Талышский язык
Поделись знанием:
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…
В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.
5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
 |
Эта статья или раздел содержит незавершённый перевод с английского языка. Вы можете помочь проекту, закончив перевод.
|
| Талышский язык | |
| Самоназвание: |
толышə зывон, tolışə zıvon, تالشی زَوُن |
|---|---|
| Страны: | |
| Регионы: |
|
| Общее число говорящих: | |
| Классификация | |
| Категория: | |
| |
| Письменность: | |
| Языковые коды | |
| ГОСТ 7.75–97: |
тал 650 |
| ISO 639-1: |
— |
| ISO 639-2: |
— |
| ISO 639-3: |
tly |
| См. также: Проект:Лингвистика | |
Талы́шский язы́к — язык талышей, является прямым потомком или ближайшим родственником иранского языка азери[3] (азари), распространённого на территории Азербайджана до прихода сельджуков. Распространён в Талыше. Число говорящих — от 184 100[1] до 1 300 000[2] человек.
Кроме талышей на территории Азербайджана живут группы курдов, а также таты — другие ираноязычные народы, но татские говоры относятся к юго-западной ветви иранских языков, а талышский — к северо-западной. Одним из ближайших родственников талышского языка был килитский язык, существовавший в Ордубадском районе Нахичеванской области вплоть до полного перехода местного населения на современный азербайджанский язык. Ближайшими языками близкими генетически талышскому приходятся языки зазаки, курдский. В Талыше и прилегающей с Юга части Ирана существует несколько диалектов талышского языка, одной из различительных черт следует упомянуть отсутствие или наличие интервокального или ауслаутного -r-, -r[4].
В 1929 году для талышей СССР была создана письменность на латинской основе. В 1938 году она была переведена на кириллическую основу, но не получила распространения по ряду причин (в том числе политическим — в результате сталинского укрупнения социалистических наций).
Содержание
Грамматика
Местоимения
Личные местоимения (например, я, он, она) необязательны. Для выражения первого лица единственного числа, как «az» так и «men» используются одинаково. Личные окончания в случае употребления «men» не ставятся (это иногда напоминает переход к эргативности собственно не «я читаю», а «мной читано»)[5]. Собственно — например:
- men xanda. (читаю.), az bexun-em (должен ли я читать…)
- men daxun! (позвони мне!), az-daxun-em (должен ли я позвонить…)
Существует несколько префиксов, которые делают из обычных форм местоимений притяжательные: «če/ča» и «eš/še». Схожие формы есть в татских диалектах.
| ||||||||||||||||
Глаголы
- превербы: â/o, da, vi/i/ē/â, pē/pi
- отриц. частицы: ne, nē, ni
- префикс сослагательности и императивности: be
- маркеры длительности: a, ba, da
| личные окончания | ||
|---|---|---|
| Лицо | Единственное | Множественное |
| 1-е | -em, -ema, -emē, -ima, -um, -m | -am, -emun(a), -emun(ē), -imuna, -imun |
| 2-е | -i, -er(a), -eyē, -išaو -š | -a, -erun(a), -eyunē, -iruna, -iyun |
| 3е | -e, -eš(a), -eš(ē), -a, -ē, -u | -en, -ešun(a), -ešun(ē), -ina, -un |
Спряжения
Самое общее правило — основа прошедшего времени образуется удалением маркера инфинитивности (ē), однако основа настоящего времени и повелительное наклонение часто образуется нерегулярно и даже супплетивно. Однако для целого ряда глаголов основы настоящего и прошедшего времени-идентичны. «be» — маркер императивности не добавляется смотря по ситуации[8].
