Талышское ханство

Талышское ханство
азерб. Talış xanlığı, тал. Толъши ханәти
← 1747 — 1826 →
Талышское ханство на карте Кавказского края с обозначением границ 1813 г. Тифлис 1901 г.
Столица	Ленкорань
Язык(и)	персидский (язык официальных актов) азербайджанский и талышский
Религия	Ислам
Площадь	до 8,000 кв. вёрст (на 1836 год)
Форма правления	Феодальная монархия

К:Появились в 1747 годуК:Исчезли в 1826 году

Талы́шское ханство (азерб. Talış xanlığı, тал. Толъши ханәти), известное также как Ленкоранское ханство (азерб. Lənkəran xanlığı) — феодальное государство, существовавшее с середины XVIII по начало XIX века на юго-западном побережье Каспийского моря, в пределах юго-восточной части Азербайджана и восточной оконечности северо-западного Ирана. Столица ханства — город Ленкорань.

История

Происхождение ханского дома

По сообщению Мирзы Ахмед Мирзы Худаверди оглы род талышских ханов происходил из селения Хир Халхалского магала Ардебиля. Выходец из этой семьи, вследствие тяжёлого материального положения, покинул прежнее место направился через Талышскую область в Ширван. По преданию он, заночевав в Талыше, увидел сон, в котором ему сообщалось, что его потомки станут правителями этого региона. Поверив в этот сон, он обосновался в селении Хархатан. Его сын, Сеид Аббас, стал основателем династии владетельных ханов. Автор XIX века Сеид Али Казым-бек оглы, опираясь на фирман персидского шаха Аббаса II от 1654 года, называет Сеид Аббаса 28-м потомком мученика (шахида) Зейда, сына четвёртого шиитского имама — Саджада.

Проживая в с. Хархатан, они сблизились с местными феодальными фамилиями. Сеид Аббас женился на Аху-ханым, сестре владельца это селения Асад-бека Гусейн-бек оглы Борадигяхского. В этом браке у него родился сын Сеид Джамаледдин-бек, которого в 1736 году он отправил на службу к Надир-шаху, где тот вскоре получил звание юзбаши. Из-за своей смуглой кожи чиновники падишаха прозвали его Гара-беком. Гара-бек участвовал в походах Надир-шаха в Дагестан и за свою хорошую службу в 1741/1742 гг. ему был присуждён потомственный ханский титул.

До XIX века

После убийства в 1747 году Надир-шаха, на территории Азербайджана образовалось два десятка ханств и султанств, одни из которых стало Талышское ханство. Власть в этой области сосредоточилась в руках Сеид Аббаса. После его смерти ханство возглавил его сын Гара (правил в 1747—1786). Он перенёс столицу в Ленкорань.

В 1785 году Талышское ханство попало в зависимость от кубинского Фатали-хана. В 1795 году правитель Мир Мустафа-хан обратился к России с просьбой о покровительстве.

Во время русско-персидской войны Мир Мустафа-хан занял сторону России. В 1809 году Талышское ханство стало российским протекторатом. В начале августа 1812 года 20-тысячная персидская армия блокировала Ленкорань и 9 августа овладела крепостью. К концу декабря русский отряд под командованием генерала П.С. Котляровского подступила к Ленкорани и в ночь на 1 января 1813 года начала штурм крепости, закончившееся падением цитадели.

По Гюлистанскому мирному договору от Талышского ханства к Персии перешли такие места как Каргару, Намин и Зувант. Однако персидский двор не смирился утратой Закавказья и настойчиво требовал пересмотра границ. В первую очередь это касалось границы в Талыше, которая вообще была не определена в Гюлистанском договоре. В 1817 году в Персию было отправлено посольство во главе с Ермоловым, но переговоры с шахом, Аббас-Мирзой и их приближёнными по вопросу границ не принесли результата. В течение последующих лет Персия не оставляла попыток добиться от России возвращения ему Северного Талыша. Аббас-Мирза обосновывал эти претензии ст. 2 Гюлистанского договора, хотя там говорилось лишь о необходимости уточнения границ. Иранские власти предлагали России обменять Северный Талыш и ряд населённых пунктов в районе Памбак на Мегри и одноимённую область, но поскольку Талышское ханство было присоединено к России ещё до русско-персидской войны, то А. П. Ермолов считал этот вопрос не имеющим отношение к Гюлистанскому договору.

