Тайберн

Тайберн (англ. Tyburn) — деревня в графстве Миддлсекс, ныне часть Лондонского городского округа Вестминстер. С 1196 по 1783 год являлась официальным местом проведения казней осуждённых города Лондона.

История

Название деревни происходит от имени ручья Тайберн (англ. Tyburn Brook), одного из притоков речки Вестборн (англ. River Westbourne), впадавшей в Темзу. В настоящее время Тайберн и Вестборн полностью текут по подземным искусственным каналам.

Местечко Тайберн упомянуто ещё в Книге Страшного суда и находилось приблизительно на месте нынешней Мраморной арки, на западном конце Оксфорд-стрит. До того, как появилась Оксфорд-стрит, к деревне Тайберн вели дороги Тайберн-роуд (англ. Tyburn Road) и Тайберн-лейн (англ. Tyburn Lane).

Тайберн исполнял определённые общественные функции ещё в доисторические времена. Так, здесь находился неолитический памятник — камень Освульф Стоун (англ. Oswulf’s Stone), давший название староанглийской общине на территории Миддлсекса — Оссульстоунской сотне (англ. Ossulstone Hundred). При строительстве Мраморной арки в 1851 году старинный камень был закопан в землю, однако впоследствии снова вырыт и представлен в экспозиции рядом с аркой, пока в 1869 году он не пропал окончательно.

Деревня Тайберн была на протяжении столетий важнейшим местом Лондона для публичной казни преступников. После 1783 года местом публичных казней стала площадь перед тюрьмой Ньюгейт, а с 1868 года, согласно принятому тогда закону, казни стали проводится за стенами Ньюгейтской тюрьмы, без доступа общественности.

Первая казнь в Тайберне состоялась и была задокументирована в 1196 году, близ берега реки. В 1571 году «Тайбернское дерево» (англ. Tyburn Tree) было сооружено близ местонахождения нынешней Арки. Это «тройное дерево» (англ. Triple Tree) было сделано из деревянных балок и представляло собой оригинальную конструкцию, образующую большую призму с треугольником в основании. В просторечье именовалось также «трёхногая кобылка» (англ. three legged mare). На такой виселице могли быть казнены одновременно несколько преступников. Это Тайбернское дерево, возвышающееся над местностью, являлось также важным ориентиром в западной части Лондона и официальным символом законности. Иногда оно использовалось и для массовых казней, как например 23 июня 1649 года, когда в Тайберн на 8 повозках были доставлены и повешены 24 человека (23 мужчины и 1 женщина). После проведения казней тела бывали или закопаны поблизости, или переданы врачам для проведения анатомических опытов. Так, согласно принятому в 1540 году парламентом закону, Гильдия врачей-хирургов (англ. Surgeons Guild) была объединена с Обществом парикмахеров (англ. Company of Barbers). Этому новому курьёзному союзу дозволялось брать ежегодно для изучения по четыре тела казнённых преступников.

Первой жертвой «тайбернского дерева» стал 1 июня 1571 года доктор Джон Стори (1504—1571), один из лидеров католической оппозиции. Он уже арестовывался, но в 1560-е годы сумел бежать из тюрьмы Маршалси (англ. Marshalsea) во Фландрию, где принял испанское подданство. В августе 1570 года он был похищен по приказу королевы Елизаветы I её агентами во главе с сэром Уильямом Сесилом, доставлен в Англию и осуждён как изменник и государственный преступник.

Во время Реставрации, то есть возвращения на английский и шотландский престолы представителей династии Стюартов во второй половине XVII столетия, в годы царствования короля Карла II, в Тайберне состоялась символическая посмертная казнь над лидерами Английской революции, совмещённая с осквернением их трупов. Так, 30 января 1661 года, в годовщину казни короля Карла I, из могилы в Вестминстерском аббатстве были извлечены останки умершего в 1658 году лорда-протектора, а фактически диктатора Англии Оливера Кромвеля, доставлены в Тайберн, сперва повешены на «дереве», затем утоплены в реке, после чего четвертованы. Та же судьба была уготована телам Джона Брэдшоу (1602—1659) — судьи, вынесшего смертный приговор Карлу I, и генерала Генри Айртона (1611—1651), одному из прославленных полководцев парламентской армии. 11 июля 1681 года на виселице Тайберна был повешен, затем обезглавлен и четвертован Оливер Планкетт, католический примас Ирландии, схваченный в 1679 году в окрестностях Дублина, доставленный в Англию и осуждённый как изменник.

Казни в Тайберне были как в Средневековье, так и в Новое время излюбленным развлечением, привлекавшим внимание множества лондонцев. Жители Тайберна охотно пользовались этим в коммерческих целях, сооружая перед казнями деревянные трибуны и продавая на них места. Впрочем, такие «услуги» не всегда были безопасны для зрителей. Известны случаи, когда при большом напоре жаждущих увидеть зрелище, самодельные трибуны разваливались, погребая под собой сотни зевак. Однако подобные происшествия никак не уменьшали числа желающих полюбоваться «весёлым зрелищем». Посещение места казни даже поощрялось из моральных и нравоучительных соображений. Так, день экзекуции в Тайберне для лондонских цеховых и мастеровых учеников был нерабочим. Подобную практику знаменитый английский художник Уильям Хогарт высмеял сатирической гравюрой Казнь ленивого школяра в Тайберне (1747).

