Тайный советник вождя

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Тайный советник вождя
Жанр:

Роман

Автор:

Успенский, Владимир Дмитриевич

Язык оригинала:

русский

Дата написания:

2000

Издательство:

Крымский мост-9Д

«Тайный советник вождя» — роман-исповедь Владимира Успенского в 15 частях о личности И. В. Сталина, о его окружении, о стране. Время написания романа: март 1953 — январь 2000 года. Впервые первая часть романа опубликована 70-тысячным тиражом в 1988 году в Алма-Атинском журнале «Простор»[1][2][3]. Сразу же после публикации роман оказался в центре внимания читателей и критики[4][5], вызвал разноголосицу оценок[6].

В соответствии с авторским пояснением к роману[7] он основан на мемуарах реального, а не выдуманного человека, который на протяжении многих лет работал бок о бок с И. Сталиным, находился с ним в дружеских отношениях и пользовался его полным доверием. По просьбе главного героя Успенский скрывает его истинное имя и использует в романе предложенный тем псевдоним Николай Алексеевич Лукашов.

За время работы со Сталиным у Лукашова накопились многочисленные заметки, сохранились некоторые документы, на основе которых тот хотел написать воспоминания, но, поскольку сам сделать был не в состоянии, решил поручить это Владимиру Успенскому. Мысль обратиться к Успенскому с этим заданием появилась у генерал-полковника П. А. Белова. Этому способствовал хорошо известный к тому времени роман Успенского «Неизвестные солдаты», который Лукашов называл «самой правдивой книгой о минувшей войне». В начале 1970-х годов состоялась личная встреча Успенского и Лукашова, в результате которой Успенскому было передано «два чемодана» материалов для его будущего романа.

По данным газеты «Книжное обозрение» (№ 2 за 1991 год) благодаря роману «Тайный советник вождя» писатель В. Д. Успенский оказался на первом месте среди советских писателей того времени[8]. В соответствии с данными[9] за 1995 год информационного издания «Чтение в библиотеках России» роман В. Успенского «Тайный советник вождя» на основе анализа данных о читательском спросе за 1994 год занимал второе место после романа В. Астафьева «Прокляты и убиты» в списке произведений, опубликованных в литературно-художественных журналах[10].

В связи с появлением романа в обиход вошло крылатое выражение «тайный советник вождя», в шутливо-ироничной форме присваиваемое консультантам, референтам, неофициальным советникам руководителей[11].





История создания

Идея создания романа зародилась у Владимира Успенского весной 1948 года в результате его участия в первомайском параде на Красной площади. Тогда батальон, к которому он относился, располагался напротив Мавзолея и Владимир около получаса наблюдал Сталина. Более чёткие очертания идея приобрела сразу после похорон Сталина[8]. Именно тогда в марте 1953 года, по словам Успенского, «в папку лёг первый документ, легли первые наброски, воспоминания». С начала так называемого «разоблачения культа личности Сталина» автор начал собирать документы с особым упорством[8].

Изначально источниками информации для романа служили отечественные и зарубежные литература и пресса, архивы, статьи и речи Иосифа Виссарионовича. Автор встречался с людьми, которые работали вместе со Сталиным или обслуживали его самого или его семью и др. Позже, узнав, что Владимир работает над книгой о Сталине, в середине 70-х[4] к нему «обратился очень пожилой, весьма эрудированный человек, много лет друживший с Иосифом Виссарионовичем, его советник по разным вопросам, в основном по военным». Этот человек передал Успенскому многочисленные материалы и в то же время подкинул ему сюжет для будущего романа. О том, как повлияла эта встреча на дальнейшую работу Успенского он высказался следующим образом:

… если бы не встреча с Лукашовым, то я бы написал совершенно другую книгу, например, повесть "Сталин на войне" или что-то в этом роде. Но когда ко мне обратился Николай Алексеевич и предложил использовать свой уникальный архив … я понял, какая невероятнейшая удача выпала мне. Это был уже совсем иной угол зрения, иная концепция. У меня появился сюжет, герой, — словом, всё, что нужно для романа.

