Таллинский переход

Таллинский переход
Основной конфликт: Великая Отечественная война
Дата	27 августа 1941 – 30 августа 1941
Место	Финский залив
Итог	Прорыв главных сил Балтийского флота из Таллина в Кронштадт с большими потерями в кораблях и в людях
Противники
СССР СССР Германия Финляндия Финляндия
Командующие
К. Е. Ворошилов В. Ф. Трибуц В. фон Лееб
Силы сторон
151 боевой корабль, 20 транспортов, 54 вспомогательных судна, 65 самолётов, 19 903 военнослужащих флота, 8 670 бойцов РККА, 12 806 гражданских лиц 110 самолётов, 17 дивизионов артиллерии 10 самолётов, 3 торпедных катера, 2 береговые батареи
Потери
19 боевых кораблей, 18 транспортов, 25 вспомогательных судов, 8 600 военносл-их флота, 1 740 бойцов РККА, 4 628 гражданских лиц 3 самолёта

Таллинский переход (Таллинский прорыв, Таллинская трагедия) — эвакуация основных сил Балтийского флота под командованием вице-адмирала В. Ф. Трибуца и войск 10-го стрелкового корпуса из Таллина в Кронштадт в конце августа 1941 года. Из Таллина вышли 225 кораблей и судов (в том числе 151 военный корабль, 54 вспомогательных судна, 20 транспортов). До Кронштадта дошли 163 из них (132 военных корабля, 29 вспомогательных судов, 2 транспорта), а также неустановленное число малотоннажных гражданских судов и плавсредств, не подчинённых Военному совету флота. Во время перехода погибли 62 корабля и судна (19 боевых кораблей и катеров, 25 вспомогательных судов, 18 транспортов).

Предшествующие события

К началу Великой Отечественной войны главной базой Балтийского флота являлся Таллин. Город не был подготовлен к обороне с суши и с моря, поскольку находился далеко от границы и появления у него противника советское командование не допускало. Однако катастрофическое для советских войск развитие Прибалтийской стратегической оборонительной операции привело к тому, что уже 9 июля 1941 года передовые части немецкой группы армий «Север» ворвались в Марьямаа, что в 60 километрах южнее Таллина. Хотя в тяжелых боях к 15 июля удалось остановить немецкое наступление и даже потеснить его части назад к Пярну, угроза Таллину устранена не была.

23 июля немецкие войска после перегруппировки возобновили наступление, прорвали фронт и устремились к Финскому заливу. 5 августа ими была перерезана железная дорога Таллин-Ленинград, а 7 августа немецкие войска вышли к заливу в районе Кунда, отрезав советские войска в районе Таллина от основных сил советского Северного фронта. С 5 августа 1941 года началась Таллинская оборона. Город защищали 10-й стрелковый корпус, многочисленные мелкие разрозненные части, спешно сформированные отряды моряков флота, сил НКВД и народного ополчения.

Вопрос об эвакуации флота и промышленного оборудования из Таллина поднимался командованием Балтийского флота ещё с начала июля 1941 года, но встречал категорический отказ со стороны главнокомандующего Северо-Западным направлением Маршала Советского Союза К.Е. Ворошилова и народного комиссара ВМФ Н.Г. Кузнецова. Более того, от защитников Таллина требовали нанесения сильных контрударов по войскам врага. Разрешение на эвакуацию флота было получено только 26 августа, когда немецкая артиллерия уже вела огонь по советским кораблям в Таллинском порту. Фактически командование флота приступило к подготовке эвакуации ранее, 22 августа, что также было запоздалым решением.

Германское командование со своей стороны стремилось выполнить директиву А. Гитлера № 33 «не допустить погрузку советских войск в Эстонии на суда и прорыв ... в направлении Ленинграда». С этой целью на южном берегу финского залива вдоль маршрута перехода Балтийского флота из Таллина в Ленинград была развернута береговая артиллерия (17 дивизионов), на северном берегу уже имелись 2 стационарные финские береговые батареи. В Финском заливе силами Кригсмарине и ВМФ Финляндии в июле-августе 1941 года были спешно установлены 36 минных заграждений (777 немецких и 1261 финские морские мины, 796 немецких минных защитников). Из числа этих заграждений к началу перехода было обнаружено (но не установлены точные границы) только 16. На аэродромах для действий по кораблям КБФ были спешно развернуты 110 немецких и 10 финских самолётов. В Финском заливе действовали финские торпедные катера (немецкие катера в операции участия не принимали).