Тайберн был озвучен в многочисленных поговорках, связанных со смертной казнью, и в словесных оборотах лондонцев. Так, кому желались всевозможные несчастья или предвиделась худая доля, желалось «съездить в Тайберн» (англ. to take a ride to Tyburn). Тот, по ком уже плакала петля, звался «Властитель Тайберна» (англ. Lord of the Manor of Tyburn). Приговорённые доставлялись к месту казни в открытых повозках, влекомых волами. От них зрители ожидали «доброго представления», под которым понималось мужественное и спокойное принятие смерти одетыми в своё лучшее платье преступниками. В этом случае публика, восхищённая их поведением, восклицала «Хорошо умер!» (англ. good dying!). В случае же, если казнимый проявлял малодушие или цеплялся за жизнь, лондонцы осыпали его оскорблениями. Кроме мужественного поведения, присутствующая при казни публика обычно настаивала и на так называемом «последнем слове» (англ. last dying speech), которым, как правило, пользовался осуждённый, чтобы покаяться в совершённых преступлениях и повиниться перед пострадавшими. Иногда подобные речи для преступников были заранее отпечатаны и читались ими с листка.

Последняя казнь состоялась на виселице Тайберна 3 ноября 1783 года, когда здесь был повешен уличный грабитель Джон Остин. В настоящее время о месте казни в Тайберне напоминают три латунные таблички, выложенные треугольником на мостовой угла лондонских Бейсуотер-роуд и Эджвер-роуд. Другим памятником страшных событий является Тайберн Конвент (англ. Tyburn Convent), бенедиктинский женский монастырь, освящённый в память о более чем 350 католических мучениках, казнённых во время Реформации в Англии.

Литература

• Captain Benson: Tyburn Death Trip: The Lives, Crimes and Executions of the Most Notorious Highwaymen, Murderers and Thieves. Creation Books, New York 2004, ISBN 1-84068-075-X, 624 Seiten
• Alan Brooke: Tyburn: London’s fatal tree / Alan Brooke & David Brandon. Sutton, Stroud 2004. ISBN 0-7509-2971-5, IX, 246 Seiten.
• Donald Rumbelow: The Triple Tree: Newgate, Tyburn and Old Bailey. Harrap, London 1982, ISBN 0-245-53877-1, 223 Seiten

Отрывок, характеризующий Тайберн

Забывший свое намерение не открывать своего знания французского языка, Пьер, вырвав пистолет и бросив его, подбежал к офицеру и по французски заговорил с ним.
– Vous n'etes pas blesse? [Вы не ранены?] – сказал он.
– Je crois que non, – отвечал офицер, ощупывая себя, – mais je l'ai manque belle cette fois ci, – прибавил он, указывая на отбившуюся штукатурку в стене. – Quel est cet homme? [Кажется, нет… но на этот раз близко было. Кто этот человек?] – строго взглянув на Пьера, сказал офицер.
– Ah, je suis vraiment au desespoir de ce qui vient d'arriver, [Ах, я, право, в отчаянии от того, что случилось,] – быстро говорил Пьер, совершенно забыв свою роль. – C'est un fou, un malheureux qui ne savait pas ce qu'il faisait. [Это несчастный сумасшедший, который не знал, что делал.]
Офицер подошел к Макару Алексеичу и схватил его за ворот.
Макар Алексеич, распустив губы, как бы засыпая, качался, прислонившись к стене.
– Brigand, tu me la payeras, – сказал француз, отнимая руку.
– Nous autres nous sommes clements apres la victoire: mais nous ne pardonnons pas aux traitres, [Разбойник, ты мне поплатишься за это. Наш брат милосерд после победы, но мы не прощаем изменникам,] – прибавил он с мрачной торжественностью в лице и с красивым энергическим жестом.
Пьер продолжал по французски уговаривать офицера не взыскивать с этого пьяного, безумного человека. Француз молча слушал, не изменяя мрачного вида, и вдруг с улыбкой обратился к Пьеру. Он несколько секунд молча посмотрел на него. Красивое лицо его приняло трагически нежное выражение, и он протянул руку.
– Vous m'avez sauve la vie! Vous etes Francais, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз,] – сказал он. Для француза вывод этот был несомненен. Совершить великое дело мог только француз, а спасение жизни его, m r Ramball'я capitaine du 13 me leger [мосье Рамбаля, капитана 13 го легкого полка] – было, без сомнения, самым великим делом.
Но как ни несомненен был этот вывод и основанное на нем убеждение офицера, Пьер счел нужным разочаровать его.
– Je suis Russe, [Я русский,] – быстро сказал Пьер.
– Ти ти ти, a d'autres, [рассказывайте это другим,] – сказал француз, махая пальцем себе перед носом и улыбаясь. – Tout a l'heure vous allez me conter tout ca, – сказал он. – Charme de rencontrer un compatriote. Eh bien! qu'allons nous faire de cet homme? [Сейчас вы мне все это расскажете. Очень приятно встретить соотечественника. Ну! что же нам делать с этим человеком?] – прибавил он, обращаясь к Пьеру, уже как к своему брату. Ежели бы даже Пьер не был француз, получив раз это высшее в свете наименование, не мог же он отречься от него, говорило выражение лица и тон французского офицера. На последний вопрос Пьер еще раз объяснил, кто был Макар Алексеич, объяснил, что пред самым их приходом этот пьяный, безумный человек утащил заряженный пистолет, который не успели отнять у него, и просил оставить его поступок без наказания.
Француз выставил грудь и сделал царский жест рукой.
– Vous m'avez sauve la vie. Vous etes Francais. Vous me demandez sa grace? Je vous l'accorde. Qu'on emmene cet homme, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз. Вы хотите, чтоб я простил его? Я прощаю его. Увести этого человека,] – быстро и энергично проговорил французский офицер, взяв под руку произведенного им за спасение его жизни во французы Пьера, и пошел с ним в дом.
Солдаты, бывшие на дворе, услыхав выстрел, вошли в сени, спрашивая, что случилось, и изъявляя готовность наказать виновных; но офицер строго остановил их.
– On vous demandera quand on aura besoin de vous, [Когда будет нужно, вас позовут,] – сказал он. Солдаты вышли. Денщик, успевший между тем побывать в кухне, подошел к офицеру.
– Capitaine, ils ont de la soupe et du gigot de mouton dans la cuisine, – сказал он. – Faut il vous l'apporter? [Капитан у них в кухне есть суп и жареная баранина. Прикажете принести?]
– Oui, et le vin, [Да, и вино,] – сказал капитан.


