Тактика «Мотти»

Тактика «Мотти» (с фин. Motti — способ заготовки леса на дрова, при котором брёвна не складируются в штабели, а укладываются в отдельные поленницы объёмом 1 м³ для удобства подсчёта) — партизанская тактика ведения боевых действий, активно применявшаяся финнами в ходе Советско-финской войны. Заключается в разделении численно превосходящей группировки противника на отдельные обособленные группы, с отсечением их друг от друга и от основных сил противника, с последующим методичным уничтожением. Наиболее характерной чертой тактики «Мотти» является нападение малых, подвижных групп на рассредоточенные подразделения противника (проще говоря, на колонны войск) с целью нанести как можно больший ущерб коммуникациям противника, остановить и обездвижить его.

Этот принцип известен с древности. Задолго до советско-финского конфликта в 9 году н. э. предводитель херусков Арминий, воспользовавшись тем, что вступившие в лес римские легионы вытянулись в длинную колонну, наголову разбил считавшееся непобедимым римское войско под командованием Публия Квинтилия Вара в Тевтобургском Лесу.

Но именно финны воспользовались одновременно и характером театра военных действий (заснеженные равнины, леса и топи), и просчётами в организации передвижений сил противника (передвижение в механизированных колоннах). Финнами для этих целей усиленно задействовались высокомобильные лыжные отряды.

Суть тактики

Справа: Схема разгрома 163-й стрелковой дивизии под Суомуссалми в конце декабря 1939 года (справа). Слева: Вид на Раатскую дорогу после разгрома 44-й дивизии.

Суть тактики заключается в том, чтобы в условиях значительного численного превосходства противника избегать позиционных боевых действий и вообще каких бы то ни было встреч с крупными силами противника, развёрнутыми в боевые порядки. Другими словами, уклоняться, насколько это возможно, от прямых боестолкновений, навязываемых противником. В то же самое время усиленно действовать в тылах и на коммуникациях растянувшихся и рассредоточенных сил противника, нападая на противника, расположившегося на привал, движущегося в колонне, выясняя местонахождение командных пунктов и пунктов снабжения противника, с незамедлительным их уничтожением. В более простом изложении тактика «Мотти» состоит в том, чтобы: 1) найти; 2) отсечь; 3) уничтожить противника.

Последовательность действий

Финскими партизанами была выработана следующая последовательность действий при нападении на колонны: Подрывом минного заряда, пулемётным или снайперским огнём одновременно выводятся из строя головная и замыкающая машины в колонне противника, при этом выбирается тот участок дороги, где физически невозможен или значительно затруднён объезд или съезд с неё. Снайперы уничтожают в первую очередь водителей, командиров и связистов противника, и полевые кухни, после чего колонна обездвижена, неуправляема и отрезана от связи с основными силами. После того как военнослужащие, обеспечивающие связь, передвижение и управление колонной, уничтожены, — партизаны, не торопясь, продолжают разгром колонны до полного её уничтожения или добровольной сдачи в плен (в ходе советско-финской войны среди финских партизан действовала установка пленных не брать, в связи с чем отсечённые от основных сил советские подразделения зачастую истреблялись до последнего солдата). Отсюда и название тактики действий — Мотти (букв. «поленья») — так финны называли советские подразделения, которые были ими остановлены, обездвижены и подготовлены к дальнейшему планомерному уничтожению.

В случае, если командирам удалось сохранить командование, войска, согласно уставу, сворачиваются "как червяк, на которого наступили ногой" в тесные боевые порядки, занимают круговую оборону и начинают по радио вызывать подкрепление. Мало кто пытался пробиться к своим, поскольку это значило лишь то, что придётся вновь создавать "мотти" на новом месте.

Следует отметить, что в условиях зимней войны финны не спешили браться за уничтожение оставшихся солдат в колонне — они лишь следили за тем, чтобы никто не смог покинуть колонну, а равно чтобы никто не смог подойти к ней с подкреплением, делая расчёт на суровые морозы и отсутствие снабжения, которые и доделывали начатое, фактически добивая колонну. После чего, за отсутствием какой-либо поддержки со стороны основных сил противника, финны просто забирали не тронутую огнём советскую артиллерию, танки, грузовики и конный состав, либо уничтожали их, если возможности забрать не было, и уходили восвояси.

Дальнейшее развитие идеи

Как отмечает американский военный теоретик Уильям Шеннон, успешно опробованная финнами тактика была взята на вооружение афганскими моджахедами и чеченскими сепаратистами и получила дальнейшее развитие в борьбе против советских, а затем — российских вооружённых сил.

Тактика несколько преобразилась в условиях партизанской войны в городе, где чеченскими полевыми командирами была введена практика организации засад силами боевых троек гранатомётчик—пулемётчик—снайпер: Гранатомётчик поражал бронированную технику, снайпер — офицеров, а пулемётчик создавал огневой заслон для организованного выхода тройки из зоны ответного огня российских подразделений. Такая тактика применялась боевиками не только в Грозном, но и в столкновениях с федеральными силами в полевых условиях, и, в частности, в ходе наступления 1-го и 3-го мотострелковых батальонов 324-го полка в середине марта 1995 г. в районе населенных пунктов Чечен-Аул и Старые Атаги. Это стало возможным, во многом, с появлением новых видов стрелкового оружия — автоматических и противотанковых гранатомётов, в связи с чем выведение из строя головных и замыкающих машин колонны было значительно упрощено по сравнению с условиями Зимней войны, где финны полагались либо на стрелковые навыки своих снайперов, либо на точный расчёт при установке управляемых подрывных зарядов.

См. также

• Окружение
• Котёл у Порлампи

Отрывок, характеризующий Тактика «Мотти»

– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.