Таласский район (Таласская область)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Таласский район
Талас району
Страна

Киргизия

Статус

район

Входит в

Таласскую область

Административный центр

село Манас

Население (2009)

58867 человек[1]

Национальный состав

киргизы — 99,3%
русские — 0,3%[1]

Конфессиональный состав

мусульмане, христиане

Часовой пояс

UTC+6

Таласский район (кирг. Талас району) — административная единица, занимающая восток Таласской области республики Киргизия.

Административный центр — село Манас.





Население

По данным переписи населения Киргизии 2009 года киргизы составляют 58448 человек из 58867 жителей района (или 99,3 %), русские — 170 человек или 0,3 %, другие — 249 человек (0,4 %)[1].

Населённые пункты

В состав Таласского района входят 13 аильных (сельских) округов, 27 аилов (сёл)[2]:

  • Айдаралиевский аильный округ: с. Кепюре-Базар (центр)
  • Аралский аильный округ: с. Арал (центр)
  • Бекмолдинский аильный округ: с. Сасык-Булак (центр), Кара-Ой, Кенеш, Чон-Токой
  • Бердике Баатыра аильный округ: с. Кум-Арык (центр), Козучак, Арашан
  • Джергеталский аильный округ: с. Кызыл-Туу (центр), Чыйырчык, Кек-Кашат
  • Долонский аильный округ: с. Таш-Арык (центр), Ак-Джар, Орто-Арык
  • Калбинский аильный округ: с. Калба (центр), Атая Огонбаева, Балбал
  • Кара-Суйский аильный округ: с. Кара-Суу (центр)
  • Кок-Ойский аильный округ: с. Кок-Ой (центр)
  • Куугандинский аильный округ: Уч-Эмчек (центр)
  • Нуржановский аильный округ: с. Джон-Арык (центр), Кек-Токой
  • Омуралиевский аильный округ: с. Манас (центр), Чат-Базар
  • Осмонкуловский аильный округ: с. Талды-Булак (центр), Ак-Коргон

Известные уроженцы

  • Огонбаев, Атай (1900—1949) — киргизский советский композитор и мастер кыргызского народного пения.
  • Бекмурат уулу Канай - Канай Бекмурат уулу был главой рода. В книге военного губернатора Сырдарьинской области Н.И.Гродекова (военный губернатор Сырдарьинской области) «Киргизы и каракиргизы Сырдарьинской области», изданной в далеком 1889 году, Канай Бекмуратов назван в числе восьми самых знатнейших представителей родовой знати (манапов) Аулиеатинского уезда, куда входила территория современной Таласской области.
  • Канай уулу Иса - был волостным. По какой-то причине был сослан в ссылку - в Иркутск. Через 18 лет оттуда он возвратился пешком на родину.
  • Иса уулу Сүйүнтбек - был признанным в стране санжырачы и фольклористом, дружил с ленинградским ученым Саулом Матвеевичем Абрамзоном, который частенько останавливался у него. Они до глубокой ночи о чем-то беседовали, гость только успевал записывать. Когда С.М.Абрамзон издал свои книги по фольклору, то в них есть ссылки на Суюнтбека Иса уулу, знаменитого таласского санжырачы из рода алагчын. Известный отечественный фольклорист профессор Сапарбек Закиров также использовал данные, полученные у Суюнтбека Иса уулу в своих трудах. Суюнтбек Иса уулу похоронен на родине в с.Таш-Арык Таласского района. Надгробный памятник ему в виде юрты находится всего в 30 метрах от Гумбеза Манаса. Когда будете там - поклонитесь его праху. Семья Сүйүнтбека Иса уулу чудом избежала высылки в Оренбуржье советскими властями в 1929 году. Они могли бы и иметь обиды на власть. Глава семейства Суюнтбек был женат, как это было принято тогда на своей ровне - родовитой красавице, дочери одного их крупнейших представителей знати племени солто Жанчара Бошкоева. Мать героев фронтовиков звали Айым. Кстати, такие же записи как ученый-ленинградец С.М.Абрамзон, сделал, но уже с магнитофоном, выдающийся писатель Чингиз Айтматов у брата Айым – Рыскулбека Жанчарова, жившего в Панфиловском районе Чуйской области. Писателю было что записать у человека, обладавшего энциклопедическими познаниями по отечественной истории, в свои 80 лет в 60-годы прошлого века, выписывавшего газеты «Правда» и «Известия».
  • Сүйүнтбеков Рахманбек (1922 - 1990) - Ветеран труда и войны. Работал директором, председателем парткома Долонской средней школы.
  • Сүйүнтбеков, Ислам (1974) - Правнук знаменитого санжырачы, фольклериста Иса уулу Сүйүнтбека. Доктор технических наук, профессор. Заведующий кафедрой эксплуатация транспортных среств. Председатель терминологической комиссии ИНТРАНСКОМ КГУСТА с 2005 г. Академический советник Инженерной академии Кыргызской Республики с 2010 г. Член молодежного сектора Национальной комиссии по Государственному языку при президенте Кыргызской Республики.
  • Сүйүнтбеков, Айбек (1979) - Правнук знаменитого санжырачы, фольклериста Иса уулу Сүйүнтбека. В 1998 году - закончил с отличием Бишкекский финансово-экономический техникум, В 2002 году - Кыргызский Аграрный Университет (факультет экономики и агробизнеса). В 2004 закончил Кыргызскую Государственную Юридическую Академию (юридический факультет). С 2010 - по настоящее время - Директор Таласского областного филиала ЗАО "Альфа Телеком" (MegaCom). С 2011 г. - по настоящее время - Президент Федерации футбола Таласской области. С 2012 г. - по настоящее время - Депутат Таласского городского Кенеша, Отличник физической культуры и спорта Кыргызской Республики, кандидат в мастера спорта Кыргызской Республики по футболу.

Напишите отзыв о статье "Таласский район (Таласская область)"

Примечания

  1. 1 2 3 [web.archive.org/web/20120321015804/212.42.101.100:8088/nacstat/sites/default/files/%D0%A2%D0%B0%D0%BB%D0%B0%D1%81%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F%20%D0%BE%D0%B1%D0%BB%D0%B0%D1%81%D1%82%D1%8C.pdf Перепись населения Киргизии 2009. Таласская область]
  2. [namsu.org.kg/index.php?option=com_content&view=article&id=100%3A2011-05-14-06-20-25&catid=2%3A2010-07-08-13-10-59&Itemid=3&lang=ru Аильные округа и поселки Таласской области]

Отрывок, характеризующий Таласский район (Таласская область)

– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.


На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.