План перехода и состав отрядов прорыва и конвоев

План перехода

Прорыв флота предполагалось совершить в следующем порядке: отряд главных сил, отряд прикрытия, арьергард и четыре конвоя. Отряду главных сил ставилась задача прикрытия первого и второго конвоев от мыса Юминда до острова Гогланд. Отряду прикрытия — защищать второй и третий конвои от острова Кери до острова Вайндло. Арьергарду — прикрывать с тыла третий и четвёртый конвои. В составе четырёх конвоев находились 107 кораблей и судов, 62 корабля охранения, а ещё 51 корабль и судно, участвующие в переходе, официально ни в один конвой включены не были. По ходу операции имели место перемещения кораблей из одного конвоя в другой, как по приказу, так и не санкционированные. Всего из Таллина в поход 28 августа 1941 года вышли 225 кораблей и судов.

Кроме того, из состава сил Кронштадтской базы был сформирован отряд обеспечения под командованием капитана 2-го ранга И. Г. Святова в составе 12 тральщиков, 4 сторожевых кораблей, 6 торпедных катеров, 8 малых охотников, 2 буксиров, 4 мотоботов, 2 катеров и спасательного судна, развернутый на острове Гогланд, с задачей прикрывать конвои и корабли на конечном этапе, обеспечивать проводку минными полями перед базой и оказывать помощь терпящим бедствие судам. Эти корабли в прорыве не участвовали.

Отряд главных сил

• Флагманский корабль - крейсер «Киров»,
• лидер эсминцев «Ленинград»,
• 3 эсминца («Сметливый»,«Гордый», «Яков Свердлов»),
• 5 подводных лодок (С-5, С-4, «Калев», «Лембит», Щ-405),
• 4 катера «малый охотник» (МО-112, МО-131, МО-133, МО-142),
• 3 сторожевых катера (СКА ПС-202, ПС-204, ПС-233),
• 7 торпедных катеров (ТКА-37, ТКА-73, ТКА-74, ТКА-84, ТКА-103, ТКА-113, ТКА-144),
• 5 базовых тральщиков (Т-207 «Шпиль», Т-204 «Фугас», Т-205 «Гафель», Т-206 «Верп», Т-217),
• 1 ледокол («Суур Тылл»).

Всего 30 вымпелов (29 боевых кораблей и 1 вспомогательное судно), командир отряда главных сил - контр-адмирал В.П. Дрозд. На крейсере «Киров» находился командующий флотом вице-адмирал В. Ф. Трибуц с группой основных работников штаба флота.

Отряд прикрытия

• лидер эсминцев «Минск»,
• 2 эсминца («Скорый», «Славный»),
• 4 подводные лодки (Щ-322, М-95, М-98, М-102),
• 3 сторожевых катера и 1 катер «малый охотник» (СКА ПК-207, ПК-212, ПК-213, МО-510),
• 5 базовых тральщиков (Т-210 «Гак», Т-211 «Рым», Т-215, Т-218, Т-203 «Патрон»),
• 4 торпедных катера (ТКА-33, ТКА-53, ТКА-91, ТКА-101),
• 1 посыльное судно («Пиккер») и 1 спасательное судно («Нептун»).

Всего 22 вымпела (20 боевых кораблей и 2 вспомогательных судна). На лидере «Минск» находился начальник штаба флота контр-адмирал Ю.А. Пантелеев.

Арьергард

• 3 эсминца («Калинин», «Володарский», «Артём»),
• 3 сторожевых корабля («Снег», «Буря», «Циклон»),
• 4 катера «малый охотник» (МО-5, МО-135, МО-197, МО-204),
• 3 сторожевых катера (СКА ПК-210, ПК-211, ПК-232),
• 2 торпедных катера (ТКА-51, ТКА-61).

Всего 15 боевых кораблей. Арьергардом командовал командир минной обороны Таллинской военно-морской базы контр-адмирал Ю. Ф. Ралль.

Конвой № 1

• 8 транспортов («Алев», «Атис Кронвалдс», «Иван Папанин», «Казахстан», «Калпакс», «Элла», «Эргонаутис», «Арвамаа») с 3 мотоботами на буксирах,
• 1 ледокол («Кришьянис Вальдемарс»),
• 1 штабное судно («Вирония»),
• 1 плавбаза («Ленинградсовет»),
• 1 плавмастерская («Серп и Молот»),
• 3 подводные лодки (Щ-307, Щ-308, М-79).

