Тайна королевы Анны, или Мушкетёры тридцать лет спустя
Поделись знанием:
К:Фильмы 1993 года
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.
Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.
Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
| Тайна королевы Анны, или Мушкетёры тридцать лет спустя | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| В главных ролях |
Михаил Боярский |
| Кинокомпания |
Фирма-студия «Катран» («Финист-банк») при участии «Одесской киностудии» |
| Длительность |
158 мин. (2 серии по 79 мин.) |
| Страна | |
| Год | |
| IMDb | |
Тайна королевы Анны, или Мушкетёры тридцать лет спустя — двухсерийный художественный телефильм, снятый фирмой-студией «Катран» («Финист-банк») при участии «Одесской киностудии» по мотивам романа А. Дюма «Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя». Съёмки фильма проходили в Таллине, Ленинграде, Одессе и пустыне Каракумы (финальная сцена фильма, в которой главные герои уезжают на верблюдах в Африку) и велись параллельно со съёмками фильма «Мушкетёры двадцать лет спустя».[1] Съёмки были закончены осенью 1991 года (последняя сцена снималась в пустыне Каракумы). Озвучание и монтаж были полностью завершены в 1993 году (через год после выхода картины «Мушкетёры двадцать лет спустя»).
Сюжет
Третий фильм трилогии о мушкетёрах. Много лет назад Д'Артаньян из провинции Гасконь познакомился с тремя мушкетёрами — Атосом, Портосом и Арамисом, и они стали неразлучными друзьями. Прошло двадцать лет и друзья встретились вновь. Прошло ещё десять лет с тех времён и многое изменилось с тех пор, как Д’Артаньян впервые оказался в Париже.
В первой серии фильма король Англии Карл II явился к королю Франции Людовику XIV и попросил его помочь снова утвердиться на английском престоле. Для этого достаточно всего лишь двести солдат из числа дворян-добровольцев и миллион золотом. Людовик под влиянием кардинала Мазарини отказывает Карлу II. Тогда на помощь свергнутому английскому королю приходит Д’Артаньян, который при содействии Портоса захватывает в плен соперника Карла — генерала Монка. В то же время Атос умудряется достать необходимый Карлу миллион золотом, завещанный ему для этой цели покойным Карлом I. Снова взошедший на английский трон король Карл II щедро награждает друзей-мушкетёров.
Во второй серии на первый план выходит Арамис. Теперь он уже не простой аббат. Бывший мушкетёр пожалован в генералы Ордена иезуитов и, кроме того, является епископом Ваннским. Арамис затевает заговор против короля Людовика и втягивает в него сына Атоса — Рауля. План епископа Ваннского коварен: он узнаёт о том, что у Людовика есть брат-близнец, тайно содержащийся в заключении в Венсенском замке и решает сделать подмену — узника из подземелий посадить на трон, а короля отправить в темницу. Однако заговор Арамиса терпит крах, но заговорщикам удаётся избежать наказания, поскольку кардинал Мазарини сделал свой ход.
В ролях
- Михаил Боярский — д’Артаньян
- Вениамин Смехов — Атос
- Валентин Смирнитский — Портос
- Игорь Старыгин — Арамис (озвучание Игорь Ясулович)
- Дмитрий Харатьян — Людовик XIV и Филипп Марчиали
- Алексей Ясулович — Карл II
- Андрей Соколов — Рауль, виконт де Бражелон, сын Атоса (озвучание Андрей Градов)
- Катри Хорма — Луиза-Франсуаза де Лавальер (озвучание Ирина Безрукова)
- Алиса Фрейндлих — Анна Австрийская
- Анатолий Равикович — кардинал Мазарини
- Юрий Дубровин — Ла Шене
- Арунас Сторпирштис — генерал Монк (озвучание Юрий Кузьменко)
- Павел Винник — Ла Раме
- Екатерина Стриженова — Мадлен
- Юри Ярвет — генерал Ордена иезуитов
- Владимир Лаптев — Дигби
- Анатолий Столбов — трактирщик в Блуа
- Яна Поплавская — подруга Луизы
- Алла Будницкая — герцогиня Орлеанская
- Игорь Манг — 1-й «морской волк»
- Иво Ээнсалу — 2-й «морской волк»
- Владимир Мальцев — 3-й «морской волк»
- Александр Задохин — 1-й полковник Монка
- Олег Рогачёв — 2-й полковник Монка
- Андрей Зай — парикмахер Людовика
Съёмочная группа
- Авторы сценария: Георгий Юнгвальд-Хилькевич и Георгий Николаев
- Режиссёр: Георгий Юнгвальд-Хилькевич
- Оператор: Александр Носовский
- Художник-постановщик: Лариса Токарева
- Композитор: Максим Дунаевский
- Автор текстов песен: Леонид Дербенёв
- Звукорежиссёр: Эдуард Гончаренко
- Монтаж: Ирина Блогерман
- Художники по костюмам: Светлана Яновская и Татьяна Острогорская
- Песни исполняют: Игорь Наджиев, Михаил Боярский, Дмитрий Харатьян
- Постановщик трюков и фехтования: Владимир Балон
- Пиротехник: Вячеслав Логай
- Продюсеры: Георгий Юнгвальд-Хилькевич, Олег Ботогов, Юрий Конончук
- Мастер света: Логвинов, Валерий Александрович
Песни
- «Песенка про ложь», исполняет Игорь Наджиев
- «Ах, короли!», исполняет Игорь Наджиев
- «Надейся на Бога», исполняет Игорь Наджиев
- «Я спокоен», исполняет Игорь Наджиев
- «Ангел-хранитель», исполняет Михаил Боярский
- «Песенка про ложь», исполняет Михаил Боярский
- «Ах, короли!», исполняет Дмитрий Харатьян
- «Надейся на Бога», исполняет Михаил Боярский
Места съёмок
- Съёмки фильма проходили в Таллине, Ленинграде,Одессе, Выборге, Ялте, Петергофе, пустыне Каракумы.[2]
- «Встреча Луизы де Лавальер и Виконта де Бражелона» (1-я серия) — натурные съёмки в Петергофском парке.
