Такэда

Клан Такэда
武田
Родовой знак клана Такэда
Девиз:	Самураи семьи Такэда Быстры как ветер, Спокойны как лес, Яростны как огонь, Непоколебимы как гора.

Это статья об исторических событиях Японии. Японские имена приведены в традиционном порядке: Фамилия Имя.

Род Такэда (яп. 武田氏 Такэда-си) — род, ведущий свою родословную от Императора Сэйва. Прославился созданием боевого искусства айки-дзюцу, а также прославленными полководцами, самураями и мастерами боевых искусств. Кланы Минамото и Такэда известны во всем мире, и их влияние на историю Японии трудно переоценить.

Род Минамото

Минамо́то (яп. 源) — группа родов древней и средневековой Японии, происходивших от детей императоров, которым было отказано в статусе принцев и переведённым в разряд подданных путём предоставления фамилии Минамото (яп. 源, «источник») и титула «асон» (яп. 朝臣, «слуга династии»). Эти роды также известны как Гэндзи (源氏, «род/роды Минамото») или Гэнкэ (源家, «дом/дома Минамото»). Хотя сначала Минамото имели престижный статус весьма влиятельной аристократической семьи, со временем они быстро превратились в самураев из-за постоянного выполнения военных заданий столичного правительства.

Первое предоставление фамилии Минамото состоялось в правление императора Сага (809—823). Его был удостоен седьмой сын правящего монарха — Минамото-но Макото. Его считали лишним претендентом на престол, а потому «обезвредили», переведя в ранг подданных. Впоследствии, «нежелательные» дети таких императоров как Сэйва, Мураками, Уда и Дайго также были лишены привилегий и переведены в ранг подданных — Минамото. Подобная практика императорского правительства, которое ликвидировало таким образом лишних принцев и уменьшало бюджетные расходы на императорскую семью, привела к появлению 21 рода Минамото. Чтобы избежать путаниц, эти роды называли по именам монархов, в правление которых основатели рода получили новую фамилию и титул. Например, род Минамото, происходивший от детей императора Саги, назывался Сага Гэндзи, а представители семейства Минамото — потомки монарха Сэйвы — Сэйва Гэндзи. Последний был самым многочисленным. Он дал начало многим новым самурайским родам — Асикага, Такэда, Нитта и другим.

Род Минамото линии Сэйва находился в постоянной борьбе за власть с представителями рода Тайра линии Камму. В 1156 и 1160 годах самураи Тайра смогли истребить большую часть рода Минамото и установить в Киото диктатуру. Однако её уничтожил Минамото но Ёритомо (1147—1199), который сумел выжить во время репрессий Тайра и восстать против них в 1180-х годах. При поддержке императора ему удалось уничтожить главных представителей враждебного рода и установить в городе Камакура первое самурайское правительство — сёгунат.

Клан Такэда

Минамото Ёсикиё — основатель новой ветви рода Минамото в горной провинции Каи (ныне префектура Яманаси), получившей название Каи Гэндзи Такэда. Унаследовал боевую систему айки-дзюцу от отца, Минамото-но Ёсимицу, создавшего её. Эта боевая система в то время включала в себя не только методы ведения боя различными видами оружия (хэйхо), но и методы ведения войн, включая стратегические, тактические, диверсионные. Это позволило роду Такэда выживать в провинции Каи несколько веков.

Такэда Сингэн

Такэда Сингэн (1 декабря 1521 — 13 мая 1573) — один из величайших полководцев Японии периода Сэнгоку («Воюющих провинций», 1467—1568 гг.). Представитель клана Такэда. Был старшим сыном Такэды Нобуторы, полководца и правителя провинции Каи. При рождении получил имя Кацутиё («победа навсегда»), но потом сменил его на Харунобу. Имя Сингэн принял с монашеским саном в 1559 году.

Харунобу рос нелюбимым ребёнком, отец хотел избавиться от него, так как благоволил больше своему второму сыну — Такэде Нобусигэ, и именно ему собирался передать свои владения. Однако Харунобу вступил в тайный заговор с Имагавой Ёсимото, а затем, в 17 лет, при поддержке большинства самураев провинции Каи восстал, и, изгнав своего отца, стал править самостоятельно.

