Тайфа

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Тайфа (исп. taifa, «тайфа», от араб. طائفة‎, «таифа», множ. — طوائف, «тауаиф») — историко-географическое название мусульманских эмиратов, явившихся продуктом феодальной раздробленности, поразившей некогда могущественный Кордовский халифат к 1031 вплоть до окончания Реконкисты в 1492 году. Гранадский эмират (1013 — 2 января 1492) — стал последней арабской тайфой в Европе и последним исламским государством на Пиренейском полуострове. Захватив и его, христиане завершили 8-вековой процесс отвоевания полуострова. Падение Гранады, как и падение Константинополя, явилось важной вехой в истории Европы. Тем не менее, последствия феодальной раздробленности исламского периода оставили свои следы в культуре, языке, традициях регионов Испании на долгие столетия. В определенном смысле практика тайфа перенесена испанскими колонизаторами в Америку, где в XIX—XX веках образовался целый ряд независимых латиноамериканских государств, часто враждующих между собой несмотря на единство языка и общность культуры.





Происхождение и историческое развитие

Тайфа представляла собой мусульманский аналог феодальной раздробленности христианской Европы. Процесс дробления начался после отпадения Кордовского халифата в Иберии от североафриканских владений Багдадского халифата (929). Процесс дробления резко усилился после 1031 года, ненадолго прерываясь лишь дважды.

Население тайфы

Население тайфы, как и население мусульманской Испании в целом, особенно южной её половины, было крайне пёстрым — многонациональным, многоязычным, мультирелигиозным, а потому и имело значительный конфликтный потенциал, подрывавший стабильность эмиратов, и без того страдавших от политико-экономических неурядиц. По некоторым данным[каким?], многие эмираты страдали от перенаселения. Ослаблению эмиратов с начала XIII до конца XV века способствовали постоянные войны с христианами, в результате которых эмирам зачастую приходилось выплачивать тяжёлую дань. Кроме междоусобиц политико-экономического характера, усилились и межэтнические распри среди народов, составлявших население Южной Испании. Значительную часть тех, кого испанцы называли маврами, составляли берберы — выходцы из североафриканских племён, покорённых арабами. Потомки завоевателей и представители элитных династий — арабы — зависели от наёмников-берберов так же, как впоследствии турецкие султаны — от своих разношёрстных янычар.

В Южной Испании на всём протяжении исламского правления сохранялись группы романоязычных, и частично ассимилированных арабоязычных, христиан-мосарабов — потомков романизированного населения Римской Испании, а также многочисленные ладиноязычные еврейские общины. Значительная часть населения Гранады и других прибрежных эмиратов (например, Дения) состояла из военнопленных — христиан-рабов, в том числе славян-сакалиба. В этом национальном конгломерате арабы представляли как бы высшую феодальную касту. Но составлявшие войско многочисленные и враждебные верхушке власти берберы и отчасти муваллады постоянно подрывали силу аристократии своими интригами, партийной борьбой, заговорами и мятежами. Особую опасность составляли перемётные наёмники-ренегаты, сотрудничавшие то с христианами, то с мусульманами в зависимости от ситуации и личной выгоды. В династической борьбе принимали самое активное участие арагонские и кастильские короли, поддерживая ту или иную группу. Ситуация время от времени усугублялась массовым притоком мусульманских беженцев из других регионов Испании, приграничными стычками с христианами, пошлинами и таможенными проблемами, из-за которых возникали перебои с провизией, а соответственно голод и болезни. [guitarra-antiqua.km.ru/spravochnaya/entrada_alh.html]

После падения очередной тайфы в ней происходила резкая смена религиозно-языковой атмосферы. Арабский язык приходил в упадок, а местные мосарабские говоры поглощались кастильским или арагонским языком. Мусульмане тут же смещались с политико-административных постов, фокусируясь на ведении сельского хозяйства (мудехары), а исконные христиане обретали элитарный статус верхушки общества. (Сходный процесс наблюдался на Балканах в ходе болгаризации конца XIX века).