Таблицы внизу показывают спряжение первого лица ед. числа глагола «шить» в нескольких диалектах из трёх диалектных категорий[5]:
основы и повелительное наклонение
| основы и повелительное наклонение | ||||
|---|---|---|---|---|
| Северная (Lavandavili) | Центральная (Taleshdulaei) | Южная (Khushabari) | Тати[9] (Kelori) | |
| инфинитив | dut-ē | dašt-ē | dēšt-ē | dut-an |
| Основа прошедшего времени | dut | dašt | dēšt | dut |
| Основа настоящего времени | dut | dērz | dērz | duj |
| повелительное наклонение | be-dut | be-dērz | be-dērz | be-duj |
Действительный залог
| Действительный залог | |||||
|---|---|---|---|---|---|
| Форма | Время | Северный (Lavandavili) | Центральный (Taleshdulaei) | Южный (Khushabari) | Tati (Kelori) |
| Инфинитив | - | dut-ē | dašt-ē | dēšt-ē | dut-an |
| Индикатив | Настоящее время | dute-da-m | ba-dašt-im | dērz-em | duj-em |
| " | прошедшее время | dut-emē | dašt-em | dēšt-em | bedut-em |
| " | перфект | dut-amē | dašt-ama | dēšt-ama | dute-mē |
| " | прошедшее несовершенное | dute-aymē | adērz-ima | dērz-ima | duj-isēym |
| " | прошедшее совершенное | dut-am bē | dašt-am-ba | dēšt-am-ba | dut-am-bē |
| " | будущее | pima dut-ē | pima dašt-ē | pima dēšt-ē | xâm dut-an |
| " | настоящее длительное | dute da-m | kâr-im dašt-ē | kâra dērz-em | kerâ duj-em |
| " | прошедшее длительное | dut dab-im | kârb-im dašt-ē | kârb-im dēšt-ē | kerâ duj-isēym |
| Сослагательное наклонение | настоящее время | be-dut-em | be-dērz-em | be-dērz-em | be-duj-em |
| " | прошедшее время | dut-am-bu | dašt-am-bâ | dēšt-am-bu | dut-am-bâ |
| условное наклонение | прошедшее | dut-am ban | ba-dērz-im | be-dērz-im | be-duj-im |
Страдательный залог
| Пассив | |||||
|---|---|---|---|---|---|
| Форма | Время | Сев. (Lavandavili) | Центр. (Taleshdulaei) | Юж. (Khushabari) | Тати (Kelori) |
| Инфинитив | - | dut-ē | dašt-ē | dēšt-ē | dut-an |
| Индикатив | Презенс | duta bē dam | dašta babim | dēšta bum | duta bum |
| " | Претерит | duta bēm | dašta bima | dēšta bima | bedujisim |
| " | Несовершенный претерит | duta be-am be | dašta abima | dēšta bistēm | duta bisim |
| " | Перфект | duta beam | dašta baima | dērzistaima | dujisim |
| " | Давнопрошедшее | duta beam bē | dērzista bim | dērzista bim | dujisa bim |
| " | Настоящее длительное | duta bē dam | kâra dašta babima | kšra dēšta bum | kerâ duta bum |
| " | Прошедшее длительное | duta bēdabim | kâra dašta abima | kâra dēšta bistēymun | kerâ duta bisim |
| Сослагательное | Презенс | duta bebum | dašta bebum | dēšta bebum | duta bebum |
| " | Претерит | duta beabum | dašta babâm | dēšta babâm | dujisa biya-bâm |
падежные маркеры и предлоги
Существует 4 «падежа», номинатив (не отмечен), генетив, аккузатив и эргатив. Винительный падеж часто используется, чтобы выразить простой косвенный объект в дополнение к прямому объекту. Эти «падежные» формы в самом деле только частицы, правда переходящие в агглютинативные «прилепы», подобно тому, как персидский послеслог «râ».
| маркеры падежей и предлоги | |||||
|---|---|---|---|---|---|
| Падеж | Маркер | Образец(цы) | Persian | | Русский |
| Номинатив | - | sepa ve davaxa. | Sag xeyli hâfhâf kard. | | собака много лаяла. |
| Аккузатив | -i | gerd-i âda ba men | Hame râ bede be man. | | Дай их всех мне! |
| " | -e | âv-e-m barda | Âb râ bordam. | | Я заберу воду. |
| Аблатив | -kâ, -ku (from) | ba-i-kâ-r če bapi | Az u ce mixâhi? | | Что ты от него хочешь? |
| " | -ka, -anda (in) | âstâra-ka tâleši gaf bažēn | Dar Âstârâ Tâleši gap mizanand. | | В Астаре говорят по-талышски. |
| " | -na (with) | âtaši-na mezâ maka | Bâ âtaš bâzi makon. | | Не играй с огнём! |
| " | -râ, -ru (for) | me-râ kâr baka te-râ yâd bigē | Barâye man kâr bekon Barâye xodat yâd begir. | | Поработай за меня -поучись за себя. |
| " | -ken (of) | ha-ken hēsta ča (čečiya) | Az ân, ce bejâ mânde? (Hamân ke hast, cist?) | | Что из того остается? |
| « | ba (to) | ba em denyâ del mabēnd | Be in donyâ del maband. | | Не привязывайся к этому миру |
| Эргатив | -i | a palang-i do lorzon-i (Aorist) | Ân palang deraxt râ larzând. | | Тот леопард тряс дерево. |
Письменность
Талышский алфавит 1929—1938 годов[10]
| A a | B b | С с | Ç ç | D d | E e | Ә ә | F f |
| G g | Ƣ ƣ | H h | I i | J j | L l | M m | N n |
| O o | P p | Q q | R r | S s | Ş ş | T t | U u |
| V v | X x | Z z | Ƶ ƶ | Ь ь |
Современный талышский алфавит[11]
| A a | Б б | В в | Г г | Ғ ғ | Д д | Е е | Ә ә |
| Ж ж | З з | И и | Ы ы | J j | К к | Л л | М м |
| Н н | О о | П п | Р р | С с | Т т | Y y | Ф ф |
| Х х | Һ һ | Ч ч | Ҹ ҹ | Ш ш |
О талышской транслитерации латиницей[12]. В последнее время наблюдается рост интереса к талышскому языку, связанный с ростом национального самосознания талышей. На сегодня сельское население Талыша, за исключением некоторых селений, полностью владеет родным языком. Культурными обществами талышей издано немало книг на талышском. Однако городское население в этом сильно отстаёт от сельского.