[4]

В соответствии с авторским пояснением к роману Лукашов организовал встречу Успенского с Г. К. Жуковым, на которой тот посоветовал ему следующее:

Николай Алексеевич может ошибаться… Как и все мы. Но неправды от него не услышишь. Товарищ Сталин ценил каждое его слово. Будешь работать — не торопись. Перед чинами-званиями не робей. Сегодня чин завтра пыль… Пиши, как было. Но не затягивай. Пора, пора…

[7]

Владимир Успенский поддерживал творческую связь с Михаилом Александровичем Шолоховым, который, ознакомившись с романом «Неизвестные солдаты», дал Успенскому рекомендацию для вступления в Союз писателей. В переписке они обсуждали будущий роман Успенского о Сталине. Благодаря Шолохову, который советовал Успенскому продолжать работу над романом, Владимир окончательно утвердился в мысли написать книгу о Сталине[4].

В 1969 году после опубликования воспоминаний генерала Штеменко, с которым Успенский «был категорически не согласен в оценке роли Сталина в победах Великой Отечественной войны», он послал Шолохову резкий отзыв об этой книге, на что тот, по словам Успенского, ответил ему следующее: «Дорогой Успенский! Правда-то одна, но её нет ни в рецензируемой тобой книге, ни в самой рецензии. С одной стороны — желание обелить, с другой — очернить. Я вовсе не за "золотую" середину, но холодная объективность нужна в обоих случаях…»[4]

Основываясь на советах Михаила Шолохова, Владимир, по собственным словам[8], стремился художественными средствами воссоздать и исследовать образ Сталина, полагая, что тот родился не «расчётливым, дальновидным и решительным деспотом», а обыкновенным мальчиком, впечатлительным юношей, писавшим неплохие стихи, трудная и долгая жизнь которого оставила зарубки и шрамы, вытравив многие положительные душевные качества. По мере своих сил он стремился показать то, «как менялся характер Сталина в ходе гражданской войны, в период непримиримой борьбы … [с] Троцким и его последователями, как влияли на Сталина самые различные события, в том числе и неудачи, конфликты в семье». Пытался также «воссоздать сложный противоречивый процесс становления Сталина, а с другой стороны, показать влияние этого необычного человека на ход исторических событий».

В преамбулу к роману вошла выдержка из письма Михаила Александровича, в котором тот советовал Успенскому не «обелять» и не «очернять» Сталина, а с «холодной объективностью» разобраться во всём. При написании романа Успенский старался придерживаться этого принципа[8]. В пояснение к роману автор так отозвался о работе над ним:

Книга эта серьёзна, сложна, в чем-то даже противоречива на первый взгляд… созрело у меня решение с «холодной объективностью» разобраться в том, что связано с жизнью и деятельностью выдающегося человека нашей эпохи — Иосифа Виссарионовича Сталина. Ну и взялся за это.
Мне было трудно, очень трудно, особенно в то время, которое называем теперь периодом застоя, когда всё, что было связано с именем Сталина, хранилось за семью печатями, когда сам писательский интерес к этой теме вызывал раздражение и подозрение властей предержащих. Работал я без всякой моральной и материальной поддержки, на свой страх и риск, ради дела отказывая себе во многом. Разыскивал, собирал почти исчезнувшие крупицы прошлого, сопоставлял их, обдумывал, пускался на всякие ухищрения, чтобы добыть необходимые материалы.

[1]

Первые две книги романа автор закончил в начале 1980-х, однако перечитав, подумал, что «идти с этим в редакцию — всё равно что в тюрьму. В лучшем случае — куча неприятностей. Никто это не напечатает, даже разговаривать не станут». Такие же подозрения высказали и его верные товарищи, прочитавшие роман, и таким образом публикация романа была отложена «до лучших времён»[4]. В связи с этим, по словам Успенского, ему приходилось «долгие годы работать "в стол"»[8].

Первая часть романа была опубликована в 1988 году в Алма-Атинском журнале «Простор»[12]. Её публикация вызвала «ожесточённые споры, дискуссии в печати». В интервью с Владимиром Успенским, состоявшемся в 1997 году, на вопрос корреспондента о том, тяжело ли он переживал напор критики, Успенский ответил следующее: «Не очень. Заранее знал, что попаду под перекрёстный огонь. Чужие обрушатся, среди своих не все разберутся. Зато реклама была какая!…»[8]

Работа над романом завершена в январе 2000 года. В это же время в Москве спустя несколько дней закончил свой жизненный путь русский писатель Владимир Дмитриевич Успенский.