Силы охранения конвоя составляли:

• 2 эсминца («Свирепый», «Суровый»),
• 7 тральщиков (все - переоборудованные из гражданских судов, № 52 «Буек», № 56 «Барометр», № 57 «Виестурс», № 71 «Краб», № 72 «Дзержинский», № 91 «Ляпидевский», № 91 «Баян»),
• 2 сторожевых корабля («Аметист», «Касатка»),
• 6 катеров-тральщиков (КАТЩ-1201, КАТЩ-1206, КАТЩ-1208, КАТЩ-1209, КАТЩ-1210, КАТЩ-1211),
• 1 катер «морской охотник» (МО-507) и 1 сторожевой катер (ПК-208).

Всего 18 кораблей и судов, а также 20 кораблей охранения. Командир конвоя - капитан 2 ранга Богданов.

Конвой № 2

• 2 транспорта («Найссаар», «Шауляй») с 2 парусно-моторными шхунами на буксирах,
• 1 ледовый буксир («Тасуя») с неисправным тральщиком № 86 на буксире,
• 1 гидрографическое судно («Лоод»),
• 3 заградителя сетевых («Вятка», «Онега», «Азимут»).

Силы охранения конвоя оставляли:

• 6 тральщиков (все - переоборудованные из гражданских судов, № 43, № 44, № 47, № 84, № 88, № 121),
• 8 катеров-тральщиков (КАТЩ-1203, КАТЩ-1204, КАТЩ-1205, КАТЩ-1509, КАТЩ-1510, КАТЩ-1511, КАТЩ-1512, КАТЩ-1514),
• 1 канонерская лодка («Москва»),
• 1 катер «морской охотник» (МО-200) и 1 сторожевой катер (ПК-214).

Всего 10 кораблей и судов, а также 17 кораблей охранения. Командир конвоя - капитан 2 ранга Антонов.

Конвой № 3

• 9 транспортов («Аусма», «Балхаш», «Вторая Пятилетка», «Кумари», «Лейк Люцерне», «Луга», «Скрунда», «Тобол», «Эверита»),
• 1 танкер (№ 12),
• 1 спасательное судно («Колывань»).

Силы охранения конвоя оставляли:

• 4 тральщика (все - переоборудованные из гражданских судов, «Олонка», «Осётр», «Шуя», № 83),
• 7 катеров-тральщиков (КАТЩ-1101, КАТЩ-1103, КАТЩ-1104, КАТЩ-1106, КАТЩ-1108, КАТЩ-1109, КАТЩ-1110),
• 1 канонерская лодка («Амгунь»),
• 2 катера «морской охотник» (МО-501, МО-502).

Всего 11 кораблей и судов, а также 14 кораблей охранения. Командир конвоя - капитан 2 ранга Янсон.

Конвой № 4

• 1 спасательное судно («Сатурн»),
• 1 самоходная баржа (ТТ-1),
• 2 буксира (КП-6, КП-12) с неисправным торпедным катером ТКА-121 на буксире,
• подводная лодка (Щ-301).

Силы охранения конвоя оставляли:

• 3 тральщика («Пикша», «Поводец», «Ястреб»),
• 4 катера-тральщика (КАТЩ-1503, КАТЩ-1504, КАТЩ-1505, КАТЩ-1506),
• 1 канонерская лодка («И-8»),
• 3 сторожевых корабля («Ост», «Разведчик», «Щорс»).

Всего 6 кораблей и судов, а также 11 кораблей охранения. Командир конвоя - капитан 3 ранга Глуховцев.

Корабли и суда, не зачисленные в состав конвоев, но участвовавшие в переходе

• 1 сторожевой корабль («Топаз»),
• 3 сторожевых катера (СКА ПК-220, СКА-601, СКА-602),
• 1 судно-ловушка («Хийусаар»),
• 10 пограничных катеров (ПКА-273, ПКА-274, ПКА-279, ПКА-280, ПКА-284, ПКА-288, ПКА-290, ПКА-292, ПКА-294, ПКА-297),
• 2 катера-тральщика (КАТЩ-1313, КАТЩ-1501),
• 1 транспорт («Вормси»),
• 1 посыльное судно («Юпитер»),
• 1 спасательное судно («Метеор»),
• 1 гидрографическое судно («Восток»),
• 1 шаланда (С-12 «Петергоф»),
• 11 буксиров («Альфа», «Вента», «Вильми», «Кайя», «Палдиски», «Эзро», И-18, КП-17, КП-18, ЛП-5, ОЛС-6),
• 1 вспомогательное судно (ВРД-43),
• 2 быстроходных катера (БК-1, БК-2),
• 9 катеров различного назначения (БО-1, БО-03, ВР-5, ВР-6, МТ-8, О-4, С-1, Ш-1, Ш-2),
• 3 парусно-моторные шхуны («Атта», «Хийудена», «Хийуранд», «Хийутаат»),
• 2 баржи (НБ-21, № 252).