- «Карл II в Блуа», «Людовик XIV в покоях кардинала Мазарини», «Атос и виконт де Бражелон в покоях Карла II» — интерьеры Санкт-Петербургского Дома учёных
- «Свидание Карла II и Людовика XIV в Блуа», «Кабинет Атоса», «Арамис и виконт де Бражелон похищают Людовик XIV» — интерьеры Одесского Дома учёных
- Натурные сцены «Замок Атоса» — Замок Вазалемма на севере Эстонии.[3]
- Павильон «Эрмитаж» в ансамбле Нижнего парка в Петергофе — «д’Артаньян в гостях у Портоса» (1-я серия)
- Сцены в «Ньюкаслском замке», где расположился лагерь генерала Монка (1-я серия) снимались частично в Цистерианском монастыре-замке Падизе на северо-западе Эстонии[3], частично в Монастыре Святой Бригитты в Таллине, а частично в Белгород-Днестровской крепости.
- В интерьерах Одесского национального академического театра оперы и балета были отсняты «интерьеры Лувра» во второй серии фильма, в частности сцена встречи Людовика XIV со своим братом-близнецом.
- Выборгский замок — натурные съёмки «Венсеннской тюрьмы» (2-я серия).
- В Ялте снимались сцены «На корабле».[2]
- В оранжерее Таврического сада в Санкт-Петербурге снимались сцены: «Встреча Людовика XIV и Луизы де Лавальер» и «Встреча виконта де Бражелона и Арамиса» во второй серии фильма.[4][3]
- Финальная сцена фильма, где мушкетёры уезжают на верблюдах в Африку — снималась в пустыне Каракумы.[2]
Факты
- Сюжет фильма отличается от книги Александра Дюма («Десять лет спустя»): в конце герои не погибают, а отправляются на войну в Африку. Вопреки не только книге, но и истории, Мазарини, показанный в начале фильма тяжело больным, не умирает. Кроме того, по книге Портос не участвовал в экспедиции в Англию, зато участвовал в заговоре против Людовика.
- Телевидение не финансировало съемки фильма, и режиссёр открыл ночной валютный бар (один из первых в Москве) со стриптизом, финансируя съемки на заработанные деньги[5].
- В 2008 году полностью отреставрированная версия фильма была выпущена на DVD. Специально для этого выпуска Михаил Боярский и Дмитрий Харатьян перепели песни, изначально исполняемые Игорем Наджиевым.
- Единственная экранизация, где оставлена сюжетная линия Д’Артаньян — Монк (первая часть романа).
- К этому фильму, как и к фильму «Мушкетёры двадцать лет спустя», первоначально музыку должен был писать Александр Градский.[6]
Напишите отзыв о статье "Тайна королевы Анны, или Мушкетёры тридцать лет спустя"
Примечания
- ↑ [www.levdurov.ru/show_arhive.php?id=1046 Из воспоминаний Вениамина Смехова: «ГЕОГРАФИЯ СЪЁМОК»]
- ↑ 1 2 3 [www.levdurov.ru/show_arhive.php?id=1046 Из воспоминаний Вениамина Смехова: «География съёмок»]
- ↑ 1 2 3 [www.smekhov.net.ua/lounge/index.php?topic=425.0 «География съёмок» на сайте Вениамина Смехова]
- ↑ [www.spbtur.ru/teater_cinema/1477-mesta-v-peterburge-gde-snimalis-znamenitye-filmy.html Места в Петербурге, где снимались знаменитые фильмы]
- ↑ Георгий и Наталия Юнгвальд-Хилькевич, «За кадром», ISBN 5-227-00627-X
- ↑ Георгий и Наталия Юнгвальд-Хилькевич. За кадром. — М.: Центрполиграф, 2000. — (Наше кино). — ISBN 5-227-00627-X.
| ||||||||||
Отрывок, характеризующий Тайна королевы Анны, или Мушкетёры тридцать лет спустя
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.
Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.
Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
