Тальберг, Ирвинг

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ирвинг Тальберг
Irving Thalberg
Дата рождения:

30 мая 1899(1899-05-30)

Место рождения:

Бруклин, США

Дата смерти:

14 сентября 1936(1936-09-14) (37 лет)

Место смерти:

Санта-Моника, США

Гражданство:

США США

Профессия:

продюсер, сценарист

Карьера:

1921—1936

Ирвинг Грант Тальберг (англ. Irving Grant Thalberg; 30 мая 1899, Бруклин, Нью-Йорк — 14 сентября 1936, Санта-Моника) — голливудский продюсер, прозванный «вундеркиндом Голливуда» за свою способность распознавать удачные сценарии и звёздный потенциал актёров.

С 1937 года на церемонии вручения «Оскаров» наиболее талантливые продюсеры получают награду имени Ирвинга Тальберга.





Биография

Тальберг попал в Голливуд в качестве секретаря Карла Лэммле — основателя студии Universal Pictures. Когда Лэммле отправился в длительное путешествие за границу, он оставил во главе студии 21-летнего Тальберга.

В 1924 году многообещающий продюсер перешёл в Metro-Goldwyn-Mayer и выпустил триумфальный фильм «Большой парад».

Конкуренты прозвали MGM времён Тальберга «долиной пересъёмок», ибо все сцены, без успеха воспринятые тестовой аудиторией, по настоянию Тальберга обязательно переснимались. Хотя именно ему обязаны своей карьерой многие звёзды классического Голливуда, сам продюсер предпочитал оставаться в тени и запрещал упоминать своё имя в титрах.

Успех тальберговских фильмов в прокате был таков, что основатель студии, Луис Барт Майер, вынужден был передать кинопроизводство всецело в его руки, оставив за собой только решение финансовых вопросов.

Значительно хуже, чем в сценариях и актёрах, Тальберг разбирался в режиссёрах. Например, в 1922 году незадолго до окончания съёмок фильма «Карусель» он отстранил от работы Эриха фон Штрогейма и поручил Руперту Джулиану переснять большую часть уже отснятого материала[1]. Перейдя на MGM, Тальберг существенно сократил легендарную «Алчность» Штрогейма, и впоследствии киноисторикам пришлось «по крупицам» собирать сохранившиеся фотографии (плёнка утрачена) и титры, чтобы отчасти восстановить авторскую версию[2]. Молодого продюсера больше всего интересовал непосредственный коммерческий успех, но не те достоинства, которые обеспечивают фильмам долгую жизнь.

В 1927 году Тальберг женился на кинозвезде Норме Ширер. Через три года у них родился сын, также названный Ирвингом, а ещё два года спустя проблемы с сердцем заставили его временно отойти от работы.

За время болезни Майер оттеснил молодого конкурента от управления студией, поставив на его место своего зятя Дэвида Селзника. Несмотря на это, Тальберг сохранял верность MGM до 1936 года, когда у него стали зреть планы создания собственной студии. Год спустя он умер от пневмонии.

Фрэнсис Скотт Фицджеральд вывел Тальберга в качестве Монро Стара, главного героя своего незавершённого романа «Последний магнат» (1939—1940).

Напишите отзыв о статье "Тальберг, Ирвинг"

Примечания

  1. Arthur Lennig. Stroheim. — Lexington: The University Press of Kentucky, 2000. — С. 183—185. — ISBN 0813121388.
  2. Herman G. Weinberg. The Complete Greed of Erich Von Stroheim: a reconstruction of the film in 348 still photos following he original screenplay plus 52 production stills. — NY: ARNO Press, 1972. — ISBN 0405039255.

Литература

  • Bob Thomas. Thalberg: Life and Legend (1969).
  • Roland Flamini. Thalberg: The Last Tycoon and the World of M-G-M (1994).
  • Samuel Marx. Mayer and Thalberg: The Make-believe Saints (1975).
  • Mark Vieira. Irving Thalberg’s MGM (2008).

Ссылки

Отрывок, характеризующий Тальберг, Ирвинг

«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!