Задача осложнялась тем, что до начала эвакуации Балтфлот потерял уже более трети своих тральщиков (9 базовых тральщиков, 6 тральщиков из бывших буксиров).

Таллинский переход

Отход войск и посадка на суда

В 11 часов 27 августа командующий флотом Трибуц отдал приказ о начале отхода войск и посадки на суда, через два часа войска начали перегруппировку для отхода. В 16 часов началась посадка раненых, учреждений флота и некоторых частей 10-го стрелкового корпуса. Грузили боевую технику и наиболее ценное имущество. На крейсер «Киров» был погружен золотой запас и правительство Эстонии. Отход и посадка войск прикрывались береговой артиллерией флота и заградительным огнём кораблей. Противник, в свою очередь, вёл интенсивный огонь по городу и порту, производил налёты группами по 5-9 самолётов. В 18 часов подрывные команды приступили к уничтожению объектов и материальных средств базы. Железнодорожные вагоны (более тысячи) сбрасывались в море у маяка Пакри, вагоны с боеприпасами взрывались, около 21 часа был взорван арсенал.

Основные силы начали посадку на суда около 22 часов и продолжали её до рассвета 28 августа. Учёта во многих случаях не велось. Приняв личный состав и технику, суда выводились с рейда в район формирования конвоев буксирами. Имели место дезорганизация, неприбытие кораблей в места погрузки войск и грузов, другие корабли были сильно перегружены. Разработанный командованием флота "План посадки людей на суда" не соблюдался и фактически был сорван. Часть бойцов, которых не забрали с берега суда, устремлялись на рейды на шлюпках и там их принимали на борт корабли (только по донесениям с ряда уцелевших кораблей таких нагнавших корабли спасавшихся людей принято на борт свыше 400 человек).

По подсчётам различных исследователей, корабли приняли на борт в Таллине от 20 до 27 тысяч человек, с учётом гражданских лиц. По подсчетам Р.А. Зубкова, на кораблях находилось: 28 573 бойцов (личного состава экипажей кораблей и береговых служб флота - 19 903 человека, из 10-го стрелкового корпуса - 8 670 человек), а также 12 806 гражданских лиц (в их числе 1 179 членов экипажей гражданских судов) и 613 вольнонаемных служащих флота. Итого: 41 992 человека.

Переход 28 августа

Волнение на море усилилось до 7 баллов, тральщики не могли идти с поставленными тралами. Из-за этого был отдан приказ стоять на якоре у островов Найссаар и Аэгна, вместо планового начала движения первого конвоя уже в 22 часа. По причине отсрочки выхода форсирование минного заграждения «Юминда» приходилось на ночное время, а не на дневное, как предусматривалось планом.

В 11 часов 35 минут 28 августа 1941 года был отдан приказ сниматься с якоря и начать движение. Тральщики приступили к тралению, около 14 часов из Таллина стали выходить конвои. Отряд главных сил начал движение в 17 часов. Скорость конвоев определялась скоростью тихоходных тральщиков, чуть более 6 узлов. Отряды главных сил и прикрытия, каждый за пятью тральщиками, шли со скоростью 10-12 узлов. Через 2-3 часа после съёмки с якоря отряды вытянулись на переходе в линию более 15 миль. Второй конвой шёл параллельно основным силам, чуть севернее.

Практически сразу после выхода из Таллина начались подрывы морских мин в тралах. По кораблям и транспортам несколько раз открывала огонь береговая артиллерия противника (безрезультатно). Около 19 часов 50 минут конвой № 2 был атакован пятью торпедными катерами, которых отогнали артиллерийским огнём, не дав им возможность выйти на дистанцию торпедного выстрела (позднее в советской литературе часто утверждалось о двух потопленных при этом торпедных катерах, что не соответствует действительности). До наступления темноты авиация противника произвела несколько атак и потопила четыре судна, несколько были повреждены. В районе острова Мохни в 18 часов 30 минут атакованный в первом конвое ледокол «Кришьянис Вальдемарс» при уклонении от бомб вышел из протраленной полосы и в результате подрыва на мине затонул. У мыса Юминда атакован и поврежден штабной корабль флота «Вирония», около 22 часов он подорвался на мине и затонул вместе со спасательным судном «Сатурн». Поврежден авиацией, подорвался на мине и затонул транспорт «Алев». Из 1280 человек, в том числе 800 раненых, спасено 6 человек.