Полный список эмиратов Иберии

Здесь приведён полный анахроничный список эмиратов периода Реконкисты на основе их современных испанских или португальских названий:

  • Альбаррасин : 1011—1104 (к Альморавидам)
  • Альмерия: 1011—1091 (к Альморавидам); 1145—1147 (к Кастилии, затем к Альмохадам)
  • Альпуэнте: 1009—1106 (к Альморавидам)
  • Альхесирас: 1035—1058 (к Севилье)
  • Аркос: 1011—1091 (к Альморавидам); 1143 (к Альмохадам)
  • Бадахос (арабск.Бадальджос): 1009—1094 (к Альморавидам); 1145—1150 (к Альмохадам)
  • Баэса: 1224—1226 (к Кастилии)
  • Балеарские острова также Майорка: 1076—1116 (к Альморавидам)
  • Бежа и Эвора: 1114—1150 (к Альмохадам)
  • Валенсия: 1010/11-94 (к Эль Сиду, формальному вассалу Кастилии); 1145-72 (к Альмохадам); 1228/1229-1238 (к Арагону)
  • Гранада (арабск. Гарната): 1013—1090 (к Альморавидам); 1145 (предполож. к Альмохадам); 1237—1492 (формально тайфа, фактически часть Кастилии); 1568—1571 (краткий период независимости после успешного мусульманского восстания Альпухаррас (исп. Las Alpujarras) после того как христиане ввели запрет на арабские и исламские обычаи, временное правление двух эмиров, назначенных повстанцами)
  • Гуадис и Баса: 1145—1151 (к Мурсии)
  • Дения: 1010/1012-1076 (к Сарагосе); 1224—1227 (возможно к Альмохадам)
  • Константина и Хорначуэлос: даты неизвестны
  • Кордова (республика): 1031—1091 (к Севилье)
  • Кармона: 1013—1091 (к Альморавидам); о втором периоде данных нет
  • Лиссабон: 1022-? (к Бадахосу)
  • Лорка: 1051-91 (к Альморавидам); 1240—1265 (к Кастилии)
  • Малага: 1026—1057/1058 (к Гранаде); 1073—1090 (к Альморавидам); 1145—1153 (к Альмохадам)
  • Менорка: 1228—1287 (к Арагону)
  • Мертола: 1033—1091 (к Альморавидам); 1144-45 (к Бадахосу); 1146—1151 (к Альмохадам)
  • Молина (исп.): ?-1100 (к Арагону)
  • Морон: 1013—1066 (к Севилье)
  • Мурсия: 1011/1012-1065 (к Валенсии); 1065—1078 (к Севилье); 1145 (к Валенсии); 1147—1172 (к Альмохадам); 1228—1266 (к Кастилии)
  • Мурвьердо и Сагунто: 1086—1092 (к Альморавидам)
  • Ньебла: 1023/1024-1091 (к Севилье); 1145—1150? (к Альмохадам); 1234—1262 (к Кастилии)
  • Ориуэла: 1239/1240-1249/1250 (к Мурсии или Кастилии)
  • Пурхена: даты неизвестны
  • Ронда: 1039/1040-1065 (к Севилье); 1145 (к Альморавидам)
  • Сальтес и Уэльва: 1012/1013-1051/1053 (к Севилье)
  • Санта Мария де Альгарви: 1018—1051 (к Севилье)
  • Сантарен: ?-1147 (к Португалии)
  • Сегорбе: даты неизвестны
  • Сегура: 1147-? (даты неизвестны)
  • Севилья: 1023—1091 (к Альморавидам)
  • Сеута: 1084—1147 (к Альморавидам)
  • Сильвес: 1040—1063 (к Севилье); 1144-55 (к Альмохадам)
  • Тавира: даты неизвестны
  • Техада: 1145—1150 (к Альмохадам)
  • Толедо: 1010/1031-1085 (к Кастилии)
  • Тортоса: 1039—1060 (к Сарагосе); 1081/1082-1092 (к Денье)
  • Сарагоса: 1018—1046 (по предводительством султана Бану Тухиба; затем Бану Худа); 1046—1110 (к Альморавидам; в 1118 к Арагону); воостановлен с центром в Руэде до 1030 (перешёл к Арагону)
  • Хаэн: 1145—1159 (к Мурсии); 1168 (к Альмохадам)
  • Херика: даты неизвестны

См. также

Напишите отзыв о статье "Тайфа"

Ссылки

  • Анонимные авторы. [kuprienko.info/las-cronicas-de-la-espana-medieval-reconquista-chronicon-de-cardena-los-anales-toledanos-al-ruso/ Испанские средневековые хроники: Хроника Карденьи I. Хроника Карденьи II. Анналы Толедо I. Анналы Толедо II. Анналы Толедо III.]. www.kuprienko.info (А. Скромницкий) (24 августа 2011). Проверено 17 ноября 2012. [archive.is/qiOz Архивировано из первоисточника 4 декабря 2012].


К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Тайфа

– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери: