Тамерлан
Тимур / Тамерлан чагат. تیمور<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> ![]() <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портрет Тамерлана. Миниатюра XV века</td></tr> | |||
| |||
---|---|---|---|
1370 — 1405 | |||
Предшественник: | Хусейн (1364–1370) | ||
Преемник: | Халиль-Султан (1405–1409) | ||
Вероисповедание: | Ислам, суфийского толка | ||
Рождение: | 9 апреля 1336 село Ходжа-Ильгар, Кеш (ныне Шахрисабз, Узбекистан) | ||
Смерть: | 18 февраля 1405 (68 лет) Отрар, близ Чимкента (ныне Шымкент, Казахстан) | ||
Место погребения: | Гур Эмир, Самарканд, Узбекистан | ||
Род: | Тимуриды (основатель) | ||
Отец: | Мухаммад Тарагай | ||
Мать: | Текина-хатун | ||
Супруга: | Турмуш ага, Ульджай-туркан ага, Сарай-мульк ханым, Улус ага, Ислам ага, Туман ага, Тугди-би, Дильшад ага, Чолпан-мульк ага, Тукал ханым, Кутлуг ага, Туглук-текин | ||
Дети: | сыновья: Джахангир, Умар-шейх, Миран-шах, Шахрух. дочери: Ука бегим, Султан Бахт ага, Биги джан, Саадат султан, Мусалла | ||
Военная служба | |||
Принадлежность: | | ||
Звание: | «Великий Эмир», Бек, Мирза, Абу Мансур, Абу Фатих, Абу Гази, Сахиб-и Кирани, Хаган, Гете Стани, Султан, Искандар Ул Ахад, Гурган[прим. 1]. | ||
Сражения: | Участие в битвах: Походы на Моголистан. Война с Золотой Ордой. Походы на Иран и Кавказ. Трёхлетний поход в монгольские владения. Поход на Индию. Война с Османской империей. Война с Египетскими султанами. Поход в Китай. Участие в сражениях: Битва в ущельях западнее Иссык-Куля. Битва на реке Кондурче. Битва на Тереке. Ангорская битва. Завоевание Балха, Шибиргана, Бадхиза, Сеистана. Захват Хорасана, Серакса, Джами, Каусии, Исфераина, Туе, Келата, Астрабада, Амули, Сари, Султании, Тебриза. Разорение Азова, Кафу, Сарай-Бату, Астрахани. Захват Сиваса, Алеппо, Дамаска, Смирны |
Тамерла́н, Тиму́р (чагат.تیمور [Temür, Tēmōr] — железо;8 апреля[1][2] 1336, с. Ходжа-Ильгар, Шахрисабз, совр. Узбекистан — 18 февраля 1405, Отрар, совр. Казахстан) из племени барласов, среднеазиатский тюркский[3] полководец и завоеватель, сыгравший существенную роль в истории Средней, Южной и Западной Азии, а также Кавказа, Поволжья и Руси. Полководец, основатель империи Тимуридов (1370 год) со столицей в Самарканде.
Содержание
- 1 Общая характеристика
- 2 Семья
- 3 Детство
- 4 Начало политической деятельности
- 5 Избрание «великим эмиром»
- 6 Укрепление и расширение государства
- 7 Дипломатические связи
- 8 Внутренняя политика
- 9 Духовные наставники Тимура
- 10 Жёны и дети Тимура
- 11 Смерть
- 12 Саркофаг Тамерлана
- 13 Легенда о могиле Тамерлана
- 14 Интересные факты
- 15 Тамерлан в искусстве
- 16 Примечания
- 17 Литература
- 18 Ссылки
Общая характеристика
Имя
Полное имя Тимура было Тимур ибн Тарагай Барлас تيمور ابن ترغيى برلس (Tāāmūūr ibn Tāraġaiyi Bārlās) — Тимур сын Тарагая из Барласов) в соответствии с арабской традицией (алам-насаб-нисба). В тюркских языках Temür или Темир значит «железо». В средневековых русских летописях именовался как Темир Аксак[прим. 2].
Не будучи Чингизидом, Тимур формально не мог носить ханский титул, поэтому всегда именовался лишь эмиром (вождём, предводителем). Однако, породнившись в 1370 году с домом Чингизидов, он принял имя Тимур Гурган[4] (Tāāmūūr Gurkānī, (تيموﺭ گوركان), Gurkān — иранизированный вариант монгольского күрүгэн или хүргэн, «зять»). Это означало, что Тимур является родственником Чингизидов и может свободно жить и действовать в их домах[5].
В различных персидских источниках часто встречается иранизированное прозвище Тимур-э Лянг (Tāmūūr-ē Lāng, تیمور لنگ) «Тимур Хромой», это имя, вероятно, рассматривалось в то время как оскорбительное[3]. Оно перешло в западные языки (Tamerlan, Tamerlane, Tamburlaine, Timur Lenk) и в русский, где не имеет никакого негативного оттенка и используется наряду с изначальным «Тимур».
Личность
Тимур был человеком весьма отважным и сдержанным. Обладая трезвостью суждений, он умел принять самое верное решение в трудных ситуациях. Эти черты характера и притягивали к нему людей.
Дальновидный правитель и талантливый организатор.
Тимур оставил после себя десятки монументальных архитектурных сооружений, некоторые из них вошли в сокровищницу мировой культуры. Постройки Тимура, в создании которых он принимал деятельное участие, обнаруживают в нём незаурядный художественный вкус.
Внешний облик
Как показало вскрытие гробницы Гур Эмир (Самарканд) М. М. Герасимовым и последующее изучение скелета из захоронения, которое, как считается, принадлежит Тамерлану, рост его составлял 172см. Тимур был силён, физически развит, его современники писали про него: «Если большинство воинов могли натянуть тетиву лука до уровня ключицы, то Тимур натягивал её до уха». Волосы светлее, чем у большинства его соплеменников.[6]
Детальное изучение останков Тимура показало, что в антропологическом отношении он относился к южносибирской расе[7]
Несмотря на старческий возраст Тимура (69 лет), череп его, а равно и скелет, не имели ярко выраженных собственно старческих черт. Наличие большей части зубов, чёткий рельеф костей, почти полное отсутствие остеофитов, — всё это говорит о том, что череп скелета принадлежал человеку, полному сил и здоровья, биологический возраст которого не превышал 50 лет. Массивность здоровых костей, сильно развитый рельеф и плотность их, ширина плеч, объём грудной клетки и относительно высокий рост — всё это даёт право думать, что Тимур обладал чрезвычайно крепким сложением. Сильная атлетическая его мускулатура, вероятнее всего, отличалась некоторой сухостью форм, да это и естественно: жизнь в военных походах, с их трудностями и лишениями, почти постоянное пребывание в седле вряд ли могли способствовать тучности.[8].
Особым внешним отличием воинов Тамерлана от прочих мусульман были сохранённые ими монгольские косы, что подтверждается некоторыми среднеазиатскими иллюстрированными рукописями того времени[9]. Между тем, исследуя древнетюркские изваяния, изображения тюрков на живописи Афрасиаба, исследователи пришли к выводу о том, что тюрки носили косы ещё в V—VIII вв[10]. Вскрытие могилы Тимура и анализ антропологов показал, что Тимур не имел кос. «Волосы Тимура толсты, прямы, седо-рыжего цвета, с преобладанием тёмно-каштановых или рыжих». «Вопреки принятому обычаю брить голову, к моменту своей смерти Тимур имел относительно длинные волосы». Некоторые историки считают, что светлый цвет волос обусловлен тем, что Тамерлан красил волосы хной. Но М. М. Герасимов в своей работе[8] отмечает: «Даже предварительное исследование волос бороды под бинокуляром убеждает в том, что этот рыже-красноватый цвет её натуральный, а не крашенный хной, как описывали историки». Тимур носил длинные усы, а не подстриженные над губой. Как удалось выяснить, существовало правило, позволяющее высшему военному сословию носить усы, не подрезая их над губой, и Тимур, согласно этому правилу, не стриг своих усов, и они свободно свисали над губой. «Небольшая густая борода Тимура имела клиновидную форму. Волосы её жёсткие, почти прямые, толстые, ярко-коричневого (рыжего) цвета, с значительной проседью».
На костях правой ноги были видны поражения в районе коленной чашечки, что полностью согласуется с прозвищем «Хромец».[11]
Знания и язык
Современник и пленник Тамерлана Ибн Арабшах, знавший его с 1401 года лично, сообщает: «Что касается персидского, тюркского и монгольского, он знал их лучше, чем кто-либо другой».
Юридические документы государства Тимура, были составлены на двух языках: персидском и тюркском. Так, например, документ от 1378 года, дающий привилегии потомкам Абу Муслима, жившим в Хорезме, был составлен на чагатайском тюркском языке[12].
Испанский дипломат и путешественник Руй Гонсалес де Клавихо посетивший двор Тамерлана в Мавераннахре сообщает что «За этой рекой (Амударья — прим.) простирается царство Самарканд, а земля его называется Могалия (Моголистан), а язык мугальский, и этого языка не понимают на этой (южной — прим.) стороне реки, так как все говорят по-персидски», далее он сообщает «письмо же, которое используют самаркантцы, [живущие — прим.] по ту сторону реки, не разбирают и не умеют читать те, что живут по эту сторону, а называют это письмо могали. А сеньор (Тамерлан — прим.) при себе держит нескольких писцов, которые умеют читать и писать на этом [языке — прим.]»[13]
Согласно тимуридскому источнику «Муиз ал-ансаб» при дворе Тимура существовал штат только тюркских и таджикских писарей.[14]
Ибн Арабшах описывая племена Мавераннахра приводит следующие сведения: «У упомянутого султана (Тимура) было четыре визиря, которые полностью занимались полезными и вредными делами. Они считались знатными людьми, и все были последователями их мнений. Сколько было у арабов племён и колен, столько же было и у тюрков. Каждый из вышеупомянутых визирей, являясь представителями одного племени, были светочью мнений и освещали свод умов своего племени. У одного племя назывался арлат, второго — жалаир, третьего — кавчин, четвёртого — барлас. Темур был сыном четвёртого племени».[5]
При походе против Тохтамыша в 1391 году Тимур приказал выбить у горы Алтын-Чуку надпись на чагатайском языке уйгурскими буквами — 8 строчек и три строчки на арабском языке, содержащих коранический текст. В истории эта надпись известна под названием Карсакпайская надпись Тимура[15]. В настоящее время камень с надписью Тимура хранится и экспонируется в Эрмитаже в Санкт-Петербурге.
Тимур любил беседовать с учёными, в особенности слушать чтение исторических сочинений; своими познаниями в истории он удивил средневекового историка, философа и мыслителя Ибн Халдуна; рассказами о доблестях исторических и легендарных героев Тимур пользовался для воодушевления своих воинов.
По сообщению Алишера Навои, Тимур хотя и не писал стихов, но очень хорошо знал и поэзию, и прозу, и, кстати и к месту умел привести надлежащий бейт.[16]
Современный исследователь из Принстонского университета Сват Соучек (Svat Soucek) в своей монографии про Тимура считает что «он был тюрком из племени барласов, монгольского по имени и происхождению, но во всех практических смыслах тюркского к тому времени. Родным языком Тимура был тюркский (чагатайский), хотя, возможно, в некоторой степени он владел и персидским благодаря культурному окружению, в котором жил. Он практически точно не знал монгольского, хотя монгольские термины не совсем ещё исчезли из документов и встречались на монетах»[17].
Семья
Его отца звали Мухаммад Тарагай или Тургай,[18] он был военным, мелким землевладельцем из монгольского[19][20] племени барласов, к тому времени уже тюркизированного и говорившего на чагатайском языке[21][22].
По некоторым предположениям, Мухаммад Тарагай был именно вождём племени барласов и потомком некоего Карачар-нойона, могущественного помощника Чагатая и его дальнего родственника. Отец Тимура был благочестивым мусульманином, его духовным наставником был шейх Шамс ад-дин Кулял[23].
У отца Тимура был один брат, которого звали Балта[24]. Мухаммад Тарагай был женат дважды: первой женой была мать Тимура Текина-хатун[25]. О её происхождении сохранились противоречивые сведения. Второй женой Тарагая была Кадак-хатун, мать сестры Тимура Ширин-бек ага.
Мухаммад Тарагай скончался в 1361 году и был похоронен на родине Тимура — в городе Кеше (Шахрисабз). Его гробница сохранилась до наших дней.
У Тимура была старшая сестра Кутлуг-туркан ага и младшая сестра Ширин-бек ага. Они скончались ещё до смерти самого Тимура и были похоронены в мавзолеях в комплексе Шахи Зинда в Самарканде. Согласно источнику «Му‘изз ал-ансаб» у Тимура было ещё три брата: Джуки, Алим-шейх и Суюргатмыш.
Детство
Тимур родился 8 апреля 1336 года в селении Ходжа-Ильгар близ города Кеш (ныне Шахрисабз, Узбекистан) в Средней Азии. Детство и юность Тимура прошли в горах Кеша. В юности он любил охоту и конные состязания, метание копья и стрельбу из лука, имел склонность к военным играм. С десятилетнего возраста наставники — атабеки, служившие у Тарагая, обучали Тимура военному искусству и спортивным играм.
Начало политической деятельности
Первые сведения о Тимуре появились в источниках начиная с 1361 года. Начало политической деятельности Тамерлана схоже с биографией Чингисхана: они были предводителями набранных ими лично отрядов приверженцев, которые и потом оставались главной опорой их могущества. Подобно Чингисхану, Тимур лично входил во все подробности организации военных сил, имел подробные сведения о силах врагов и состоянии их земель, пользовался среди своего войска безусловным авторитетом и мог вполне полагаться на своих сподвижников. Менее удачен был выбор лиц, поставленных во главе гражданского управления (многочисленные случаи наказания за лихоимство высших сановников в Самарканде, Герате, Ширазе, Тавризе).
В 1347 году Чагатайский улус распался на два отдельных государства: Мавераннахр и Моголистан (или Могулистан). В 1360 году Мавераннахр был завоёван Туглук-Тимуром. В 1362 году Туглук-Тимур спешно покинул Мавераннахр вследствие возникшего мятежа группы эмиров в Моголистане, передав власть своему сыну Ильясу-Ходже. Тимур же был утверждён владетелем Кешской области и одним из помощников могульского царевича.
Не успел хан пересечь реку Сырдарья, как Ильяс-Ходжа вместе с эмиром Бекчиком и другими близкими эмирами сговорились удалить Тимура от государственных дел, а при удобном случае и уничтожить его физически. Интриги всё более усиливались и приняли опасный характер. Тимуру пришлось отделиться от моголов и перейти на сторону их врага — эмира Хусейна, внука эмира Казагана. Некоторое время они с небольшим отрядом вели жизнь искателей приключений и пошли в сторону Хорезма, где в сражении под Хивой потерпели поражение от правителя тех земель Таваккала-Конгурота и с остатками своих воинов и слуг вынуждены были отступить вглубь пустыни. Впоследствии выйдя к аулу Махмуди в области, подвластной Махану, они были взяты в плен людьми Алибека Джаникурбана, в плену у которого провели 62 дня. Согласно сведениям историка Шарафиддина Али Язди, Алибек намеревался продать Тимура и Хусейна иранским купцам, но в те дни через Махан не прошёл ни один караван. Узники были спасены старшим братом Алибека эмиром Мухаммад-беком.
Во время стычки в Сеистане, произошедшей осенью 1362 года против врагов правителя Малика Кутбиддина, Тимур лишился двух пальцев на правой руке и был тяжело ранен в правую ногу, отчего стал хромым.
До 1364 года эмиры Тимур и Хусейн жили на южном берегу Амударьи в областях Кахмард, Дарагез, Арсиф и Балх и вели против могулов партизанскую войну.
В 1364 году могулы были вынуждены покинуть страну. Вернувшиеся обратно в Мавераннахр Тимур и Хусейн посадили на престол Кабул-шаха из рода Чагатаидов[26].
На следующий год, на рассвете 22 мая 1365 года под Чиназом произошло кровопролитное сражение между армией Тимура и Хусейна с армией хана Ильяса-Ходжи, вошедшее в историю как «Битва в грязи». У Тимура и Хусейна было немного шансов победить, поскольку у армии Ильяса-Ходжи были превосходящие силы. Во время сражения пошёл проливной ливень, воинам трудно было даже взглянуть вперёд, а лошади вязли в грязи. Несмотря на это, войска Тимура стали одерживать победу на своём фланге, в решающий момент он просил помощи у Хусейна, чтобы добить противника, однако Хусейн не только не помог, но и отступил. Это и предрешило исход сражения. Воины Тимура и Хусейна вынуждено отошли на другой берег реки Сырдарьи.
Тем временем армия Ильяса-Ходжи была изгнана из Самарканда народным восстанием сербедаров, которое возглавили преподаватель медресе Мавлан-заде, ремесленник Абубакр Калави и стрелок Мирзо Хурдаки Бухари. В городе установилось народное правление. Имущество богатых слоёв населения было конфисковано, поэтому они обратились к Хусейну и Тимуру за помощью. Тимур и Хусейн договорились выступить против сербедаров. Весной 1366 года Тимур и Хусейн подавили восстание, казнив сербедарских вождей, но по приказу Тамерлана оставили в живых одного из лидеров восстания, Мавлана-заде, пользовавшегося огромной популярностью в народе.
Избрание «великим эмиром»
Хусейн вынашивал планы занять должность верховного эмира чагатайского улуса, подобно своему деду Казагану, силой захватившему эту должность во времена Казан-хана. В отношениях между Тимуром и Хусейном наметился раскол и каждый из них начинал готовиться к решающему сражению. В этой ситуации большую поддержку Тимуру оказало духовенство в лице термезских сеидов, самаркандского шейх-уль-ислама и Мир Сеида Береке, ставшего духовным наставником Тимура[27].
Переехав из Сали-сарая в Балх, Хусейн начал укреплять крепость. Он решил действовать обманом и хитростью. Хусейн послал Тимуру приглашение на встречу в ущелье Чакчак для подписания мирного договора, а в качестве доказательства своих дружественных намерений обещал поклясться на Коране. Отправившись на встречу, Тимур на всякий случай взял с собой двести джигитов, Хусейн же привёл тысячу своих воинов и по этой причине встреча не состоялась. Тимур вспоминал об этом случае так: «Я послал эмиру Хусейну письмо с тюркским бейтом такого содержания:
Кто обмануть меня намерен, Сам ляжет в землю, я уверен. Коварство проявив своё, Он сам погибнет от него.
Когда моё письмо дошло до эмира Хусейна, он был крайне смущён и просил прощения, но во второй раз я ему не поверил».
Собрав все свои силы, Тимур переправился на другой берег Амударьи. Передовыми частями его войск командовали Суюргатмыш-оглан, Али Муайяд и Хусейн Барлас. На подходе к селению Бийя на встречу войску выдвинулся Барак, предводитель Андхудских сайиндов, и вручил ему литавры и знамя верховной власти. На пути к Балху к Тимуру присоединились прибывший из Каркары Джаку барлас со своим войском и эмир Кайхусрав из Хутталана, а на другом берегу реки также присоединились эмир Зинда Чашм из Шибиргана, хазарийцы из Хульма и Бадахшана Мухаммадшах. Узнав про это, многие воины эмира Хусейна покинули его.
Перед сражением Тимур собрал курултай, на котором ханом Мавераннахра был избран Суюргатмыш-хан, сын Казан-хана. Незадолго до утверждения Тимура «великим эмиром» к нему пришёл некий добрый вестник, шейх из Мекки, и сказал, что ему было видение, будто он, Тимур, станет великим правителем. По этому случаю вручил ему знамя, барабан, символ верховной власти. Но он эту верховную власть лично не берёт, а остаётся рядом с ней[6].
10 апреля 1370 года Балх был покорён, а Хусейн взят в плен и убит правителем Хуталляна Кайхусравом на правах кровной мести, так как до этого Хусейн убил его брата[28]. Здесь же состоялся курултай, в котором приняли участие чагатайские беки и эмиры, высокопоставленные сановники областей и туманов, термезшахи. Среди них были бывшие соперники и друзья детства Тимура: Байан-сулдус, эмиры Ульджайту, Кайхосров, Зинда Чашм, Джаку-барлас и многие другие. Курултай избрал Тимура верховным эмиром Турана, как отныне стало называться государство Тимура, возложив на него ответственность за установление долгожданного мира, стабильности и порядка в стране. Брак с дочерью Чингизида Казан-хана, пленной вдовой эмира Хусейна Сарай-мульк ханым, позволил Тимуру прибавить к своему имени почётный титул «Гураган», то есть «(ханский) зять».
На курултае Тимур принял присягу от всех военачальников Мавераннахра. Подобно своим предшественникам, он не принял ханского титула и довольствовался званием «великого эмира» — ханами при нём считались потомки Чингисхана Суюргатмыш-хан (1370—1388), а затем его сын Махмуд-хан (1388—1402). Столицей государства был выбран Самарканд. Тимур начал борьбу за создание централизованного государства.
Укрепление и расширение государства
Несмотря на заложенный фундамент государственности, Хорезм и Шибирган, которые относились к Чагатайскому улусу, не признавали новой власти в лице Суюргатмыш-хана и эмира Тимура. Неспокойно было на южных и северных рубежах границы, где беспокойство доставляли Моголистан и Белая Орда, часто нарушая границы и разграбливая селения. После захвата Урус-ханом Сыгнака и переноса в него столицы Белой Орды, Яссы (ныне Туркестан), Сайрам и Мавераннахр оказались в ещё большей опасности. Необходимо было предпринимать меры по защите и укреплению государственности.
Вскоре власть эмира Тимура признали Балх и Ташкент, однако Хорезмские правители продолжали сопротивляться Чагатайскому улусу, опираясь на поддержку правителей Дашти кипчака. В 1371 году правитель Хорезма предпринял попытку захвата южного Хорезма, который входил в состав Чагатайского улуса. Эмир Тимур требовал у Хорезма вернуть захваченные земли сначала мирным путём, посылая в Гургандж сначала тавачи (квартирмейстера), потом шейх-уль-ислама (глава мусульманской общины), но правитель Хорезма Хусейн Суфи оба раза отказался выполнять это требование, взяв в плен посла. В дальнейшем эмир Тимур совершил пять походов на Хорезм.
Походы на Моголистан
Моголистан необходимо было покорить для обеспечения безопасности границ государства. Моголистанские феодалы часто совершали грабительские набеги на Сайрам, Ташкент, Фергану и Яссы. Особенно большие беды принесли народу набеги могулистанского улусбеги эмира Камар ад-Дина в 1370—1371 годах.
С 1371 по 1390 годы эмир Тимур совершил семь походов на Моголистан, окончательно разбив армию Камар ад-Дина и Анка-тюра в 1390 году. Первые два похода против Камар ад-Дина Тимур предпринял весной и осенью 1371 года. Первый поход закончился перемирием; во время второго Тимур, выйдя из Ташкента, двинулся в сторону селения Янги на Тараз. Там он обратил могулов в бегство и захватил большую добычу.
В 1375 году Тимур осуществил третий успешный поход. Он вышел из Сайрама и прошёл через районы Таласа и Токмака по верхнему течению реки Чу, возвратившись в Самарканд через Узген и Ходжент[29]. Однако Камар ад-Дин не был разгромлен. Когда армия Тимура вернулась в Мавераннахр, Камар ад-Дин зимой 1376 года вторгся в Фергану и осадил город Андижан. Наместник Ферганы, третий сын Тимура Умар-шейх, бежал в горы. Разъярённый Тимур поспешил в Фергану и долго преследовал противника за Узгеном и горами Яссы до самой долины Ат-Баши, южного притока верхнего Нарына.
В 1376—1377 годах Тимур совершил свой пятый поход против Камар ад-Дина. Он разбил его армию в ущельях западнее Иссык-Куля и преследовал до Кочкара[8]. В «Зафар-наме» упоминается шестой поход Тимура в район Иссык-Куля против Камар ад-Дина в 1383 году, однако улусбеги опять удалось ускользнуть.
В 1389—1390 годах Тимур активизировал свои действия, чтобы окончательно разгромить Камар ад-Дина. В 1389 году он перешёл Или и пересёк район Имиль по всем направлениям, к югу и востоку от озера Балхаш и вокруг Ата-Куля. Его авангард тем временем преследовал моголов до Чёрного Иртыша, южнее Алтая. Его передовые отряды дошли на востоке до Кара Ходжи, то есть почти до Турфана[8]. В 1390 году Камар ад-дин был окончательно разгромлен, и Моголистан окончательно перестал угрожать державе Тимура. Однако Тимур дошёл лишь до Иртыша на севере, Алакула на востоке, Эмила и ставки монгольских ханов Балиг-Юлдуза, но завоевать земли восточнее гор Тангри-тага и Кашгара он не смог. Камар ад-Дин бежал на Иртыш и впоследствии умер от водянки. В качестве хана Могулистана утвердился Хизр-Ходжа.
Первые походы в Переднюю Азию
В 1380 году Тимур отправился в поход против Малика Гияс-ад-дина Пир-Али II, так как тот не пожелал признать себя вассалом эмира Тимура и стал в ответ укреплять оборонительные стены своей столицы города Герата. В начале Тимур направил к нему посла с приглашением на курултай, дабы решить проблему мирным путём, но Гияс-ад-дина Пир-Али II отверг предложение, задержав посла. В ответ на это в апреле 1380 года Тимур направил десять полков на левый берег Амударьи. Его войска захватили области Балх, Шибирган и Бадхыз. В феврале 1381 года выступил с войсками сам эмир Тимур и взял Хорасан, города Серахс, Джами, Каусия, Туе и Келат, а город Герат был взят после пятидневной осады. Помимо Келата был взят Себзевар, в результате чего окончательно прекратило существование государство сербедаров. В 1382 году правителем Хорасана был назначен сын Тимура Миран-шах. В 1383 году Тимур опустошил Систан и жестоко подавил восстание сербедаров в Себзеваре.
В 1383 году он взял Систан, в котором были повержены крепости Зирех, Заве, Фарах и Буст. В 1384 году захватил города Астрабад, Амуль, Сари, Султания и Тебриз, фактически захватив всю Персию.
Борьба с Золотой Ордой
Следующими целями Тамерлана были обуздание Золотой Орды и установление политического влияния в его восточной части и объединение Моголистана и Мавераннахра, разделённого ранее, в единое государство, называвшееся в своё время Чагатайским улусом.
Осознавая всю опасность, исходящую от Золотой Орды, с первых же дней своего правления Тимур всячески пытался привести там к власти своего ставленника. Хан Синей орды Урус-хан пытался объединить некогда могущественный улус Джучи, но его планам помешала усилившаяся борьба между Джучидами и феодалами Дешт-и Кипчака. Тимур всячески поддерживал Тохтамыш-оглана, отец которого погиб от рук Урус-хана, в итоге занявшего престол Белой Орды. Однако после прихода к власти хан Тохтамыш стал проводить враждебную политику по отношению к землям Мавераннахра. В 1387 году Тохтамыш вместе с правителем Хорезма Хусейном Суфи совершили грабительский набег на Бухару, что привело к последнему походу Тимура на Хорезм и дальнейшим военным действиям против Тохтамыша (Тамерлан совершил против него три похода, окончательно разбив только в 1395 году).
Трёхлетний поход и завоевание Хорезма
Первый, так называемый «трёхлетний» поход в западную часть Персии и прилегающие к ней области Тимур начал в 1386 году. В ноябре 1387 года войска Тимура взяли Исфахан и захватили Шираз. Несмотря на успешное начало похода, Тимур был вынужден вернуться обратно вследствие нашествия на Мавераннахр золотоордынского хана Тохтамыша в союзе с хорезмийцами (1387 год). В Исфахане был оставлен гарнизон из 6 000 воинов, а его правителя Шах-Мансура из династии Музаффаридов Тимур увёз с собой. Вскоре после ухода основных войск Тимура в Исфахане произошло народное восстание под предводительством кузнеца Али Кучека. Весь гарнизон Тимура был перебит. Об ответных действиях Тимура против исфаханцев повествует в своих путевых записках Иоганн Шильтбергер:
«Последний тотчас же возвратился, однако в течение 15 дней не мог овладеть городом. Поэтому он предложил жителям перемирие на условии, что они передадут в его подчинение 12 тысяч стрелков для какого-то походa. Когда эти воины были отправлены к нему, он приказал отрезать у каждого из них большой палец на руке, после чего отправил их назад в город, который вскоре был взят им приступом. Собрав жителей, он приказал умертвить всех, кто был старше 14 лет, пощадив тех, кому было меньше лет. Головы убитых были сложены в виде башни в центре города. Затем он приказал вывести женщин и детей в поле за городом, где отделил детей моложе семи лет. После этого он приказал своим воинам наехать на них своими лошадьми. Собственные советники Тамерлана и матери этих детей пали перед ним на колени и умоляли его пощадить детей. Но он не внял их мольбам, повторил своё приказание, которое, однако, ни один воин выполнить не решался. Разгневавшись на них, Тамерлан сам наехал на детей и сказал, что хотел бы знать, кто осмелится не последовать за ним. Тогда воины были вынуждены последовать его примеру и растоптать детей копытами своих лошадей. Всего растоптанных насчитали около семи тысяч. После этого он приказал поджечь город, а женщин и детей увел в свою столицу Самарканд, в котором он не был 12 лет.»[30]
Следует заметить, что Шильтбергер сам не был очевидцем этих событий, а узнал о них от третьих лиц, находясь на Ближнем Востоке в период с 1396 по 1427 годы.
В 1388 году Тимур прогнал татар и взял столицу Хорезма г. Ургенч. По приказу Тимура оказавшие сопротивление хорезмийцы были беспощадно истреблены, город разрушен до основания[31][32], а на его месте был посеян ячмень[33]. На самом деле Ургенч не был разрушен до основания, так как до наших дней сохранились шедевры архитектуры Ургенча, построенные до Тимура, к примеру, мавзолей Иль-Арслана (XII век), мавзолей хорезмшаха Текеша (1200 год) и др[34].
В 1389 году Тимур совершил опустошительный поход вглубь монгольских владений до Иртыша на севере и до Большого Жылдыза на востоке, а в 1391 году — поход на золотоордынские владения до Волги, разбив Тохтамыша в битве на реке Кондурче. После этого Тимур направил свои войска против Моголистана (1389—1390).
Пятилетний поход и разгром Золотой Орды
Второй длительный, так называемый «пятилетний» поход в Иран Тимур начал в 1392 году. В том же году Тимур завоевал прикаспийские области, в 1393 — западную Персию и Багдад, а в 1394 — Закавказье. В грузинских источниках приводится несколько сведений о действиях Тимура в Грузии, о политике исламизации страны и взятии Тбилиси, о грузинском боевом содружестве и т. д. Царь Георгий VII к 1394 году сумел накануне очередного нашествия провести оборонительные мероприятия — он собрал ополчение, к которому присоединил кавказских горцев, включая и нахов. Вначале объединенное грузино-горское войско имело некоторый успех, они даже смогли отбросить передовые отряды завоевателей. Однако, в конечном счете, подход Тимура с основными силами решил исход войны. Разбитые грузины и нахи отступили на север в горные ущелья Кавказа. Учитывая стратегическую важность перевальных дорог на Северный Кавказ, в особенности, естественной крепости — Дарьяльского ущелья, Тимур решил захватить его. Однако огромная масса войск настолько смешалась в горных теснинах и ущельях, что оказалась небоеспособной. Оборонявшиеся сумели убить столь много людей в передовых рядах врагов, что, не выдержав, «повернули… воины Тимура».
Одного своего сына, Умар-шейха, Тимур назначил правителем Фарса, а другого сына, Миран-шаха — правителем Закавказья. Нашествие Тохтамыша на Закавказье вызвало ответный поход Тимура в Восточную Европу (1395 год); Тимур окончательно разбил Тохтамыша на Тереке и преследовал его до пределов Московского княжества. Этим разгромом армии хана Тохтамыша Тамерлан принёс косвенную пользу в борьбе русских земель против татаро-монгольского ига[35]. Кроме того, в результате победы Тимура северная ветка Великого шёлкового пути, проходившая через земли Золотой Орды, пришла в упадок. Торговые караваны стали проходить через земли государства Тимура.
Преследуя бегущие войска Тохтамыша, Тимур вторгся в Рязанские земли, разорил Елец, составив угрозу Москве. Начав наступление на Москву, он неожиданно 26 августа 1395 года повернул назад (возможно, по причине восстаний ранее покорённых народов) и вышел из пределов Московских земель в тот самый день, когда москвичи встречали образ Владимирской иконы Пресвятой Богородицы, принесённый из Владимира (с этого дня икона почитается как покровительница Москвы), на помощь Москве также шло войско Витовта.
.« Князь смоленский, Юрий Святославович, шурин сего князя (Витовта), служил ему при осаде Витебска как данник Литвы; но Витовт, желая совершенно покорить сие княжение, собрал войско многочисленное и, распустил слух, что идет на Тамерлана, вдруг явился под стенами Смоленска…».— Н. М. Карамзин, «История государства Российского», том 5, глава II
Согласно «Зафар-наме» Шараф ад-Дина Йазди, Тимур находился на Дону после его победы над Тохтамышем на реке Терек и до разгрома городов Золотой Орды в том же 1395 году. Тимур лично преследовал отступавших после поражения полководцев Тохтамыша до их полного разгрома на Днепре. Вероятнее всего, согласно данному источнику, Тимур не ставил целью поход именно на русские земли. К границам Руси подошли некоторые его отряды, а не он сам. Здесь, на удобных летних ордынских пастбищах простиравшихся в пойме Верхнего Дона до современной Тулы, небольшая часть его армии остановилась на две недели. Хотя местное население и не оказало серьёзного сопротивления, край подвергся жестокому разорению. Как свидетельствуют русские летописные рассказы о нашествии Тимура, его армия стояла по обе стороны Дона две недели, землю Елецкую «попленила» и князя елецкого «изыма» (захватила). Некоторые монетные клады в окрестностях Воронежа датируются именно 1395 годом. Однако, в окрестностях Ельца, подвергшегося, согласно вышеупомянутым русским письменным источникам, погрому, кладов с такой датировкой на настоящий момент не обнаружено. Шараф ад-Дин Йазди описывает большую добычу взятую в русских землях и не описывает ни одного боевого эпизода с местным населением, хотя основное назначение «Книги побед» («Зафар-наме») было описать подвиги самого Тимура и доблесть его воинов. В «Зафар-намэ» содержится подробнейший перечень русских городов покорённых Тимуром, где есть и Москва. Возможно, это лишь список русских земель, не желавших вооружённого конфликта и приславших своих послов с дарами.
Затем Тимур разграбил торговые города Азов и Кафу, сжёг Сарай-Бату и Астрахань, но прочное завоевание Золотой Орды не было целью Тамерлана, и поэтому Кавказский хребет остался северной границей владений Тимура. Ордынские города Поволжья так и не оправились от Тамерланова разорения вплоть до окончательного распада Золотой Орды. Разгромлены были и многие колонии итальянских купцов в Крыму и в нижнем течении Дона. Город Тана (современный Азов) поднимался из руин несколько десятилетий.
В 1396 году он вернулся в Самарканд и в 1397 году назначил своего младшего сына Шахруха правителем Хорасана, Систана и Мазандерана.
Поход на Индию
В 1398 Тимур предпринял поход на Индию, по дороге были побеждены горцы Кафиристана. В декабре Тимур под стенами Дели разбил войско Делийского султана и без сопротивления занял город, который через несколько дней был разграблен его войском и сожжён. По приказу Тимура 100 тысяч пленных индийских воинов были казнены из опасения мятежа с их стороны[31]. В 1399 году Тимур дошёл до берегов Ганга, на обратном пути взял ещё несколько городов и крепостей и вернулся в Самарканд с огромной добычей.
Семилетний поход и разгром Османского государства
Вернувшись из Индии в 1399 году, Тимур сразу же начал «семилетний» поход в Иран. Этот поход первоначально был вызван беспорядками в области, управляемой Миран-шахом. Тимур низложил своего сына и разбил вторгшихся в его владения врагов. Продвигаясь на запад, Тимур столкнулся с туркменским государством Кара-Коюнлу, победа войск Тимура вынудила предводителя туркмен Кара Юсуфа бежать на запад к османскому султану Баязиду Молниеносному. После чего Кара Юсуф и Баязид договорились о совместном действии против Тимура. На требование Тимура выдать ему Кара Юсуфа султан Баязид ответил язвительным отказом.
В 1400 году Тимур начал военные действия против Баязида, захватившим Эрзинджан, где правил вассал Тимура, и против египетского султана Фараджа ан-Насира, предшественник которого, Баркук, ещё в 1393 году велел убить посла Тимура. В 1400 году Тимур взял крепости Кемак и Сивас в Малой Азии и Халеб в Сирии, принадлежавшей египетскому султану, а в 1401 году занял Дамаск.
20 июля 1402 года Тимур одержал важнейшую победу над Османским султаном Баязидом I, нанеся ему поражение в битве при Анкаре. Сам султан был взят в плен. В результате сражения Тимуром была захвачена вся Малая Азия, а поражение Баязида привело к крестьянской войне в Османском государстве и междоусобицам сыновей Баязида. В письме Альберто Кампензе к Его Святейшеству Папе Клименту VII о делах Московии рассказываются некоторые подробности о Тамерлане: "/Тамерлан/ Государь сей орды, называвшийся Темир-Кутлу и известный в Истории под именем Тамерлана, еще на нашей памяти, подобно молнии (с 1,200,000 воинов, как повествуют историки наши), опустошая и разоряя все встречавшееся ему на пути, проник через Азию в Египет и победил Турецкого Султана Баязета, который сам в то время, захватив Македонию, Фессалию, Фокиду, Беотию и Аттику, и ослабив частыми набегами Иллирию и Булгарию, с жестокостью, в продолжении долгого времени держал в осаде Константинополь, главу Христианской Империи. Император Константинопольский принужден был, оставив столицу свою, бежать во Францию и в Италию, дабы просить помощи противу Баязета. Между тем Тамерлан принудил сего последнего снять осаду Константинополя и, выступив противу него с огромную ратью, разбил его, победил, взял в плен живого, заковал в золотые цепи и долгое время всюду возил за собою".[36]
Крепость Смирну, (принадлежавшую рыцарям-иоаннитам), которую османские султаны не могли взять в течение 20 лет, Тимур захватил штурмом за две недели. Западная часть Малой Азии в 1403 году была возвращена сыновьям Баязида, в восточной были восстановлены низложенные Баязидом местные династии.
По возвращении в Самарканд Тимур планировал объявить своим преемником своего старшего внука Мухаммед-Султана (1375—1403), который действиями и умом был похож на деда. Однако в марте 1403 года тот заболел и скоропостижно скончался.
Начало похода в Китай
Когда Тимуру было 68 лет — осенью 1404 года, он начал готовить вторжение в Китай. Основная цель заключалась в захвате оставшейся части Великого Шелкового пути для получения максимальных прибылей и обеспечения процветания родного Мавераннахра и его столицы Самарканда. Тимур также считал, что всё пространство населённой части мира не стоит того, чтобы иметь двух повелителей. В августе 1404 года Тимур вернулся в Самарканд и через несколько месяцев предпринял поход на Китай, к которому начал готовиться ещё в 1398 году. В тот год им была построена крепость на границе нынешней Сыр-Дарьинской области и Семиречья; теперь было построено ещё одно укрепление, в 10 днях пути дальше к востоку, вероятно, около Иссык-Куля. Поход был прекращён из-за начавшейся холодной зимы, а в феврале 1405 года Тимур скончался.
Дипломатические связи
Тимур, создавший огромную империю, установил дипломатические связи с рядом государств, в числе которых были Китай, Египет, Византия, Франция, Англия, Кастилия и др. В 1404 году в столице его государства — Самарканде побывал посол кастильского короля Гонсалес де Клавихо, Руй. Сохранились подлинники писем Тимура французскому королю Карлу VI.
Внутренняя политика
Свод законов
Во времена правления эмира Тимура был создан свод законов, известный как «Уложения Тимура», в котором были изложены правила поведения подданных и обязанности правителей и должностных лиц, а также правила управления армией и государством.
При назначении на должность «великий эмир» требовал от всех преданности и верности. Тимур назначил на высокие должности 315 человек, которые сражались с ним бок о бок с самого начала его политической карьеры. Первая сотня была назначена десятниками, вторая сотня — сотниками, и третья — тысячниками. Из оставшихся пятнадцати человек четыре были назначены беками, один — верховным эмиром, а другие на остальные высокие посты.
Судебная система делилась на три ступени: 1. Судья шариата (кади) — который руководствовался в своей деятельности установленными нормами шариата; 2. Судья ахдос — который руководствовался в своей деятельности устоявшимися в обществе нравами и обычаями. 3. Кази аскар — который вёл разбирательство по военным делам. Все являлись равными перед законом, как правители, так и подданные.
Визири под руководством Диван-Беги были ответственны за общее положение подданных и войска, за финансовое состояние страны и деятельность государственных учреждений. Если поступала информация, что визирь финансов присвоил себе часть казны, то это проверялось и, при подтверждении, принималось одно из решений: если присвоенная сумма была равной его жалованию (улуфу), то эта сумма отдавалась ему в дар. Если присвоенная сумма в два раза больше жалования, то лишнее удерживалось. Если же присвоенная сумма была в три раза выше установленного жалования, то всё отбиралось в пользу казны.
Эмиры, так же, как и визири, назначались из знатного рода и должны были обладать такими качествами, как проницательность, храбрость, предприимчивость, осторожность и бережливость, вести дела, всесторонне продумав последствия каждого своего шага. Они должны были «знать тайны ведения сражения, способы рассеивания вражеского войска, не терять присутствия духа в разгар схватки и без дрожи и колебания уметь вести войска, а при расстройстве боевого порядка, быть в состоянии без промедления его восстановить».
Законом была закреплена защита воинов и простого народа. Уложение обязывало сельских и квартальных старейшин, сборщиков налогов и хакимов (местных правителей) уплачивать штраф простолюдину в размере причинённого ему ущерба. Если же вред причинял воин, то его следовало передать в руки пострадавшего, и тот сам определял для него меру наказания.
По мере возможностей, в уложении закреплялась защита народа на завоёванных землях от унижения и разграбления.
Отдельная статья посвящена в уложении вниманию к нищим, которых следовало собирать в определённое место, давать им пищу и работу, а также клеймить их. Если после этого они продолжали побираться, то их следовало изгонять из страны.
Эмир Тимур уделял внимание чистоте и нравственности своего народа, он ввёл понятие нерушимости закона и велел не спешить с наказанием преступников, а тщательно проверять все обстоятельства дела и только после этого выносить вердикт. Правоверным мусульманам разъясняли основы религии для установления шариата и ислама, обучали тафсиру (толкование Корана), хадисам (сборники преданий о пророке Мухаммеде) и фикху (мусульманское законоведение). Также в каждый город назначались улемы (учёные) и мударрисы (преподаватели медресе).
Юридические документы государства Тимура, были составлены на двух языках: персидском и чагатайском. Так, например, документ от 1378 года, дающий привилегии потомкам Абу Муслима, жившим в Хорезме, был составлен на чагатайском тюркском языке[12].
Армия
В распоряжении Тимура было огромное войско до 200 тысяч воинов. В составе армии Тимура воевали представители различных племён: барласы, дербеты, нукузы, найманы, половцы, дулаты, кият, джалаиры, сулдус, меркиты, ясавур, каучины, канглы[37] аргыны, тулкичи, дулдаи, тугаи, кыпчаки, арлаты, татары, тарханы,кереиты и др.[38]
Военная организация войск была построена как у монголов по десятичной системе: десятки, сотни, тысячи, тумены (10 тыс.). Среди органов отраслевого управления был вазират (министерство) по делам военнослужащих (сипаев)[39].
Опираясь на богатый опыт своих предшественников, Тамерлан сумел создать мощную и боеспособную армию, позволившую ему одерживать блестящие победы на полях сражений над своими противниками. Эта армия была многонациональным и многоконфессиональным объединением, ядром которого являлись тюрко-монгольские воины-кочевники. Армия Тамерлана делилась на конницу и пехоту, роль которой сильно возросла на рубеже XIV—XV веков. Тем не менее, основную часть армии составляли конные отряды кочевников, костяк которых состоял из элитных подразделений тяжеловооружённых кавалеристов, а также отрядов телохранителей Тамерлана. Пехота зачастую играла вспомогательную роль, однако была необходима при осадах крепостей. Пехота была большей частью легковооружённой и в основном состояла из лучников, однако в армии состояли также тяжеловооружённые ударные отряды пехотинцев.
Помимо основных родов войск (тяжёлой и лёгкой конницы, а также пехоты) в армии Тамерлана находились отряды понтонёров, рабочих, инженеров и прочих специалистов, а также особые пехотные части, специализировавшиеся на боевых операциях в горных условиях (их набирали из жителей горных селений). Организация армии Тамерлана в общем и целом соответствовала десятичной организации Чингисхана, однако появился ряд изменений (так, появились подразделения численностью от 50 до 300 человек, называвшиеся «кошунами», численность более крупных подразделений-«кулов» также была непостоянной).
Основным оружием лёгкой конницы, как и пехоты, был лук. Лёгкие кавалеристы пользовались также саблями или мечами и топорами. Тяжеловооружённые всадники были облачены в панцири (наиболее популярным доспехом была кольчуга, зачастую укреплённая металлическими пластинами), защищены шлемами и сражались саблями или мечами (помимо луков и стрел, которые были распространены повсеместно). Простые пехотинцы были вооружены луками, воины тяжёлой пехоты сражались саблями, топорами и булавами и были защищены панцирями, шлемами и щитами.
Во время своих походов Тимур использовал знамёна с изображением трёх колец. По мнению некоторых историков, три кольца символизировали землю, воду и небо. По мнению Святослава Рерихатибетцев, у которых три кольца означали прошлое, настоящее и будущее. На некоторых миниатюрах изображены красные знамёна войска Тимура. Во время индийского похода использовалось чёрное знамя с серебряным драконом. Перед походом на Китай Тамерлан приказал изобразить на знамёнах золотого дракона.
, Тимур мог заимствовать символ уЕсть легенда, что перед битвой при Анкаре Тимур и Баязид Молниеносный встретились на поле боя. Баязид, смотря на знамя Тимура, произнёс: «Какая наглость думать, что тебе принадлежит весь мир!». В ответ Тимур, показывая на знамя турка, произнёс: «Ещё большая наглость думать, что тебе принадлежит луна».
Градостроительство и архитектура
В годы своих завоеваний Тимур свозил в страну не только материальную добычу, но и привозил с собой видных учёных, ремесленников, художников, архитекторов. Он считал, что чем больше будет в городах культурных людей, тем быстрее будет идти его развитие и тем благоустроеннее будут города Мавераннахра и Туркестана. В ходе своих завоеваний он положил конец политической раздробленности в Персии и на Ближнем востоке, стараясь оставить память о себе в каждом городе, в котором побывал, он строил в нём несколько красивых зданий. Так, например, он восстановил города Багдад, Дербенд, Байлакан, разрушенные на дорогах крепости, стоянки, мосты, оросительные системы.
Тимур заботился преимущественно о процветании своего родного Мавераннахра и о возвышении блеска своей столицы — Самарканда. Тимур пригонял из всех завоёванных земель мастеров, архитекторов, ювелиров, строителей, зодчих для того, чтобы обустроить города его империи: столицу Самарканд, родину отца — Кеш (Шахрисябз), Бухару, пограничный город Яссы (Туркестан). Всю свою заботу, которую он вкладывал в столицу Самарканд, ему удалось выразить через слова о ней: — «Над Самаркандом всегда будет голубое небо и золотые звёзды». Только в последние годы им принимались меры для поднятия благосостояния других областей государства, преимущественно пограничных (в 1398 году был проведён новый оросительный канал в Афганистане, в 1401 году — в Закавказье и т. д.)[6]
В 1371 году он начал восстановление разрушенной крепости Самарканда, оборонительных стен Шахристана с шестью воротами Шейхзаде, Аханин, Феруза, Сузангаран, Каризгах и Чорсу, а в арке были построены два четырёхэтажных здания Куксарай, в котором расположились государственная казна, мастерские и тюрьма, а также Бустон-сарай, в котором расположилась резиденция эмира.
Тимур сделал Самарканд одним из центров торговли в Центральной Азии. Как пишет путешественник Клавихо: «В Самарканде ежегодно продаются товары, привезённые из Китая, Индии, Татарстана (Дашт-и кипчака — Б. А.) и других мест, а также из самого богатого царства Самарканда. Так как в городе не было специальных рядов, где бы удобно было торговать, Тимурбек приказал проложить через город улицу, по обеим сторонам которой были бы лавки и палатки для продажи товаров».
Тимур очень большое внимание уделял развитию исламской культуры и благоустройству священных для мусульманина мест. В мавзолеях Шахи Зинда он возвёл гробницы над могилами своих родственников, по указанию одной из жён, которую звали Туман ака там были возведены мечеть, обитель дервишей, усыпальница и Чартаг. Также возвёл Рухабад (усыпальница Бурханиддина Согарджи), Кутби чахардахум (гробница Шейх ходжа Нуриддина Басира) и Гур-Эмир (фамильная усыпальница рода тимуридов). Также в Самарканде он возвёл много бань, мечетей, медресе, обителей дервишей, караван-сараев.
В течение 1378—1404 годов в Самарканде и близлежащих землях было взращено 14 садов Баг-и бихишт, Баг-и дилкуша, Баг-и шамал, Баг-и булди, Баг-и нав, Баг-и джаханнума, Баг-и тахти карача и Баг-и давлатабад, Баг-зогча (сад грачей) др. Каждый из этих садов имел у себя дворец и фонтаны. В своих трудах о Самарканде упоминает историк Хафизи Абру, в которых он пишет, что «возведённый раньше из глины Самарканд перестроил, возведя здания из камня». Парковые комплексы Тимура были открыты для простых горожан, которые проводили там дни отдыха[40]. Ни один из этих дворцов до наших дней не сохранился.
В 1399—1404 годах в Самарканде были построены соборная мечеть и напротив неё медресе. Мечеть позже получила название Биби Ханум (госпожа бабушка — по-тюркски).
Был обустроен Шахрисабз (по-таджикски «зелёный город»), в котором были возведены разрушенные городские стены, оборонительные сооружения, гробницы святых, величественные дворцы, мечети, медресе, усыпальницы. Тимур также уделял время и постройке базаров и бань. С 1380 по 1404 годы был построен дворец Аксарай. В 1380 году была возведена фамильная усыпальница Дар ус-саадат.