Внешние видеофайлы
	[www.net-film.ru/ru/film-8194/ Переход КБФ из Таллина в Кронштадт]

С наступлением темноты отряд главных сил вошёл в плотное минное заграждение, выставленное немцами и финнами. Около 20 часов подорвался и погиб тральщик «Краб», за ним тральщик «Барометр». Три из пяти тральщиков отряда утратили тралы в результате затравливания минных защитников. Вслед за этими неприятностями подорвалась подлодка С-5, почти весь экипаж погиб. Подорвался на мине и погиб с большей частью экипажа эсминец «Яков Свердлов», получил тяжёлые повреждения эсминец «Гордый». Около 21 часа четыре из пяти тральщиков отряда прикрытия оторвались и присоединились к отряду главных сил, проигнорировав распоряжения командира отряда. Из состава отряда прикрытия вслед за этим подорвался и погиб эсминец «Скорый»; лидер «Минск» и эсминец «Славный» в результате подрывов были тяжело повреждены. Следовавший без тральщиков, на параванах-охранителях, арьергард от подрыва на минах потерял эсминцы «Калинин», «Артём», «Володарский» (вместе со всей командой и пассажирами), сторожевики «Циклон» и «Снег». Подорвался грузовой транспорт «Элла» с 905 человек на борту, в том числе 693 раненых, спасено 49 человек. Транспорт «Эверита» с гарнизоном Найссаара на борту, около 1500 человек, затонул через минуту после подрыва. Спасено не более десяти человек. В этих условиях командующий флотом приказал встать на якорь до восхода солнца. Принято это решение было после того, как отряд главных сил уже фактически прошел минное заграждение противника. Информации о минной обстановке командующий не имел, так как до перехода, с 10 августа, по его приказу, разведка и траление фарватеров не велись с целью не допустить их демаскировки.

Около 4 часов утра два финских торпедных катера торпедой потопили парусно-моторную шхуну «Атта», а затем около 6-00 утра захватили два безоружных буксира (И-18, «Палдиски»), доставив их в Хельсинки. Около 6-20 утра лидеры «Минск» и «Ленинград» безрезультатно вели огонь по неизвестным торпедным катерам. Предположительно, это были те самые финские катера. Встречающаяся в литературе версия о потоплении по ошибке двух советских торпедных катеров своим огнём не подтверждается документами.

Итак, к моменту постановки на якоря в ночь с 28 на 29 августа, флот потерял 26 кораблей и судов потопленными (5 эсминцев, 3 транспорта, 1 ледокол, 2 буксира, 2 тральщика, 2 подводные лодки, 1 канонерская лодка, 2 сторожевых корабля, госпитальное судно, спасательное судно, штабной корабль, 3 катера, шаланда), 5 - повреждёнными (3 эсминца, лидер, транспорт), 2 - захваченными врагом, пропала без вести 1 наливная баржа.

Переход 29 августа

С наступлением рассвета (в 5-40) боевые корабли отрядов главных сил, прикрытия и арьергарда снялись с якоря и полным ходом, до 27 узлов, ушли на Кронштадт. Эсминец «Суровый» сопровождал подорвавшегося «Славного», эсминец «Свирепый» буксировал «Гордого». В отряде главных сил исправными оставались крейсер «Киров» и эсминец «Сметливый», в отряде прикрытия — лидер «Ленинград». Около 6-30 утра торпедные катера окончили спасение личного состава с транспорта «Луга» и безрезультатно пытались потопить его артиллерийским огнём. По обнаруженным разрывам расположение транспорта засекла немецкая береговая батарея с полуострова Юминда, потопившая пустой транспорт.

До момента выхода кораблей и конвоев из зоны минного заграждения (около 9-40) утром 29 августа на минах погибли сторожевой корабль «Снег», транспорт «Балхаш», спасательное судно «Колывань», два неустановленных судна (предположительно, посыльное судно «Юпитер» и буксир «Вильми»).

Но самое страшное было впереди. В 5-30 утра над конвоями появился первый немецкий самолёт, потом пролетали несколько разведчиков, примерно с 7-00 утра начались непрерывные авианалёты. Пользуясь близостью своих аэродромов (не более 100 километров) и практически полным отсутствием советской авиации, немецкая авиация обрушилась на тихоходные конвои, к тому же имевшие крайне слабое зенитное вооружение. Практически без серьёзного огневого противодействия немцы выбирали самые крупные цели. У острова Родшер в 13-15 погиб транспорт «Аусма» с гарнизоном Палдиски, около 1200 бойцов. В 15-10 потоплен транспорт «Тобол», в 16-15 - транспорт «Калпакс» (на нём после более чем 40 атак авиации погибло более 1100 человек, в том числе 700 раненых), в 18-00 - транспорт «Алев», в 18-10 - транспорт «Атис Кронвалдс», в 18-20 - танкер № 12, в 20-30 - транспорт «Вторая пятилетка», после 21-00 - транспорт «Вормси» и буксир «Вента».