Интересные факты

Сюжет

Роман написан в виде мемуаров Николая Алексеевича Лукашова — дворянина-интеллигента, царского офицера, случайным образом оказавшегося в годы гражданской войны на стороне красных и сблизившегося впоследствии со Сталиным. Мудрый военспец-штабист Лукашов на долгие годы становится верным советником руководителя государства, наделённым исключительным правом всегда высказывать ему своё собственное мнение, не рискуя при этом навлечь на себя его гнев[5].

Главные герои

  • Андреев А. А.советский партийный и государственный деятель. По поручению И. В. Сталина осуществлял мониторинг деятельности Л. П. Берии.
  • Берия Л. П.советский государственный и политический деятель. Входил в ближайшее окружение И. В. Сталина. Курировал ряд важнейших отраслей оборонной промышленности, в том числе все разработки, касавшиеся создания ядерного оружия и ракетной техники.
  • Жуков Г. К. — советский военачальник, Маршал Советского Союза.
  • Лукашов Н. А. — офицер царской армии, воспитанный в понятиях чести и бескорыстия[6], тайный советник И. В. Сталина. По словам Успенского «Лукашов был единственным человеком, которому Сталин безоговорочно доверял, в чьей абсолютной надёжности был уверен»[4]. Лукашов, решив, что это его предназначение, посвятил себя и свою жизнь Сталину. При этом он никогда не стремился к славе и имея возможность получить любые звания и любые звёзды, умер в звании подполковника[4]. По словам Успенского В. Д. в одном из своих выступлений, которое было опубликовано (где?), Н. С. Хрущёв, в очередной раз критикуя Сталина, сказал о Лукашове следующее: «вот, мол, Сталин уничтожал рабочих и крестьян, а царского офицера, случайно встреченного в боях за Царицын, пригрел и всю жизнь держал при себе»[4].
  • Сталин И. В.российский революционер, советский политический, государственный, военный и партийный деятель.

Образ Сталина

Описываемые события

Отзывы

Критики отмечают[2][13], что лежащие в основе сюжета романа, сцены знакомства Лукашова со Сталиным, а также облагодетельствование Сталиным Лукашова напоминают взаимоотношения Гринёва и Пугачёва из повести «Капитанская дочка». Разницу видят лишь в том, что в отличие от Гринёва, который честно отказался служить «разбойнику», Лукашов становится «тайным советником»[2].

В критических заметках конца 80-х отмечается склонность Успенского к сложению Сталину дифирамбов в высокопарном стиле 50-х годов[6][13]. Обращают[13], в частности, внимание на то, что в романе подчеркиваются «высокие душевные качества Сталина», утверждается, что «Сталин был совершенно по-детски доверчив», «незлобив и не помнил зла, причинённого ему другими», любую даже самую мелкую ссору переживал очень тяжело, а также то, что Сталин «заботливо относился к друзьям, охотно советовался с теми, от кого надеялся получить разумный совет». Успенский подводит читателей к той мысли, что во всех приписываемых Сталину преступлениях, «виноват вовсе не он, а совсем другие люди — его тёща, жена и сын»[13]. Литературный критик Николай Потапов итог работы Успенского по состоянию на март 1989 г. сформулировал следующим образом: «Апологетика преступного диктатора, упакованная в имитированную объективность»[6].

В конце 1980-х годов публикация первых глав романа «Тайный советник вождя» некоторыми критиками рассматривалась как «акция, направленная против перестройки»[13]. А в одной[где?] из статей журнала «Огонёк» содержалось требование «защитить Сталина от автора "Тайного советника вождя"»[Успенского Владимира Дмитриевича]»[8].

Военный историк А. В. Ганин на основании изучения архивных документов и опубликованных данных пришёл к выводу, что реального прототипа героя романа Успенского не существовало.

После публикации первой части романа в здании Союза писателей Казахстана состоялась посвящённая ему читательская конференция, на которой сошлись те, кто «решительно протестовал против воскрешения "монументального образа "вождя и учителя"», а также те, для которых публикация романа была желанной и долгожданной. Мнения присутствующих разошлись: «одни требовали запретить книгу и привлечь её автора к ответственности, а другие — объявить произведение "романом века"»[5].

