говорам, бытовавшим на обширной территории Ирана, Афганистана и Средней Азии, употреблялось единое название زبان فارسی (тадж. забони форсӣ), то есть «персидский язык».

История

Ранний новоперсидский (darī, pārsī-yi darī), продолжающий разговорное среднеперсидское койне, распространяется (изначально в качестве лингва-франка) в городах Бактрии и Согдианы уже при поздних Сасанидах. В арабском завоевании Средней Азии в VIII в. активно участвовали новообращённые в ислам персоязычные выходцы из Хорасана, в результате чего распространение в регионе новоперсидского, одного из языков завоевателей и нового господствующего класса (наряду с арабским), значительно усилилось. Став языком исламской проповеди в Средней Азии, язык дари и первая литература на нём оказались под покровительством иранской династии Саманидов (IX—X вв.) с центром в Бухаре. В результате новоперсидский в течение двух-трёх столетий вытесняет местные восточноиранские языки (согдийский, бактрийский и другие) на большей части территории Средней Азии. Реликты последних сохраняются только в отдалённых горных долинах, где они также постепенно подвергались замещению таджикским на протяжении последнего тысячелетия вплоть до XIX в., когда на Памире на глазах истории вымер старованджский язык. Общим названием оседлого персоязычного населения Средней Азии стал экзоэтноним «таджик», хотя язык среднеазиатских таджиков продолжал называться словом «фарси» вплоть до XX в.

Вторжения в Среднюю Азию многочисленных тюркских, а затем и монгольских племён повлекли за собой разрыв единого континуума среднеазиатского фарси с западными диалектами Хорасана и Западного Ирана и привели к тюркизации многих областей региона. Быстрее всего переходило на тюркский язык (предок современного узбекского) население сельских низменных областей, более устойчивыми персидские диалекты оказались в городских центрах и особенно в предгорных и горных областях. В ряде предгорных областей с плотным таджикским населением известны обратные случаи перехода тюркских племён на персидскую речь.

Тем не менее позиции фарси, прежде всего как языка канцелярии и культурной жизни, оставались всё ещё достаточно сильны. Для Средней Азии до XIX — нач. XX вв. было характерно широкое персо-тюркское двуязычие, приведшее к существенным изменениям в обоих языках и придавшее таджикскому и узбекскому языку черты конвергентного схождения.

После завоевания Российской империей значительной части Средней Азии (60-е года XIX в.) районы расселения таджиков оказались разделены между собственно владениями России, Бухарским эмиратом (под протекторатом России) и Афганским эмиратом. После революции в Бухаре в 1920 г. и вхождения Средней Азии в состав СССР советскими властями при поддержке местной интеллигенции развёртывается политика по созданию наций нового образца, частью которой было и создание новых литературных норм. В рамках этого процесса, затронувшего и таджиков, проводился курс на демократизацию языка и внедрение грамотности в широкие слои населения.

Новая литературная норма была названа неологизмом «таджикский язык» (забони тоҷикӣ). Она разрабатывалась прежде всего группой литераторов из Бухары и Самарканда во главе с Садриддином Айни и основывалась на северотаджикских говорах. Таджикский язык был провозглашён официальным в новообразованной Таджикской АССР в составе Узбекской ССР, с 1929 года преобразованной в отдельную союзную республику.

С 1922 г. в соответствии с языковой политикой СССР начинается процесс перевода таджикского языка с традиционной арабо-персидской письменности на латинскую графику, завершённый к 1936 г. Однако уже в 1939 г. началась новая реформа письменности, когда язык переводится на кириллическую графику.

Создание для таджиков собственного территориального образования с центром в новом городе Душанбе значительно укрепило позиции таджикского языка на этой территории, где значительное узбекоязычное меньшинство продолжает присутствовать до сих пор. Наоборот, на территории Узбекистана, где после размежевания также оказалось множество таджиков, позиции таджикского, практически лишённого здесь государственной поддержки, окончательно пошатнулись и процессы ассимиляции резко ускорились.