Французский офицер вместе с Пьером вошли в дом. Пьер счел своим долгом опять уверить капитана, что он был не француз, и хотел уйти, но французский офицер и слышать не хотел об этом. Он был до такой степени учтив, любезен, добродушен и истинно благодарен за спасение своей жизни, что Пьер не имел духа отказать ему и присел вместе с ним в зале, в первой комнате, в которую они вошли. На утверждение Пьера, что он не француз, капитан, очевидно не понимая, как можно было отказываться от такого лестного звания, пожал плечами и сказал, что ежели он непременно хочет слыть за русского, то пускай это так будет, но что он, несмотря на то, все так же навеки связан с ним чувством благодарности за спасение жизни.
Ежели бы этот человек был одарен хоть сколько нибудь способностью понимать чувства других и догадывался бы об ощущениях Пьера, Пьер, вероятно, ушел бы от него; но оживленная непроницаемость этого человека ко всему тому, что не было он сам, победила Пьера.
– Francais ou prince russe incognito, [Француз или русский князь инкогнито,] – сказал француз, оглядев хотя и грязное, но тонкое белье Пьера и перстень на руке. – Je vous dois la vie je vous offre mon amitie. Un Francais n'oublie jamais ni une insulte ni un service. Je vous offre mon amitie. Je ne vous dis que ca. [Я обязан вам жизнью, и я предлагаю вам дружбу. Француз никогда не забывает ни оскорбления, ни услуги. Я предлагаю вам мою дружбу. Больше я ничего не говорю.]
В звуках голоса, в выражении лица, в жестах этого офицера было столько добродушия и благородства (во французском смысле), что Пьер, отвечая бессознательной улыбкой на улыбку француза, пожал протянутую руку.
– Capitaine Ramball du treizieme leger, decore pour l'affaire du Sept, [Капитан Рамбаль, тринадцатого легкого полка, кавалер Почетного легиона за дело седьмого сентября,] – отрекомендовался он с самодовольной, неудержимой улыбкой, которая морщила его губы под усами. – Voudrez vous bien me dire a present, a qui' j'ai l'honneur de parler aussi agreablement au lieu de rester a l'ambulance avec la balle de ce fou dans le corps. [Будете ли вы так добры сказать мне теперь, с кем я имею честь разговаривать так приятно, вместо того, чтобы быть на перевязочном пункте с пулей этого сумасшедшего в теле?]
Пьер отвечал, что не может сказать своего имени, и, покраснев, начал было, пытаясь выдумать имя, говорить о причинах, по которым он не может сказать этого, но француз поспешно перебил его.
– De grace, – сказал он. – Je comprends vos raisons, vous etes officier… officier superieur, peut etre. Vous avez porte les armes contre nous. Ce n'est pas mon affaire. Je vous dois la vie. Cela me suffit. Je suis tout a vous. Vous etes gentilhomme? [Полноте, пожалуйста. Я понимаю вас, вы офицер… штаб офицер, может быть. Вы служили против нас. Это не мое дело. Я обязан вам жизнью. Мне этого довольно, и я весь ваш. Вы дворянин?] – прибавил он с оттенком вопроса. Пьер наклонил голову. – Votre nom de bapteme, s'il vous plait? Je ne demande pas davantage. Monsieur Pierre, dites vous… Parfait. C'est tout ce que je desire savoir. [Ваше имя? я больше ничего не спрашиваю. Господин Пьер, вы сказали? Прекрасно. Это все, что мне нужно.]