В предисловии к роману директор питерского издательства «Правда» Н. Г. Волынский характеризует его как энциклопедию «полувекового периода советской истории во всём её героизме и трагичности»[1]. Он отмечает также, что «В. Успенский устами своего главного героя честно рассказывает — без прикрас, но и без очернительства о И. В. Сталине, его окружении, о стране», а также подчёркивает, что «в книге [содержится] масса интереснейшей информации, имеющей огромную познавательную ценность».

Издания

Роман по частям либо целиком издавался:

  • Алма-Ата, Простор, 1988 г. (№ 7, 8, 9 — 70 000 экз.)
  • Москва, Прометей, 1989 г. (Кн. 1 — 50 000 экз.), 1990 г. (Кн. 2 — 50 000 экз.), 1991 г. (Кн. 3 — 50 000 экз.), 1993 г. (Т. 1, 60 000 экз.), 1994 г. (Т. 2, 60 000 экз.)
  • Москва, Советский патриот, 1989 г., 1990 г. (Кн. 1, 500 000 экз.; Кн. 2, 500 000 экз.), 1991 г.
  • Москва, Интерконтакт, 1990 г. (200 000 экз.)
  • Москва, Советская Россия, 1990 г.
  • Москва, Бимпа, 1991 г.
  • Москва, Художественная литература, 1991 г., 1992 г.
  • Журнал «Мужество», № 2, 1991 г.
  • Москва, Воениздат, 1991 г. (Кн. 1 и 2, 50 000 экз.), 1992 г. (100 000 экз.), 1993 г., 1994 г. (Кн. 3, 100 000 экз.)
  • Москва, Роман-газета, 1991 г., 1992 г., 1993 г., 1994 г., 1995 г., 1996 г., 1997 г. (Кн. 6, Ч. 13, 35 000 экз.), 1998 г. (Кн. 7, Ч. 14, 35 000 экз.)
  • Алма-Ата, СМАРТ, 1992 г.
  • Днепропетровск: Сич, 1993 г.
  • Санкт-Петербург, Правда, 2001 г. (в 5-ти томах, 4 000 экз.)
  • Москва-Санкт-Петербург, Крымский мост, Правда, НТЦ «Форум», 2004 г. (3 000 экз.), 2010 г.
  • Москва-Санкт-Петербург, Крымский мост-Диамант, 2006 г. (в 2-х томах, 3 000 экз.)
  • Калининград, Янтарный Сказ, 2010 г.

Напишите отзыв о статье "Тайный советник вождя"

Примечания

  1. 1 2 3 Т. В. Морозова. Моряк, писатель, гражданин. — Москва: Щербинская типография, 2007. — 79 с.
  2. 1 2 3 Элеонора Прояева Платье для голого короля (рус.) // Литературный Киргизстан : журнал. — 1989. — № 1. — С. 88—94. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0130-3651&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0130-3651].
  3. Публикация первой части романа сразу увеличила тираж журнала «Простор» вдвое (см. Тайны о «Тайном советнике вождя». Газета «Новая жизнь», 11.10.1997. С. 3.).
  4. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Тайный советник. Газета «Советский патриот», 16.08.1989.
  5. 1 2 3 Мазуренко Н. Вокруг «Тайного советника вождя», Известия, 02.01.1989.
  6. 1 2 3 4 Потапов Н. Идолы и жупелы: Публицистические заметки критика (рус.) // Правда : газета. — 31.03.1989. — № 90 (25808). — С. 4.
  7. 1 2 Успенский В. Д. Тайный советник вождя
  8. 1 2 3 4 5 6 7 8 Тайны о «Тайном советнике вождя». Газета «Новая жизнь», 11.10.1997. С. 3.
  9. Качковская И. Н., Глухова Л. В. [www.nlr.ru/prof/reader/prozam/izd/lr_5.pdf Чтение в библиотеках России: Информационное издание]. — Санкт-Петербург: Сударыня, 2003. — С. 86. — 102 с.
  10. Среди библиотек в начале 1995 года была распространена анкета, содержащая следующий вопрос: «Какие произведения, опубликованные в последние годы в ЛХЖ (литературно-художественных журналах) наиболее популярны среди Ваших читателей?». Библиотекари назвали 144 произведения, принадлежащие перу 110 авторов, опубликованные журналами в течение предшествующих 10 лет. 21 % опрошенных из 18 баз, расположенных в 14 областях России указали на роман «Тайный советник вождя» как одну из самых читаемых журнальных публикаций.
  11. Вадим Серов. [dic.academic.ru/dic.nsf/dic_wingwords/2658/Тайный#sel= Тайный советник вождя] (рус.). Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений. Академик (2003). Проверено 28 сентября 2011. [www.webcitation.org/6AIHXItbL Архивировано из первоисточника 30 августа 2012].
  12. Следствием публикации романа в журнале «Простор» стал роспуск его редакции и его закрытие (Т. В. Морозова. Моряк, писатель, гражданин. — Москва: Щербинская типография, 2007. — 79 с.)
  13. 1 2 3 4 5 Корнилова Г. Тайный советник вождя. Роман. «Простор», 1988, № 7—9: Коротко о книгах (рус.) // Новый мир : журнал. — 1989. — № 3. — С. 270—271.