Значительное влияние русского языка начинает проявляться начиная с 50-х годов как результат индустриализации и урбанизации республики, массового расселения русскоязычных в Таджикистане. С 1991 г. из-за оттока русских из Таджикистана влияние русского в республике значительно ослабло, однако русский язык продолжает оказывать своё влияние прежде всего через речь трудовых мигрантов в России.

С 80-х годов таджикская интеллигенция и власти разворачивают деятельность по реперсизации языка, которая заключается в замене русизмов (иногда и тюрцизмов) на слова из фарси Ирана, возобновлении связи с персоязычными в других странах (Афганистан, Иран), введении в школах преподавания арабо-персидской графики и даже возвращении к арабо-персидской вязи.

Распространение и статус

К северу от бывшей советской границы таджикские говоры распространены на территории Таджикистана в большинстве его районов. Исключение составляет Горно-Бадахшанская автономная область, где сплошной таджикский ареал заканчивается в долине Ванча (Ванджа), а далее вверх по реке Пяндж распространены прежде всего памирские языки, хотя таджикоязычные кишлаки встречаются в Ишкашимском районе (области Горон и Вахан). На севере (повсеместно, кроме верховий Зеравшана) и западе республики (вплоть до линии Душанбе — Куляб) значительны анклавы узбекоязычного населения.

Анклавы таджикского населения широко распространены в основной (восточной) части Узбекистана, прежде всего в периферийных предгорных районах в Самаркандской, Сурхандарьинской, Кашкадарьинской, Навоийской (Нурата), Ташкентской (Бурчмулла), Наманганской (Чуст, Касансай), Андижанской, Ферганской областях. Исключение составляют оазисы Самарканда и Бухары, где таджикский является языком коренного населения крупных городских центров. Группы таджиков также имеются в Баткенской области Киргизии в приграничных местностях с Таджикистаном. На окраине города Ош имеется поселение Лёлю-мааля народности люли также говорящей на таджикском языке.

Таджикский язык является государственным языком Республики Таджикистан, языком СМИ, обучения в школах и вузах этой страны, включая ГБАО. В Узбекистане и Киргизии официального статуса не имеет, таджикские школы и культурные центры сосредоточены прежде всего в Самарканде и Бухаре. Основные центры изучения таджикского языка расположены в Душанбе, Самарканде и Москве.

В качестве второго языка и языка межэтнического общения таджикский широко используется памирскими народностями (разговорный таджикский традиционно называется на Памире форсӣ), а также большинством узбеков Таджикистана и в значительной степени узбеками и другими национальностями в Самарканде и Бухаре. Практически все таджики Узбекистана и многие таджики севера и запада Таджикистана владеют узбекским языком как вторым.

Диалекты

См. также: Языки Таджикистана

Благодаря исследованиям советских иранистов и таджиковедов было составлено достаточно подробное диалектологическое описание таджикских говоров, чем, к примеру, не могут до сих пор похвастаться фарси Ирана и дари Афганистана. В настоящее время известно более 50 таджикских говоров. Они делятся на четыре большие группы:

1. Северные
   • Собственно северные: Северный Таджикистан (Худжанд, Исфара, Истаравшан, Пенджикент), Варзоб и окрестности Душанбе, Узбекистан (Самарканд, Бухара, Нурата, Сурхандарьинская, Кашкадарьинская, Наманганская области), сюда же относится диалект бухарских евреев (еврейско-таджикский диалект).
   • Центральные: Айнинский район, Матча, (верхний Зеравшан Таджикистан)
   • Переходные: верхний Чирчик (Бурчмулла), североферганский, южноферганский (Узбекистан), Баткенская и Ошская области (Кыргызстан).
2. Южные
   • Собственно южные: к югу и востоку от Душанбе (Хатлонская область, Раштский район), бадахшанский диалект таджикоязычных кишлаков Памира. Непосредственное продолжение южных диалектов — диалекты севера Афганистана за рекой Пяндж.
   • Юго-восточные: дарвазский диалект (Дарвазский и Ванджский районы Горно-Бадахшанской автономной области Таджикистана).
   • Переходные: вахиоболинский диалект.
3. юго-восточная (дарвазская) группа;
4. центральная (верхнезеравшанская) группа.

