Тайна заброшенного замка

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Тайна заброшенного замка
Автор:

Александр Волков

Жанр:

сказка, фантастика

Оригинал издан:

1976, 1982

Предыдущая:

Жёлтый Туман

«Та́йна забро́шенного за́мка» — сказочная повесть Александра Волкова, последняя книга цикла о Волшебной стране. Содержит элементы научной фантастики. События книги не имеют аналога в книгах Баума о Стране Оз, в отличие от предыдущих книг цикла.

Первое книжное издание «Тайны заброшенного замка» вышло в 1982 году, уже после смерти Волкова, однако существовало другое, менее известное, прижизненное издание повести, публиковавшееся с сокращениями в 1976 году в газете «Дружные ребята»[1] и по тексту существенно отличавшееся от версии 1982 года. По утверждению художника Леонида Владимирского, который много лет сотрудничал с Волковым и проиллюстрировал все шесть сказок о Волшебной стране, текст «Тайны заброшенного замка» после смерти Волкова дорабатывался другим автором. По словам внучки Волкова, Калерии Волковой, этим автором была поэтесса и редактор Алла Стройло.

Сравнение версий 1976 и 1982 годов показывает, что в процессе доработки книги из сюжета исчезло несколько глав, также было исключено 7 новых персонажей, роли оставшихся героев были частично перераспределены, и кроме того внесено множество более мелких правок[2][3].

Внимательное чтение повести показывает некоторые «нестыковки» (по сюжетных ходам, географии, реалиям Волшебной страны) с предыдущими книгами серии. Например, в повести «Семь подземных королей» (во вступлении) о замке волшебника Гуррикапа указано: «… волшебник умер, дворец обветшал и постепенно развалился…», тогда как в рассматриваемой книге говорится: « … но его (в смысле — Гуррикапа) волшебное искусство выдержало многовековое испытание, и ремонт требовался не очень большой». Также бросается в глаза существенная стилистическая разница. Возможно, роль Аллы Стройло при написании повести была существенно больше, чем об этом упоминает Леонид Владимирский.





Сюжет

В этой повести на территории Волшебной страны приземляется космический корабль «Диавона» с планеты Рамерия. Население планеты делится на арзаков и менвитов, верховным правителем которых является Гван-Ло. Арзаки — талантливый и трудолюбивый народ, но менвиты смогли подчинить их, используя гипноз. Инопланетяне, вооружённые лучевыми пистолетами, основали недалеко от старинного замка Гуррикапа свой лагерь Ранавир и попытались захватить власть во всей Волшебной стране. Но на помощь её жителям вновь прибыли Тим О’Келли и Энни Смит. На этот раз их сопровождал Альфред Каннинг. Жителям Волшебной страны удалось дать отпор пришельцам. В конце концов арзаки погрузили в сон с помощью усыпительной воды всех менвитов, кроме Кау-Рука, перешедшего на сторону арзаков. Кау-Рук сообщил на Рамерию, что Земля непригодна для жизни и надо отказаться от попыток её захвата, после чего звездолёт рамерийцев отправился на родину.

Главные герои

Пришельцы с Рамерии

Менвиты

Менвиты — раса сильных, высоких, физически развитых, красивых людей. Живут втрое дольше землян. Менвиты обладают даром гипноза, благодаря ему поработили народ арзаков.

  • Баан-Ну — командир корабля «Диавона», генерал. Высокий рыжебородый силач. Человек тщеславный, простоватый, но с богатой фантазией. Есть хобби — пишет мемуары «Завоевание Беллиоры», больше пользуясь своей фантазией, чем фактами. В быту почти беспомощен без своего слуги, Ильсора, может даже неправильно надеть обувь.
  • Кау-Рук — штурман, заместитель командира. Очень толковый и начитанный, многое умеет и гипнозом практически не пользуется.
  • Мон-Со — лётчик, командир эскадрильи вертолетов, полковник. Самый исполнительный из подчиненных Баан-Ну. Хороший начальник — при ЧП у Черных Камней самолично вытащил всех своих летчиков, сам рискуя попасть в их плен, но подчиненные его не очень ценят.
  • Лон-Гор — судовой врач.
  • Гван-Ло — правитель менвитов, колдун (точнее — телепат), научивший свой народ пользоваться гипнозом. Никак не участвует в сюжете, однако его имя часто упоминается в речах Баан-Ну.