В 1828 году между Россией и Персией был подписан Туркманчайский мирный договор, завершивший очередную русско-персидскую войну, в соответствии с которым к Талышу была присоединена часть Зуванта, а Персии отошли большая часть Уджарри и часть Астаринского магала (от реки Астара до Чиливана). Узнав о передаче ханства под власть России Мир Гасан-хан направил к наследному персидскому принцу Аббас-Мирзе в Тебриз делегацию во главе с Мирзой Худаверди, чтоб узнать дальнейшие шаги шахского правительства. Наследный принц дал послам следующий ответ:

Хотя Вы уже два дня здесь, но я от стыда не могу начать говорить с Вами, ибо я считал всегда Мир Гасан-хана своим старшим братом, он был моим лучшим соратником и самым доверенным из муджтахидов. Клянусь богом, я приложил много усилий и стараний, чтобы не допустить передачи Талышского края России, но мне это не удалось. Русский главнокомандующий заявил, что скорее откажется от контрибуции, нежели от Талышского края. Я оказался в безвыходном положении и вынужден был согласиться. Теперь предлагаю Мир Гасан-хану, если сможет, пусть договориться с Российским государством. Надеюсь, придёт время, когда Талышская область вновь перейдёт в руки нашего государства. Если Вы любите нас, сдайте Талыш России, а сами поселитесь на нашей стороне границы...

После вхождения в состав Российской империи Талыш продолжал официально именоваться ханством, но в 1826-1841 гг. управлялся «временным правлением (диваном) Талышского ханства» из двух местных беков под председательством русского генерала.

Общие сведения

В административном отношении Талышское ханство было разделено на шесть магалов: Аркеванский, Даринский, Аларский, Маринкулский, Зувандский, Сепидажский. Большую часть ханства населяли исключительно одни мусульмане-шииты.

Этнический состав населения Талышского ханства был представлен азербайджанцами и талышами. Согласно БСЭ ханство являлось феодальным государством талышей в Азербайджане. По сообщению Н.Ф. Дубровина в Талышском ханстве, как и в других ханствах, преобладающим населением являлись татары (т.е. азербайджанцы), которые занимали безлесные равнины Ленкоранского уезда (состоял из Себидажского, Ленкоранского и Аркеванского участков), в то время как талыши были представлены в астаринском и зувандском магалах, а также в юго-восточной половине Себидажского участка.

Основа экономики — земледелие и скотоводство. Талышское ханство экспортировало в Бакинское ханство муку, медь, масло, сыр и пр., взамен через Ленкоранский порт поступали нефть и соль.

Талышские ханы

• Сеид-Аббас Ардебильский (1747—1749)
• Сеид-Джамаледдин-хан (Сийоли-Гара-хан) (1749—1786)
• Мир Мустафа-хан (1786—1814)
• Мир-Гасан-хан (1814—1826)
• Ханство упразднено

Источники

• Ахмад Мирза Худавардизаде. Ахбар-наме История Талышского ханаства. Баку, 2000
• Теймур бек Байрамалибеков. [zerrspiegel.orientphil.uni-halle.de/t725.html История Талышского ханства]. 1885.

Литература

• Исмаилов Э. Э. Генеалогия Талышинских-Талишхановых. — Баку: Абилов, Зейналов и сыновья, 2001. — 78 с.