Важной тенденцией в развитии современного таджикского языка, особенно его устной формы, является изменение его диалектной ориентации. Если в советскую эпоху норму таджикского языка задавали говоры Северного Таджикистана, то с приходом к власти выходца из Кулябской области Эмомали Рахмона наибольший авторитет в стране приобрёл южный диалект в его кулябском варианте, который стал преобладать в публичных выступлениях политических деятелей, а также проникать в СМИ и на телевидение. Расхождения между говорами не нарушают общего взаимопонимания у их носителей.

Письменность

Со времён завоевания Арабским халифатом Средней Азии система письменности таджикского языка была основана на арабском алфавите, а в 1929 в связи с новым укладом таджикской государственности была переведена на латиницу. В современном таджикском языке используется кириллица. Кириллический таджикский алфавит, впервые введённый в 1940 г., приобрёл современный вид в 1998 г.:

Современный таджикский алфавит

А а	Б б	В в	Г г	Ғ ғ	Д д	Е е	Ё ё	Ж ж	З з	И и	Ӣ ӣ
[a]	[b]	[v]	[ɡ]	[ʁ]	[d]	[eː],[jeː]	[jɔː]	[ʒ]	[z]	[i]	[ˈi]
Й й	К к	Қ қ	Л л	М м	Н н	О о	П п	Р р	С с	Т т	У у
[j]	[k]	[q]	[l]	[m]	[n]	[ɔː]	[p]	[r]	[s]	[t]	[u]
Ӯ ӯ	Ф ф	Х х	Ҳ ҳ	Ч ч	Ҷ ҷ	Ш ш	Ъ ъ	Э э	Ю ю	Я я
[ɵ]	[f]	[χ]	[h]	[ʧ]	[ʤ]	[ʃ]	[ʔ]	[eː-]	[ju]	[ja]

Современный таджикский алфавит насчитывает 35 букв и основан на русском алфавите (за вычетом четырёх букв для звуков, не присущих таджикской фонологии) с добавлением шести диакритических букв для звуков, отсутствующих в русском языке:

Описание	Г с чертой	И с макроном	К с хвостиком	У с макроном	Х с хвостиком	Ч с хвостиком
Таджикская буква	Ғ	Ӣ	Қ	Ӯ	Ҳ	Ҷ
Фонема	[ʁ]	['i]	[q]	[ɵ]	[h]	[dʒ]

Несмотря на одинаковый способ образования Ӣ и Ӯ, функции двух графем кардинально различаются. Если Ӯ обозначает отдельную фонему [ɵ], то Ӣ означает ту же фонему, что и И [i], но используется в конце слова для ударного -и́, чтобы отличить его от безударного -и в изафете: дӯстӣ [dɵ'sti] «дружба», но дӯсти ман ['dɵsti man] «мой друг». Если к слову на -ӣ добавляется изафет или другая энклитика, то -ӣ меняется на -и: дӯстии мо [dɵ'stiji mɔː] «наша дружба», дӯстию меҳрубонӣ [dɵ'stiju mehrubɔː'ni] «дружба и любезность».

Таджикский алфавит сохраняет традиционные йотированные буквы русского алфавита: Ё, Ю, Я для йотированных О, У и А соответственно. В начале слов и после гласных их употребление аналогично русскому. После согласных (после изъятия из азбуки в 1998 г. буквы Ь) йотированная буква не обозначает отсутствующее в таджикском смягчение согласных, а сохраняет йотацию: дарё [dar’jɔː] «река», чоряк [tʃɔːr’jak] «четверть». Буква Ё не может быть заменена на Е.

Особое положение занимают буквы Е и Э. Фонема [eː] обозначается в начале слова нейотированной буквой Э, однако для позиции после согласного она обозначается буквой Е: Эрон [eː'rɔːn] «Иран», мех [meːχ] «гвоздь». При этом в позиции в начале слова (встречается только в заимствованиях) и после гласных Е, как и в русском, приобретает йотацию: ем [jeːm] «фураж», оед [ɔː'jeːd] «приходите». Похоже функционирует графема И, после гласных обозначая [ji]: дӯстии мо [dɵ'stiji mɔː] «наша дружба».