Напишите отзыв о статье "Талышский язык"
Ссылки
В Викисловаре список слов талышского языка содержится в категории «Талышский язык»
- [talgram.narod.ru/introduction/dialects_3.html Грамматика талышского языка]
- [iranistica.ru/dictionary/tly.html Словарь талышского языка]
- [www.talysh.com НПО Талышский Филологический Институт]
- [atropat.narod.ru/moa.html профессор Б. В. Миллер. Талышский язык и языки азери]
- [talgram.narod.ru/ Н. А. Мамедов, Талышско-русско-азербайджанский словарь, Ин-т языкознания НАН Азербайджана, Баку-2006]
- [www.sil.org/silesr/2005/silesr2005-009.pdf John Clifton, Calvin Tiessen, Gabriela Deckinga, Laura Lucht. Sociolinguistic Situation of the Talysh in Azerbaijan. SIL International, 2005]
Примечания
- ↑ 1 2 [www.ethnologue.com/language/tly Talysh]. Проверено 30 мая 2016. [archive.is/Uoflx Архивировано из первоисточника 30 мая 2016].
- ↑ 1 2 [i-cias.com/e.o/talysh_l.htm Talysh]. Проверено 30 мая 2016. [archive.is/p0eFW Архивировано из первоисточника 30 мая 2016].
- ↑ Основы иранского языкознания: древнеиранские языки. — М.: Наука, 1979. — С. 49.
- ↑ A COMPARATIVE DIALECTAL DESCRIPTION OF IRANIAN TALESHI A thesis submitted to the University of Manchester for the degree of PhD in the Faculty of Humanities. 2011 DANIEL PAUL SCHOOL OF LANGUAGES, LINGUISTICS AND CULTURES
- ↑ 1 2 Abdoli, A. 1380 AP / 2001 AD. Farhange Tatbiqiye Tâleši-Tâti-Âzari (Comparative dictionary of Talyshi-Tati-Azari), p 31-35, Publication:Tehran, «šerkate Sahâmiye Entešâr» (перс.).
- ↑ в данном случае e в латинице читается несколько схоже с русским гласным «ы»
- ↑ тут также надо заметить, что e в талышской латинице читается несколько схоже с русским гласным «ы» и слово te звучит «ты»
- ↑ Masali, K. 1386 AP / 2007 AD. Sâxte fe’l dar zabâne Tâleši (Guyeše Mâsâl) (Conjugations in Talyshi language (Masali dialect)). [www.talesh.info/wp-content/uploads/_sakht-e_fel_taleshi_masali.pdf] (перс.)
- ↑ имеется ввиду диалект не близкородственный к татскому языку Азербайджана-а ближе к курдскому и талышскому
- ↑ Z. Әhmәdzadә, M. Nәsirli. Әlifbe. — Boqu: Azәrneşr, 1935. — 80 с. — 6000 экз.
- ↑ Талышско-русский словарь/Толышә-үрүсә лүғәт», М., 1976
- ↑ [transliteration.eki.ee/pdf/Talysh.pdf тут]
Отрывок, характеризующий Талышский язык
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…
В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.
5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