Кроме того, получили сильные повреждения и выбросились на острова Финского залива транспорты «Иван Папанин», «Лейк Люцерне», плавмастерская «Серп и Молот» с новейшим оборудованием и огромным количеством запчастей для корабельных механизмов, особенно для подлодок. Были повреждены транспорты «Скрунда», «Ярвамаа», «Шауляй» - все они были добиты немецкой авиацией на следующий день. Кроме этого, получили повреждения, но добрались или были отбуксированы до Кронштадта канонерская лодка «Аргунь», подводная лодка «Калев», ледокол-буксир «Тасуя», транспорт «Казахстан» и торпедный катер ТКА-74. Ещё два посыльных катера пропали без вести, а судно-ловушка «Хийусаар» было выброшено волнами на остров Гогланд.

Корабли главных сил стали прибывать в Кронштадт с 17-20 часов 29 августа. До конца дня 29 августа туда дошли 24 корабля и судна, в тот же день в базу на остров Гогланд прибыли 16 небольших судов и катеров.

В этот день, 29 августа, погибло наибольшее количество эвакуированных бойцов и гражданских лиц. Вместе с тем, героическими действиями экипажей остальных кораблей и судов под огнём вражеской авиации были спасены в море свыше 9 300 человек, ещё свыше 6 100 человек сошли на остров Гогланд с подошедших к нему горящих или прибуксированных повреждённых кораблей. Для спасения людей в море высылались корабли из Кронштадта, с Гогланда и с острова Лавенсаари, на их счету тысячи спасённых жизней.

Авиация Балтийского флота действовала беспорядочно, малыми силами, не в зоне действия основных сил немецкой авиации, не обеспечила прикрытие транспортов, больше летала над отрядами главных сил и прикрытия, и то подавляющей частью во второй половине дня.

30 августа и последующие дни

В этот день в Кронштадт продолжали прибывать отрядами и разрозненно уцелевшие корабли и суда - всего 107 единиц. Немецкая авиация бомбила острова Гогланд и Лавенсаари, добивая стоявшие у них ранее поврежденные транспорты (разбито и потоплено 6 единиц). В этот же день началась перевозка спасённых бойцов, членов команд и граждан с Гогланда в Кронштадт и Ленинград. В этой операции было задействовано 87 единиц флота. Всего до окончания их эвакуации 7 сентября 1941 года было доставлено 11 049 человек. Потерь в кораблях при этом не было.

Потери в кораблях

Вопрос о потерях в корабельном составе остаётся спорным, оценки историков и авторов публикаций на эту тему значительно отличаются друг от друга. Так, в официальной истории ВМФ в Великой Отечественной войне СССР говорилось о 62 потерянных военных кораблях и судах, в статье историка флота В.И. Ачкасова - о 50 погибших кораблях и судах, в труде Г.А. Аммона - о 52 кораблях и судах, в других статьях о книгах называются цифры от 8 до 19 боевых кораблей и от 19 до 51 транспортов и вспомогательных судов.

Потери в боевых кораблях во время Таллинского перехода составили 19 единиц:
• 5 эскадренных миноносцев («Скорый», «Артём», «Володарский», «Калинин», «Яков Свердлов»),
• 2 подводные лодки («С-5», «Щ-301»),
• 3 сторожевых корабля («Снег», «Топаз», «Циклон»),
• 2 тральщика (№ 56 «Барометр», № 71 «Краб»),
• 1 канонерская лодка («И-8»),
• 2 сторожевых катера (№ 197зав, ПК-233),
• 1 торпедный катер (№ 103),
• 2 пограничных катера (К-290, К-297),
• 1 судно-ловушка («Хийусаар»).

Потери транспортов и вспомогательных судов составили 43 единицы:
• 18 транспортов («Эверита», «Луга», «Иван Папанин», «Ярвамаа», «Алев», «Калпакс», «Атис Кронвальдис», «Балхаш», «Найссар», «Эргонаутис», «Тобол», «Аусма», «Скрунда», «Вторая Пятилетка», «Элла», «Шауляй», «Лейк Люцерне», «Вормси»),
• 1 штабной корабль («Вирониа»),
• 1 танкер (№ 12),
• 1 ледокол («Кришьянис Вальдемарс»),
• 7 буксиров (ОЛС-7 «Колыма», ЛП-5 - он же С-101, «Вильми», КП-18, «Вента», И-18, «Палдиски»),
• 2 спасательных судна («Сатурн», «Колывань»),
• 1 плавмастерская «Серп и Молот»,
• 1 гидрографическое судно («Восток»),
• 1 посыльное судно («Юпитер»),
• самоходная баржа ТТ-1,
• 2 катера (ВР-6, Ш-1),
• 1 шаланда («Петергоф»),
• 2 баржи (ТТ-1, НБ-21),
• 1 парусно-моторная шхуна («Атта»),
• 3 мотобота (№ 56 «Механизатор», № 61 «Капитан», № 62 «Вейно»).