Фонема [ɵ] после [j] может встречаться только в узбекизмах, для этого сочетания особой буквы не предусмотрено: йӯрға [jɵr'ʁa] «иноходь». Аналогично передаётся сочетание [ji] в начале слов (узбекизмов): йигит [ji’git] «парень», «джигит».

Буква Ъ используется в таджикском для обозначения гортанной смычки [ʔ] в арабизмах, которая в разговорной речи часто заменяется на удлинение предшествующей гласной: баъд [baʔd] > [baʔad] > [baːd] «после».

Лингвистическая характеристика

По своему грамматическому строю таджикский язык принадлежит к числу языков аналитического типа и, в отличие от древнеперсидского языка, не имеет системы флективных форм. Отношения между словами выражаются не при помощи падежей, а через синтаксис: предлоги, послелоги, изафет, порядок слов в предложении и др.

Фонетика и фонология

Таджикская фонология существенно отличается от персидской, но зато практически идентична узбекской благодаря длительному субстратному и адстратному взаимодействию с узбекским языком. При этом влияние таджикского на узбекский здесь оказалось сильнее, что, в частности, повлекло утрату в узбекском общетюркского сингармонизма.

Гласные

Вокализм литературного таджикского, основанный на северных диалектах:

	Передние	Средние	Задние
Верхний подъём	и [i]		у [u]
Средний подъём	е [eː]	ӯ [ɵː]	о [ɔː]
Нижний подъём	а [a]

Звуки и, у и а являются неустойчивыми и подвергаются редукции в неударных слогах. Звуки е, ӯ и о — устойчивые, на их длительность отсутствие ударения не влияет. Е и ӯ продолжают маджхулы классического персидского языка — долгие ē и ō, совпавшие в фарси Ирана с ī и ū соответственно. Также они выступают как аллофоны и и у перед ҳ ([h]) и ъ ([ʔ]), если последние закрывают слог. Наоборот, в звуках и и у совпали краткие и долгие фонемы: i, ī > и; u, ū > у, продолжающие различаться в фарси Ирана. Данная редукция делает для носителей северотаджикских говоров сложным освоение традиционной арабо-персидской графики, где графическое различие этих гласных носит принципиальный характер (например, буд < būd «был» следует записывать как بود /b-v-d/, а шуд < šud «стал» — как شد /š-d/).

Звук [ɔː], продолжающий классический ā, подвергся более заметному огублению и подъёму вверх, чем персидский [ɒː], однако значительно отличается от русского о меньшим огублением. Наоборот, краткий a не поднят вверх, как персидский [æ]

Существуют также дифтонги ай [aj] и ав [aw].

Южнотаджикский вокализм имеет существенные отличия, сближающие его с вокализмом языка дари. Здесь краткие i и u классического вокализма стремятся к превращению в шва [ə], и (ӣ) < ī и е < ē последовательно сохраняются, однако ū и ō сливаются в у, и фонема ӯ отсутствует. Для южных диалектов характерен переход о > у перед носовыми (нон > нун «хлеб»), как в разговорном фарси Ирана. Он также дополняется переходом а > ə в той же позиции (кардам > кардəм, записывается часто кардум «я сделал»).

Согласные

	Губные	Зубные	Пост- альвеолярные	Палатальные	Велярные	Увулярные	Глоттальные
Носовые	м [m]	н [n]			(нг [ŋ])
Взрывные	п б [p] [b]	т д [t] [d]	ч ҷ [tʃ] [dʒ]		к г [k] [ɡ]	қ [q]	ъ [ʔ]
Фрикативные	ф в [f] [v]	с з [s] [z]	ш ж [ʃ] [ʒ]			х ғ [χ] [ʁ]	ҳ [h]
Дрожащие		р [r]
Аппроксиманты		л [l]		й [j]

В отличие от фарси, в таджикском (как и в дари) на фонемном уровне последовательно различаются [q] и [ʁ].

