Таланты и покойники
Поделись знанием:
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.
– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.
Генерал, который вел депо, с красным испуганным лицом, погоняя свою худую лошадь, скакал за каретой. Несколько офицеров сошлось вместе, солдаты окружили их. У всех были взволнованно напряженные лица.
– Qu'est ce qu'il a dit? Qu'est ce qu'il a dit?.. [Что он сказал? Что? Что?..] – слышал Пьер.
Во время проезда маршала пленные сбились в кучу, и Пьер увидал Каратаева, которого он не видал еще в нынешнее утро. Каратаев в своей шинельке сидел, прислонившись к березе. В лице его, кроме выражения вчерашнего радостного умиления при рассказе о безвинном страдании купца, светилось еще выражение тихой торжественности.
Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер.
Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.
Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
| «Таланты и покойники» | |
| Жанр |
комедия |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Длительность |
2 ч 30 мин |
| Страна |
РФ |
| Язык |
русский |
| Год |
2012 |
«Таланты и покойники» — спектакль Театра имени Пушкина по единственной пьесе Марка Твена «Жив или мертв». Первая в России постановка этого произведения[1]. Премьера состоялась 11 мая 2012 года. Исполнитель главной роли — актер и певец Сергей Лазарев — за свою работу в спектакле «Таланты и покойники» был удостоен премии «Звезда Театрала».[2]
Содержание
Краткое содержание
Молодой художник Жан-Франсуа Милле еле сводит концы с концами. Его работы не продаются, семья невесты в должниках у проходимца, а друзья-художники, с которыми он делит богемную парижскую мансарду, еще большие неудачники, чем он сам. Рецепт спасения невольно подсказывает один из потенциальных покупателей — живые художники ценятся недорого, но стоит автору умереть, как цены на его картины немедленно подскакивают. Друзья решаются на веселое мошенничество: они решают объявить Милле сначала неизлечимо больным, а потом и покойником. Самого же художника переодевают в его вымышленную сестру-близнеца, которой теперь предстоит распродавать работы брата…
Действующие лица
- Жан-Франсуа Милле / Дейзи Тиллу — Сергей Лазарев
- Агамемнон Бакнер — Игорь Теплов
- Ханс Фон Бисмарк — Антон Феоктистов
- Фелим О’Шонесси — Евгений Плиткин
- Папаша Леру — Алексей Воропанов
- Мари Леру — Анна Бегунова / Анна Кармакова
- Сесиль Леру — Анастасия Лебедева
- Бастьен Андре — Сергей Миллер
- Мадам Батильд — Ирина Петрова
- Мадам Карон — Наталья Корогодова
- Базил Торп — Алексей Рахманов
- Клод Ривьер — Александр Анисимов / Иван Литвиненко
- Чарли — Алексей Дадонов / Владимир Моташнев
Сергей Лазарев о спектакле
«Таланты и покойники» — это комедия положений с переодеванием. Я играю сразу и мужскую, и женскую роли. Нужно играть так, чтобы было легко, смешно и не пошло. Евгений Писарев считает, что эта роль для меня — прощание с юностью и мальчишеством. Я с ним абсолютно согласен. Мечтаю через два года сыграть в серьезном драматическом материале, а пока у меня такой возраст, что можно хулиганить"[3]
«Мы очень долго выбирали пьесу вместе с худруком Евгением Писаревым, понимая, что после достаточно успешного спектакля „Одолжите тенора!“ нужно идти дальше, искать материал, который явил бы какую-то мою новую актерскую грань. Хотелось сделать хороший спектакль, используя мои и актерские, и музыкальные способности, поэтому пьесу искали достаточно долго»[4]
Пресса о спектакле
«Комедию с переодеваниями в Театре имени Пушкина не ломают, а наоборот, тщательно выстраивают. Евгений Писарев и Сергей Лазарев, кажется, изучили этот жанр до мелочей. В „Одолжите тенора!“ на этой же сцене Лазарев примеряет маврский грим и маску оперного певца (благо, голос подделывать не приходится), в „Талантах и покойниках“, сбрасывая усики, берет и шарф художника, примеряет платье и каблуки. Удается это актеру столь органично, что он кажется более убедителен в роли Дэйзи (досл. маргаритки), чем Жана-Франсуа».— Эмилия Деменцова, «Комсомольская правда»[5]
«Спектакль смотрится на одном дыхании — так всё в нем ладно скроено и крепко сшито. Яркие, но не навязчивые декорации (Зиновий Марголин), очаровательная музыка (Алексей Кортнев), начинающие, но явно небесталанные артисты (Писарев занял в спектакле исключительно молодежь). Намеренная стилизация здесь только в плюс — поселив героев этой истории во Францию середины прошлого века, режиссёр обеспечил спектаклю ностальгическую атмосферу, которую навевают фильмы тех лет. Наивная сказка выглядит чуть ли не откровением — так редка она сегодня в театре. Особенно если сыграна без фальши и передергиваний».— Наталья Витвицкая, «Ваш Досуг»[6]
Интересные факты
- Сергей Лазарев назвал свою собаку Дейзи — в честь героини, которую играет на сцене.[7]
Напишите отзыв о статье "Таланты и покойники"
Ссылки
- [www.teatrpushkin.ru/plays/talanty-i-pokoyniki Страница спектакля «Таланты и покойники» на сайте Театра имени Пушкина]
Примечания
- ↑ [weekend.ria.ru/theatre/20120511/646734485.html Театр имени Пушкина впервые в России поставил пьесу Марка Твена]
- ↑ [www.teatral-online.ru/news/8180/ Сергей Лазарев получил «Звезду Театрала»]
- ↑ [www.teatrpushkin.ru/articles/vo-mne-vidyat-ulybchivogo-malchika-hochetsya-slomat-etot-stereotip Сергей Лазарев о спектакле «Таланты и покойники»]
- ↑ [www.teatrpushkin.ru/articles/sergey-lazarev-staroe-pokolenie-boitsya-poteryat-vlast-i-kontrol Сергей Лазарев о спектакле «Таланты и покойники»]
- ↑ [www.teatrpushkin.ru/articles/talanty-i-pokoyniki-kartina-maslom "Комсомольская правда" о спектакле "Таланты и покойники"]
- ↑ [www.teatrpushkin.ru/articles/talanty-i-pokoyniki-hit-naiznanku "Ваш Досуг" о спектакле "Таланты и покойники"]
- ↑ [show.obozrevatel.com/article/16234-sergej-lazarev-podarit-sebe-na-den-rozhdeniya-range-rover.htm Сергей Лазарев назвал собаку в честь своего персонажа]
Отрывок, характеризующий Таланты и покойники
Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.
– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.
Генерал, который вел депо, с красным испуганным лицом, погоняя свою худую лошадь, скакал за каретой. Несколько офицеров сошлось вместе, солдаты окружили их. У всех были взволнованно напряженные лица.
– Qu'est ce qu'il a dit? Qu'est ce qu'il a dit?.. [Что он сказал? Что? Что?..] – слышал Пьер.
Во время проезда маршала пленные сбились в кучу, и Пьер увидал Каратаева, которого он не видал еще в нынешнее утро. Каратаев в своей шинельке сидел, прислонившись к березе. В лице его, кроме выражения вчерашнего радостного умиления при рассказе о безвинном страдании купца, светилось еще выражение тихой торжественности.
Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер.
Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.
Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