Из общего количества в 62 единицы боевых кораблей, транспортов и вспомогательных судов причины гибели следующие:
• погибли на минах - 31 (15 боевых кораблей и 16 транспортов и вспомогательных судов),
• авиация врага - 19 транспортов и вспомогательных судов,
• уничтожено береговой артиллерией - 1 боевой корабль,
• потопление торпедой вражеским катером - 1 судно,
• авария (столкновение с другим кораблем при уклонении от бомб) - 5 (1 боевой корабль и 4 судна),
• причина гибели неизвестна - 3 (2 корабля и 1 судно).

Потери в людях

Относительно человеческих жертв во время Таллинского перехода противоречия среди авторов ещё более сильные, чем относительно потерь в кораблях. Сам Трибуц в своих мемуарах называл цифру в около 5000 погибших. Эту же цифру подтверждал его начальник штаба, адмирал Пантелеев в своей книге. Нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов доложил И.В. Сталину, что из 20 000 эвакуированных доставлено только 12 225 человек (следовательно, погибли 7 775 человек). В официальном издании Главного штаба ВМФ «Военно-Морской Флот Советского Союза в Великой Отечественной войне» названы потери около 10 000 человек.

В открытой советской печати количество вывезенных в Кронштадт войск оценивалось от 16 до 18 тысяч человек. В «Хронике Великой Отечественной войны Советского Союза на Балтийском море и Ладожском озере» (до недавнего времени находившейся под грифом «Для служебного пользования») утверждается, что в Кронштадт прибыло 12 225 человек. В монографии А. В. Платонова приводится общее число перевозимых людей — 28 900 человек, включая гражданских, и число погибших — около 11 000, включая 3000 гражданских лиц, но без учёта экипажей погибших кораблей и судов. В монографии профессора капитана 1 ранга В.Д. Доценко «История военно-морского искусства» (том 2, 2005) приводятся в разных главах сразу три цифры погибших - более 12 000, более 14 000 и более 18 000, причем это противоречие автор никак не объясняет. На мемориальной доске в память погибших участников Таллинского перехода, указано 10 903 погибших.

По исследованию Р.А. Зубкова, из Таллина вышли 41 992 человека (включая экипажи, войска, гражданских лиц), доставлено в итоге в Кронштадт - 26 881 человек, погибло 15 111 человек (8 600 военнослужащих флота и 143 вольнонаёмных флота, 1 740 бойцов сухопутных войск, 4 628 гражданских лиц).

Наибольшее число людей погибло на транспорте «Балхаш» (3815 человек), штабном корабле «Вирониа» (2 259 человек), транспортах «Алев», «Атис Кронвальдис», «Карпакс» и «Ярвамаа» (на всех четырёх - 2 528 человек), транспортах «Эверита» (1 550 человек), «Найссаар» (1 500 человек), поврёждённом транспорте «Казахстан» (не менее 600 человек), транспорте «Элла» (602 человека).

Итоги операции

Основные силы флота прибыли в Кронштадт и приняли участие в обороне Ленинграда, поддержке сухопутных частей огнём с моря и неудачными десантами. При этом понесённые потери КБФ были очень тяжелыми, а урон противника оказался мизерным (3 самолёта, один из которых сбит зенитным огнём кораблей, второй - силами ВВС, третий разбился при посадке от полученных повреждений).