</center>

Отрывок, характеризующий Талышское ханство

– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.
«Но, может быть, это моя рубашка на столе, – думал князь Андрей, – а это мои ноги, а это дверь; но отчего же все тянется и выдвигается и пити пити пити и ти ти – и пити пити пити… – Довольно, перестань, пожалуйста, оставь, – тяжело просил кого то князь Андрей. И вдруг опять выплывала мысль и чувство с необыкновенной ясностью и силой.
«Да, любовь, – думал он опять с совершенной ясностью), но не та любовь, которая любит за что нибудь, для чего нибудь или почему нибудь, но та любовь, которую я испытал в первый раз, когда, умирая, я увидал своего врага и все таки полюбил его. Я испытал то чувство любви, которая есть самая сущность души и для которой не нужно предмета. Я и теперь испытываю это блаженное чувство. Любить ближних, любить врагов своих. Все любить – любить бога во всех проявлениях. Любить человека дорогого можно человеческой любовью; но только врага можно любить любовью божеской. И от этого то я испытал такую радость, когда я почувствовал, что люблю того человека. Что с ним? Жив ли он… Любя человеческой любовью, можно от любви перейти к ненависти; но божеская любовь не может измениться. Ничто, ни смерть, ничто не может разрушить ее. Она есть сущность души. А сколь многих людей я ненавидел в своей жизни. И из всех людей никого больше не любил я и не ненавидел, как ее». И он живо представил себе Наташу не так, как он представлял себе ее прежде, с одною ее прелестью, радостной для себя; но в первый раз представил себе ее душу. И он понял ее чувство, ее страданья, стыд, раскаянье. Он теперь в первый раз поняд всю жестокость своего отказа, видел жестокость своего разрыва с нею. «Ежели бы мне было возможно только еще один раз увидать ее. Один раз, глядя в эти глаза, сказать…»
И пити пити пити и ти ти, и пити пити – бум, ударилась муха… И внимание его вдруг перенеслось в другой мир действительности и бреда, в котором что то происходило особенное. Все так же в этом мире все воздвигалось, не разрушаясь, здание, все так же тянулось что то, так же с красным кругом горела свечка, та же рубашка сфинкс лежала у двери; но, кроме всего этого, что то скрипнуло, пахнуло свежим ветром, и новый белый сфинкс, стоячий, явился пред дверью. И в голове этого сфинкса было бледное лицо и блестящие глаза той самой Наташи, о которой он сейчас думал.
«О, как тяжел этот неперестающий бред!» – подумал князь Андрей, стараясь изгнать это лицо из своего воображения. Но лицо это стояло пред ним с силою действительности, и лицо это приближалось. Князь Андрей хотел вернуться к прежнему миру чистой мысли, но он не мог, и бред втягивал его в свою область. Тихий шепчущий голос продолжал свой мерный лепет, что то давило, тянулось, и странное лицо стояло перед ним. Князь Андрей собрал все свои силы, чтобы опомниться; он пошевелился, и вдруг в ушах его зазвенело, в глазах помутилось, и он, как человек, окунувшийся в воду, потерял сознание. Когда он очнулся, Наташа, та самая живая Наташа, которую изо всех людей в мире ему более всего хотелось любить той новой, чистой божеской любовью, которая была теперь открыта ему, стояла перед ним на коленях. Он понял, что это была живая, настоящая Наташа, и не удивился, но тихо обрадовался. Наташа, стоя на коленях, испуганно, но прикованно (она не могла двинуться) глядела на него, удерживая рыдания. Лицо ее было бледно и неподвижно. Только в нижней части его трепетало что то.
Князь Андрей облегчительно вздохнул, улыбнулся и протянул руку.
– Вы? – сказал он. – Как счастливо!
Наташа быстрым, но осторожным движением подвинулась к нему на коленях и, взяв осторожно его руку, нагнулась над ней лицом и стала целовать ее, чуть дотрогиваясь губами.
– Простите! – сказала она шепотом, подняв голову и взглядывая на него. – Простите меня!
– Я вас люблю, – сказал князь Андрей.
– Простите…
– Что простить? – спросил князь Андрей.
– Простите меня за то, что я сделала, – чуть слышным, прерывным шепотом проговорила Наташа и чаще стала, чуть дотрогиваясь губами, целовать руку.
– Я люблю тебя больше, лучше, чем прежде, – сказал князь Андрей, поднимая рукой ее лицо так, чтобы он мог глядеть в ее глаза.
Глаза эти, налитые счастливыми слезами, робко, сострадательно и радостно любовно смотрели на него. Худое и бледное лицо Наташи с распухшими губами было более чем некрасиво, оно было страшно. Но князь Андрей не видел этого лица, он видел сияющие глаза, которые были прекрасны. Сзади их послышался говор.
Петр камердинер, теперь совсем очнувшийся от сна, разбудил доктора. Тимохин, не спавший все время от боли в ноге, давно уже видел все, что делалось, и, старательно закрывая простыней свое неодетое тело, ежился на лавке.
– Это что такое? – сказал доктор, приподнявшись с своего ложа. – Извольте идти, сударыня.
В это же время в дверь стучалась девушка, посланная графиней, хватившейся дочери.
Как сомнамбулка, которую разбудили в середине ее сна, Наташа вышла из комнаты и, вернувшись в свою избу, рыдая упала на свою постель.

С этого дня, во время всего дальнейшего путешествия Ростовых, на всех отдыхах и ночлегах, Наташа не отходила от раненого Болконского, и доктор должен был признаться, что он не ожидал от девицы ни такой твердости, ни такого искусства ходить за раненым.
Как ни страшна казалась для графини мысль, что князь Андрей мог (весьма вероятно, по словам доктора) умереть во время дороги на руках ее дочери, она не могла противиться Наташе. Хотя вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем и Наташей приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Россией заслонял все другие предположения.


Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.