Основные тенденции разговорной речи:

• -VбС- > -VvC-/-VwC- (в основном на юге): сабз > [savz]/[sawz] «зелёный»
• выпадение -р- перед согласным (-VpC- > -VC-): кардам > [kadam] «я сделал» (но орд [ɔːrd] «мука́»)

В некоторых северных и южных диалектах имеются арабские звуки [ʕ] (ع) и [ħ] (ح), встречающиеся в арабизмах, в то время как в большинстве персо-таджикских говоров они заменены соответственно на [ʔ] (или ноль) и [h].

Морфология

Грамматика таджикского языка весьма сходна с персидской грамматикой, однако развила некоторые черты, отличающие её от последней.

Числительные

0 — Сифр; 1 — Як; 2 — Ду; 3 — Се; 4 — Чор; 5 — Панҷ; 6 — Шаш; 7 — Ҳафт; 8 — Ҳашт; 9 — Нӯҳ; 10 — Даҳ.

Разновидности языка

Литературный таджикский язык (тадж. забони адабии тоҷикӣ́) значительно отличается от языка, используемого в повседневном общении. Таджики не говорят так, как пишут, и в устной форме не пользуются литературным языком. Одним из морфологических различий является так называемая разговорная форма изафета (изофата), когда определение ставится впереди (а не после) определяемого, причём первое принимает окончание -а (-я), а второе — местоименную энклитику (притяжательный суффикс) -аш (-яш), например: бачая холааш вместо холаи бача (тётка ребёнка), «Яғноба обаш ширин…» вместо оби ширини яғноб (сладкая вода ягнобов). Послелог -ро, оформляющий прямое дополнение, в устной речи приобретает форму -а после согласных и -я после гласных: Маҷлис плана тасдиқ кард (собрание утвердило план). Предлог аз (с, из, от) в устной речи нередко употребляется в форме ай или просто а, причём перед словом, начинающимся с согласного звука, этот согласный акустически воспринимается как удлиненный (удвоенный) звук: аб бозор (с базара), ах хона (из дома). Предлог ба, соответствующий русским предлогам в, на и обозначающий направление действия (куда? кому?), в устной речи может употребляться как послелог, что не соответствует норме современного литературного таджикского языка: хонаба (домой, в дом) вместо ба хона, қишлоқба (в кишлак) вместо ба қишлоқ, «ман корба меравам» (я иду на работу) вместо «ман ба кор меравам». Предполагается, что это превращение предлога в аффикс агглютинативного типа сформировалось в таджикском языке под влиянием узбекского языка, имеющего агглютинативную природу.

На различия между литературным и обиходно-разговорным таджикским языком накладываются многочисленные диалектные особенности, проявляющиеся на различных уровнях языковой структуры: лексическом, грамматическом, фонетическом и др. Так, гласный Ӯ является отдельной фонемой (то есть играет смыслоразличительную роль) в северных говорах, но в центральных и южных говорах смешивается с У. В Канибадамском говоре предлог дар (в, на при вопросе «где»?) выступает как послелог в формах -анда (в согласном исходе), -нда (в гласном исходе): хонанда (дома, в доме) вместо дар хона, кӯчанда (на улице) вместо дар кӯча.

См. также

• Таджикская Википедия
• Таджикская литература

Примечания

Источники

Литература

• Персидский, таджикский, дари / Основы иранского языкознания. Т. 3. Новоиранские языки: западная группа, прикаспийские языки. М. 1982.
• Керимова А. А. Таджикский язык / Иранские языки I. Юго-западные языки. Серия «Языки мира». М. 1997
• [rosreestr.ru/upload/Doc/21-upr/67%20Таджикистан.pdf Инструкция по русской передаче географических названий Таджикской ССР] / Сост. Л. И. Розова; Ред. В. С. Широкова. — М., 1975. — 35 с. — 1500 экз.
• [www.iranicaonline.org/articles/tajik-i-the-ethnonym-origins-and-application Perry J. TAJIK i. THE ETHNONYM: ORIGINS AND APPLICATION]
• [www.iranicaonline.org/articles/tajik-ii-tajiki-persian Perry J. TAJIK ii. TAJIK PERSIAN]
• [www.iranicaonline.org/articles/tajik-iii-colloquial Bahriddin A., Okawa A. TAJIK iii. COLLOQUIAL TAJIKI IN COMPARISON WITH PERSIAN OF IRAN]
• Perry J. A Tajik Persian Reference Grammar. Leiden-Boston. 2005
• Bergne P. The Birth of Tajikistan. National Identity and the Origins of the Repulic. NY. 2007