Многих потерь можно было бы избежать, если бы не многочисленные ошибки и недостатки при проведении операции:
1. Неоправданная затяжка с началом эвакуации Таллина (погрузка людей на суда велась под огнём вражеской артиллерии).
2. Вынужденная спешка с проведением операции (план перехода и прикрытия конвоев разрабатывался в течение нескольких часов, доведён не до всех командиров и гражданских капитанов),
3. Несогласованность действий Главного командования Северо-Западного направления, Ленинградского фронта и Балтийского флота. Боязнь принятия самостоятельных решений в высшем командном звене.
4. Командование Балтийского флота на переходе практически не осуществляло единого руководства операцией на переходе и первым спешно убыло в Кронштадт, командиры всех отрядов и конвоев действовали каждый по своему усмотрению.
5. Практически полностью отсутствовало авиационное прикрытие, а имеющиеся силы ВВС флота не были задействованы в полную силу (выполнили всего 168 боевых вылетов на прикрытие боевых кораблей, практически предоставив вражеской авиации полную свободу действий над конвоями), действовали только вблизи своих баз (не использовались подвесные баки с топливом), не была использована реальная возможность бомбовых ударов по аэродромам врага.
6. Транспорты с войсками и гражданскими лицами имели крайне слабое зенитное вооружение, многие не имели его вообще.
7. Разведка вообще и разведка минной обстановки в Финском заливе и вражеской береговой артиллерии в частности, отсутствовала, т.к. немецкий флот сделал минные постановки до 22 июня. Итог этого - неверные решения командования (выбор маршрутов движения, расстановка сил на переходе и т.д.).

Факты

• 28 августа 1941 года во время эвакуации из Таллина на эскадренном миноносце «Яков Свердлов» погиб 1-й председатель Совета Народных Комиссаров Эстонской ССР Йоханнес Лауристин. Его миноносец подорвался на мине.
• Наибольшие потери КБФ понёс на траверзе мыса Юминда, несколько десятков кораблей лежат сейчас там под водой. На самом мысе в память о тех событиях был поставлен памятник — гранитный валун и мемориальная доска в окружении морских мин.

Память

• В социальной сети "ВКонтакте" создана общедоступная группа, посвящённая участникам Таллинского перехода. В ней публикуются материалы (биографии, фото и др.), которыми делятся родственники (см. активную ссылку).

См. также

• Таллинская оборона (1941)
• Ледовый поход Балтийского флота

Литература

• В. Ф. Трибуц. [militera.lib.ru/memo/russian/tributz_vf/index.html Балтийцы сражаются]. — М.: Воениздат, 1985. — 463 с. — (Военные мемуары).
• Доценко В.Д. История военно-морского искусства. Судостроение, 2005 (второй том). - ISBN 5-699-09070-3.
• Зубков Р.А. Таллинский прорыв: 1941 год и сегодняшний день//«Независимое военное обозрение», 24 сентября 2010.

Ссылки

• [www.world-war.ru/printer_852.html Таллинский переход 1941 года. Война на море]
• [militera.lib.ru/h/platonov_av/03.html Платонов А. В. Трагедии Финского залива. — М.: Эксмо; СПб: Terra Fantastica, 2005]
• [ship.bsu.by/main.asp?id=4014 Энциклопедия кораблей]
• J. Aromaa [users.tkk.fi/~jaromaa/Navygallery/Background/Wartime/Tallinn-evac.htm Evacuation of Tallinn] (англ.)
• Таллинский переход ВКонтакте: vk.com/public58790176

Отрывок, характеризующий Таллинский переход

– Я видел, вы нынче проехали…
– Да ничего, конь добрый, – отвечал Ростов, несмотря на то, что лошадь эта, купленная им за 700 рублей, не стоила и половины этой цены. – Припадать стала на левую переднюю… – прибавил он. – Треснуло копыто! Это ничего. Я вас научу, покажу, заклепку какую положить.
– Да, покажите пожалуйста, – сказал Ростов.
– Покажу, покажу, это не секрет. А за лошадь благодарить будете.
– Так я велю привести лошадь, – сказал Ростов, желая избавиться от Телянина, и вышел, чтобы велеть привести лошадь.
В сенях Денисов, с трубкой, скорчившись на пороге, сидел перед вахмистром, который что то докладывал. Увидав Ростова, Денисов сморщился и, указывая через плечо большим пальцем в комнату, в которой сидел Телянин, поморщился и с отвращением тряхнулся.
– Ох, не люблю молодца, – сказал он, не стесняясь присутствием вахмистра.
Ростов пожал плечами, как будто говоря: «И я тоже, да что же делать!» и, распорядившись, вернулся к Телянину.
Телянин сидел всё в той же ленивой позе, в которой его оставил Ростов, потирая маленькие белые руки.
«Бывают же такие противные лица», подумал Ростов, входя в комнату.
– Что же, велели привести лошадь? – сказал Телянин, вставая и небрежно оглядываясь.
– Велел.
– Да пойдемте сами. Я ведь зашел только спросить Денисова о вчерашнем приказе. Получили, Денисов?
– Нет еще. А вы куда?
– Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, – сказал Телянин.
Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку, и ушел к себе.
Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно посмотрел в лицо Ростову.
– Ей пишу, – сказал он.
Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову.
– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
– Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал.
– Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.
– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.
– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.