Литература

  • Андрианов А. Кость в горле: Ещё раз о «Тайном советнике вождя», и не только о нём // Литературная газета, М., 1989. 21 июня. М 25. С. 4.
  • Гришковец А. [www.kommersant.ru/Doc-rss/87814 «Прометей» задолжал писателю]. Коммерсантъ, № 159, 25.08.94.
  • Корнилова Г. Владимир Успенский. Тайный советник вождя. Роман. «Простор», 1988, № 7—9: Коротко о книгах // «Новый мир», № 3, 1989. C. 270—271.
  • Мочалов В. [www.aif.ru/society/article/27767 Тайна советника Сталина: кто спрятал сейф вождя после его смерти?] (рус.). Аргументы и факты (1 июля 2009). Проверено 28 сентября 2011. [www.webcitation.org/67i8VbroI Архивировано из первоисточника 17 мая 2012].
  • Мазуренко Н. Вокруг «Тайного советника вождя». [Критич. заметки о романе «Тайный советник вождя»] Известия, Алма-Ата, 02.01.89.
  • Николаев В. В защиту Сталина // «Огонёк», № 35, 25.08—01.09.1990. С. 31.
  • Потапов Н. Идолы и жупелы: Публицистические заметки критика. Газета «Правда», № 90 (25808), 31.03.1989. С. 4.
  • Прояева Э. Платье для голого короля: [Критич. заметки о романе «Тайный советник вождя»] // Лит. Киргизстан. 1989. № 1. С. 88—94.
  • Шмелёв А. В ряду со Львом Толстым? Ай да молодец! [Критич. заметки о романе «Тайный советник вождя»] Газета «Тула», 25.12.1991.
  • Владимир Успенский: «Тайный советник вождя — лицо реальное». [Беседа Александра Потапова с В. Д. Успенским]. Газета «Молодёжный курьер», Рязань, 22.08.1991.
  • Ганин А.В. А был ли "тайный советник вождя"? // Родина. 2014. № 1. С. 114-116 [orenbkazak.narod.ru/PDF/Uspenski.pdf].
  • Война и вождь глазами его тайного советника [Интервью Игоря Чернышева с В. Д. Успенским]. Газета «Граница России», № 23, 1991.
  • Всему своё время… [Интервью Владимира Паршина с автором супербестселлера «Тайный советник вождя» В. Д. Успенским]. Газета «Волгоградская правда», 26.07.1991.
  • Тайны о «Тайном советнике вождя». Газета «Новая жизнь», 11.10.1997. С. 3.
  • Тайный советник [Интервью Натальи Романович с В. Д. Успенским]. Газета «Советский патриот», 16.08.1989. С. 3.
  • [dic.academic.ru/dic.nsf/dic_wingwords/2658/%D0%A2%D0%B0%D0%B9%D0%BD%D1%8B%D0%B9#sel= Тайный советник вождя]. Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений. — М.: «Локид-Пресс». Вадим Серов. 2003.


Отрывок, характеризующий Тайный советник вождя

С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.


На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.