Ссылки

В Викисловаре список слов таджикского языка содержится в категории «Таджикский язык»

• [linguodiversity.narod.ru/Links/Ieulang/Iranian/daritaj.htm#tgk Различные ссылки по таджикскому языку]
• [sahifa.tj Русско-таджикский словарь онлайн]
• [russian-tajik.ru Русско-таджикский словарь]
• [tajpers.narod.ru Таджикско-персидский конвертер систем письма]
• [www.2shanbe.tj/forum/31-70-1 Поговорим по-таджикски] на сайте [www.2shanbe.tj/forum/31 Форум душанбинцев]

Отрывок, характеризующий Таджикский язык

В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.
«Славь Александра век
И охраняй нам Тита на престоле,
Будь купно страшный вождь и добрый человек,
Рифей в отечестве а Цесарь в бранном поле.
Да счастливый Наполеон,
Познав чрез опыты, каков Багратион,
Не смеет утруждать Алкидов русских боле…»
Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.


Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
– Что ж вы? – закричал ему Ростов, восторженно озлобленными глазами глядя на него. – Разве вы не слышите; здоровье государя императора! – Пьер, вздохнув, покорно встал, выпил свой бокал и, дождавшись, когда все сели, с своей доброй улыбкой обратился к Ростову.
– А я вас и не узнал, – сказал он. – Но Ростову было не до этого, он кричал ура!
– Что ж ты не возобновишь знакомство, – сказал Долохов Ростову.
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…
– Нет, об чем же говорить! – сказал Пьер, – всё равно… Так готово? – прибавил он. – Вы мне скажите только, как куда ходить, и стрелять куда? – сказал он, неестественно кротко улыбаясь. – Он взял в руки пистолет, стал расспрашивать о способе спуска, так как он до сих пор не держал в руках пистолета, в чем он не хотел сознаваться. – Ах да, вот так, я знаю, я забыл только, – говорил он.
– Никаких извинений, ничего решительно, – говорил Долохов Денисову, который с своей стороны тоже сделал попытку примирения, и тоже подошел к назначенному месту.
Место для поединка было выбрано шагах в 80 ти от дороги, на которой остались сани, на небольшой полянке соснового леса, покрытой истаявшим от стоявших последние дни оттепелей снегом. Противники стояли шагах в 40 ка друг от друга, у краев поляны. Секунданты, размеряя шаги, проложили, отпечатавшиеся по мокрому, глубокому снегу, следы от того места, где они стояли, до сабель Несвицкого и Денисова, означавших барьер и воткнутых в 10 ти шагах друг от друга. Оттепель и туман продолжались; за 40 шагов ничего не было видно. Минуты три всё было уже готово, и всё таки медлили начинать, все молчали.


– Ну, начинать! – сказал Долохов.
– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п'отивники отказались от п'ими'ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т'и начинать сходиться.
– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.
– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.
– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.
– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.
– 3ак'ойтесь! – не выдержав, крикнул даже Денисов своему противнику.
Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.
– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.


Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
«Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? – Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «Зачем я сказал ей: „Je vous aime?“ все повторял он сам себе. И повторив 10 й раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: mais que diable allait il faire dans cette galere? [но за каким чортом понесло его на эту галеру?] и он засмеялся сам над собою.
Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться с ней под одной кровлей. Он не мог представить себе, как бы он стал теперь говорить с ней. Он решил, что завтра он уедет и оставит ей письмо, в котором объявит ей свое намерение навсегда разлучиться с нею.
Утром, когда камердинер, внося кофе, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманке и с раскрытой книгой в руке спал.