Арзаки

Арзаки — раса невысоких людей, трудолюбивых, талантливых и доверчивых. Из-за своей подверженности действию гипноза попали в рабство к менвитам, забыли свой язык и то, что они — свободные люди.

  • Ильсор — слуга Баан-Ну, вождь арзаков.

Жители Волшебной страны

Путешественники из Канзаса

Рамерийские языки

В произведении упомянуты вымышленные языки, на которых говорит населении Рамерии, — арзакский и менвитский языки. Из повествования невозможно сделать выводов об отсутствии или наличии в прошлом или в настоящем других языков, равно как о родстве (близком или далеком) арзакского и менвитского.

Менвитский язык

Используется менвитами, а также арзаками, забывшими родной язык. О фонетике и грамматике языка невозможно сделать никаких выводов. В отношении фонетики допустимо утверждать лишь только то, что в менвитском языке существует противопоставление, аналогичное противопоставлению глухих и звонких или сильных и слабых согласных, о наличии открытых, закрытых, прикрытых и неприкрытых слогов. Про ударение ничего нельзя сказать в принципе. Допустимо утверждать о частотности, а возможно, и обязательности сложного характера собственных имен у человека.

Словарный состав

Упоминаются следующие собственные имена: Кау-Рук, Баан-Ну, Лон-Гор, Мон-Со, Гван-Ло (значение и этимология не указываются).

Топонимы: Рамерия (возможно, звучит несколько иначе), Беллиора 'Земля' (возможно, также иначе звучит фактически), Ранавир 'надежное убежище' (лагерь вблизи жилища Гуррикапа), Бассания (столица Рамерии, возможно, также это слово звучит иначе в оригинале).

Прочее: диавона 'неуловимый' (название звездолета), менвит (самоназвание), горр-ау (восклицание, значение не установлено, функционально напоминает восклицание «ура»), нобар 'хлеб', эссор 'вода'.

Выражения

Теру, меруи! — Здравствуйте, друзья!

Теру, теру, эм ното каросси! — Здравствуй, здравствуй, рад тебя видеть!

Арзакский язык

Родной язык арзаков. Однако нельзя утверждать наверняка, что арзаки — самоназвание народа.

Согласно свидетельству, фонотактика арзакского языка распевная. Больше ничего однозначно сказать про фонетику языка невозможно.

Из арзакских слов известно только собственное имя Ильсор, что в переводе означает 'прекрасный'. Ильсор — единственный из упомянутых арзаков, не подчинившийся менвитам, несмотря на то, что менвиты считают его самым преданным слугой. Дополнительным свидетельством, что это слово именно арзакского языка, является его несоставной характер (у менвитов имена должны быть составные).

Арзакский язык в результате контакта арзаков с властными представителями менвитов оказался вымирающим, возможно, что даже и вымершим, поскольку в числе пассивных носителей языка упомянут только Ильсор. Перспективы возрождения языка оказались возможны после того, как арзаки смогли одолеть менвитов, кроме Кау-Рука, ничего против них не имевшего, и избрали Ильсора своим вождем. Впрочем, о дальнейшем развитии событий уже на Рамерии неизвестно. Допустимо предположение об окончательном возрождении национального самосознания лишь на основе завершающих повествование строк.

См. также

Есть продолжение книги «Тайна заброшенного замка» от Юрия Кузнецова: повесть Изумрудный дождь.

Напишите отзыв о статье "Тайна заброшенного замка"

Примечания

  1. Т. В. Галкина, «Незнакомый Александр Волков в воспоминаниях, письмах и документах», с. 169.
  2. А. М. Волков, «Тайна заброшенного замка» // «Дружные ребята», 1976, № 47-70.
  3. А. М. Волков, «Тайна заброшенного замка», М.: Советская Россия, 1982.

Источники

  • Галкина Т. В. Незнакомый Александр Волков в воспоминаниях, письмах и документах. — Томск: Издательство Томского государственного педагогического университета, 2006. — 270 с., ил. ISBN 5-89428-214-4.

Ссылки

  • [books.rusf.ru/unzip/add-on/xussr_av/volkoa06.htm?1/16 «Тайна заброшенного замка» (1982 г.)]
  • [ecg.trikapu.info/load/3-1-0-122 Ранняя версия «Тайны заброшенного замка» (1976 г.)]
  • [izumgorod.borda.ru/ Форум «Изумрудный город»]

Отрывок, характеризующий Тайна заброшенного замка

Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.