Японцы считают Такэду Сингэна одним из самых лучших полководцев в своей истории. Существует множество легенд и преданий, основанных на исторической хронике семьи Такэда «Коё гункан», повествующих о его подвигах, бесстрашии и воинском таланте. Он был популярен среди самураев, с которыми переносил все опасности и лишения службы, и среди крестьян, которые звали его Сингэн-ко — Принц Сингэн. Он покровительствовал боевым искусствам и проповедовал благородство в бою, невозмутимость и дзэнское хладнокровие в самых тяжелых ситуациях.

Такэда Кацуёри

Такэда Кацуёри (1546—3 апреля 1582) — сын Такэды Сингэна. 20-й глава рода Такэда и правитель провинции Каи. Кацуёри стал фактическим наследником рода после смерти Такэды Ёсинобу, своего старшего брата. Его отец, Такэда Сингэн, не хотел видеть Кацуёри следующим главой рода и назначил Такэду Нобукацу, собственного внука, будущим руководителем. Однако Кацуёри сосредоточил все рычаги власти в своих руках, выполняя функции регента при Нобукацу.

После смерти Сингэна Кацуёри продолжил завоевательную политику отца. В 1574 году он захватил труднодоступный замок Такатэндзин, а в 1575 вторгся вглубь территории провинции Микава, центральные владения Токугавы Иэясу. Однако агрессивная политика Кацуёри потерпела крах в битве при Нагасино, в которой его войска были наголову разбиты союзными силами Токугавы и Оды Нобунаги. В 1582 году эти союзники напали на владения Кацуёри и уничтожили оставшееся войско. Загнанный в тупик, глава рода Такэда и члены его семьи совершили сеппуку.

Такэда Куницугу

Такэда Куницугу — основатель новой ветви рода Такэда, мастер айки-дзюцу.

Благодаря Такэде Куницугу, перебравшемуся в провинцию Айдзу незадолго до истребления рода Такэда в провинции Каи, род Такэда продолжил своё существование. Являясь носителем секретного боевого искусства клана Такэда, айки-дзюцу, он наладил связи с верхушкой клана самураев Айдзу.

Новая ветвь рода, называвшаяся Айдзу Такэда, учила многие последующие поколения последователей из клана Айдзу. Некоторые боевые искусства были доступны только для самураев самого высокого ранга и считались Отомэ-рю (Госикиути) — секретными искусствами. Не допускалась ни передача этих систем последователям более низких уровней, ни техническое смешение стилей, а показательные выступления могли наблюдать только члены школы (Рюха). Боевые искусства, на которые распространялись эти ограничения, включали айки-дзюцу.

Такэда Сокаку

Такэда Сокаку (10 октября 1859 — 25 апреля 1943) — основатель одной из школ дзю-дзюцу, известной как дайто-рю Айки-дзюцу. Родился в провинции Айдзу (современная префектура Фукусима).

Несколько веков клан Такэда в Айдзу оттачивал и совершенствовал боевую систему айки-дзюцу. Эти секретные знания были переданы Такэде Сокаку через Такэду Соэмона (деда Сокаку) и Такэду Сокити (его отца). Сокаку Такэда был непревзойденным мастером боевых искусств, несмотря на свой маленький рост (150 см).

В настоящее время число людей, получивших тайные знания клана Такэда, составляет несколько миллионов человек (различные школы дайто-рю, айкидо, хапкидо и других).

Отрывок, характеризующий Такэда

Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.
– Colonel Michaud, n'oubliez pas ce que je vous dis ici; peut etre qu'un jour nous nous le rappellerons avec plaisir… Napoleon ou moi, – сказал государь, дотрогиваясь до груди. – Nous ne pouvons plus regner ensemble. J'ai appris a le connaitre, il ne me trompera plus… [Полковник Мишо, не забудьте, что я вам сказал здесь; может быть, мы когда нибудь вспомним об этом с удовольствием… Наполеон или я… Мы больше не можем царствовать вместе. Я узнал его теперь, и он меня больше не обманет…] – И государь, нахмурившись, замолчал. Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в глазах государя, Мишо – quoique etranger, mais Russe de c?ur et d'ame – почувствовал себя в эту торжественную минуту – entousiasme par tout ce qu'il venait d'entendre [хотя иностранец, но русский в глубине души… восхищенным всем тем, что он услышал] (как он говорил впоследствии), и он в следующих выражениях изобразил как свои чувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.
– Sire! – сказал он. – Votre Majeste signe dans ce moment la gloire de la nation et le salut de l'Europe! [Государь! Ваше величество подписывает в эту минуту славу народа и спасение Европы!]
Государь наклонением головы отпустил Мишо.


В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.
Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
По тому, что он так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.