Также были обустроены города Яссы и Бухара. В 1388 году восстановлен город Шахрухия, который был разрушен во времена нашествия Чингисхана.
В 1398 году после победы над ханом Золотой Орды Тохтамышем, в Туркестане над могилой поэта и философа-суфиста ходжи Ахмада Яссави по приказу Тимура иранскими и хорезмийскими мастерами был построен мавзолей. Здесь же тебризским мастером был отлит двухтонный медный котёл, в котором должны были готовить еду для нуждающихся.
Развитие науки и живописи
В Мавераннахре широкое распространение получило прикладное искусство, в котором художники могли проявить всё своё мастерство владения своими навыками. Своё распространение оно получило в Бухаре, Яссы и Самарканде. Сохранились рисунки в усыпальницах гробницы Ширинбека-ага и Туман-ага, сделанные в 1385-м и 1405-м годах соответственно. Особое развитие получило искусство миниатюры, которые украшали такие книги писателей и поэтов Мавераннахра как «Шахнаме» Абулкасима Фирдоуси и «Антологию иранских поэтов». Большого успеха в искусстве в то время добились художники Абдулхай Багдади, Пир Ахмад Багишамали и Ходжа Бангир Табризи. В гробнице Ходжа Ахмеда Ясави, находящейся в Туркестане находились большой чугунный котёл и подсвечники с написанными на них именем Эмира Тимура. Похожий подсвечник также был найден и в усыпальнице Гур-Эмира в Самарканде. Всё это свидетельствует о том, что больших успехов достигли и среднеазиатские мастера своего дела, в особенности мастера по дереву с камнем и ювелиры с ткачами.
В области науки и просвещения получили распространение юриспруденция, медицина, богословие, математика, астрономия, история, философия, музыковедение, литература и наука о стихосложении. Видными богословом в то время был Джалалиддин Ахмед аль Хорезми. Больших успехов в астрологии достиг Маулана Ахмад, а в правоведении Абдумалик, Исамиддин и Шейх Шамсиддин Мухаммад Джазаири. В музыковедении Абдулгадир Мараги, отец и сын Сафиаддин и Ардашер Чанги. В живописи Абдулхай Багдади и Пир Ахмад Багишамоли. В философии Садиддин Тафтаззани и Али аль-Джурджани. В истории Низамиддин Шами и Хафизи Абру.
Духовные наставники Тимура
Первым духовным наставником Тимура был наставник его отца — суфийский шейх Шамс ад-дин Кулял. Также известны Зайнуд-дин Абу Бакр Тайбади, крупный хоросанский шейх и Шамсуддин Фахури — гончар, видный деятель тариката накшбандия. Главным же духовным наставником Тимура был потомок пророка Мухаммеда, шейх Мир Сейид Береке. Именно он вручил Тимуру символы власти: барабан и знамя, когда он пришёл к власти в 1370 году. Вручая эти символы, Мир Сейид Береке предсказал эмиру великое будущее. Он сопровождал Тимура в его больших походах. В 1391 году он благословил его перед битвой с Тохтамышем. В 1403 году они вместе оплакивали неожиданно скончавшегося престолонаследника — Мухаммад-Султана. Мир Сейид Береке был похоронен в мавзолее Гур Эмир, где у его ног был похоронен и сам Тимур. Другим наставником Тимура был сын суфийского шейха Бурхан ад-дина Сагарджи Абу Саид. Тимур приказал построить мавзолей Рухабад над их могилами.[41]
Жёны и дети Тимура
У него было 18 жён, из которых его любимой женой была сестра Эмира Хусейна — Ульджай-туркан ага.[6] По другой версии его любимой женой была дочь Казан-хана Сарай-мульк ханым. У неё не было своих детей, но ей было доверено воспитание некоторых сыновей и внуков Тимура. Она была известной покровительницей науки и искусств. По её приказу в Самарканде было построено огромное медресе и мавзолей для её матери.
В 1352 году Тимур женится на дочери эмира Джаку-барласа Турмуш-ага. Хан Мавераннахра Казаган, убедившись в достоинствах Тимура, в 1355 году отдал ему в жёны свою внучку Ульджай-туркан ага. Благодаря этому браку возник союз Тимура с эмиром Хусейном — внуком Казагана.
Кроме этого у Тимура были другие жёны: Тугди би, дочь Ак Суфи кунграта, Улус ага из племени Сулдуз, Науруз ага, Бахт султан ага, Бурхан ага, Таваккул-ханим, Турмиш ага, Джани-бик ага, Чулпан ага и др.[42]
У Тимура было четверо сыновей: Джахангир (1356—1376), Умар-шейх (1356—1394), Миран-шах (1366—1408), Шахрух (1377—1447) и несколько дочерей: Ука бегим (1359—1382), Султан Бахт ага (1362—1430), Биги джан, Саадат султан, Мусалла.[43]
Смерть
Умер во время похода на Китай.[6] После завершения семилетней войны, в ходе которой был разгромлен Баязид I, Тимур начал подготовку к Китайской кампании, которую он давно планировал из-за притязаний Китая на земли Мавераннахра и Туркестана . Он собрал большую двухсоттысячную армию, вместе с которой выдвинулся в поход 27 ноября 1404 года. В январе 1405 года он прибыл в город Отрар (развалины его — недалеко от впадения Арыси в Сыр-Дарью), где заболел и умер (по словам историков — 18 февраля, по надгробному памятнику Тимура — 15-го). Тело забальзамировали, положили в гроб из чёрного дерева, обитый серебряной парчой, и отвезли в Самарканд. Тамерлан был похоронен в мавзолее Гур Эмир, в ту пору ещё незавершённом. Официальные траурные мероприятия были проведены 18 марта 1405 года внуком Тимура Халиль-Султаном (1405—1409), который захватил самаркандский престол вопреки воле деда, который завещал царство старшему внуку Пир-Мухаммеду.
Саркофаг Тамерлана
После смерти Тамерлана была построена усыпальница — величественный мавзолей Гур-Эмир, где помещены саркофаг сделанный из нефрита с прахом Тамерлана и два мраморных саркофага меньшего размера — с прахом его любимых жен.
Путешествовавший по Центральной Азии русский политик и общественный деятель Илларион Васильчиков вспоминал о посещении Гур-Эмира в Самарканде:[44]
![]() |
...Внутри мавзолея, посередине, стоял большой саркофаг самого Тамерлана весь из темно-зеленого нефрита, с вырезанными по нему орнаментами и изречениями из Корана, а по бокам его два меньших саркофага белого мрамора — любимых жен Тамерлана | ![]() |
Легенда о могиле Тамерлана
Согласно легенде, источник и время возникновения которой не представляется возможным установить, существовало предсказание[45] о том, что если прах Тамерлана будет потревожен, начнётся великая и страшная война.
В усыпальнице Тимура Гур Эмир в Самарканде на большой тёмно-зелёной нефритовой могильной плите арабской вязью на арабском и персидском языках начертано:
«Эта гробница великого Султана, милостивого хакана Эмира Тимура Гургана; сына Эмир Тарагая, сына Эмир Бергуля, сына Эмир Айлангира, сына Эмир Анджиля, сына Кара Чарнуяна, сына Эмир Сигунчинчина, сына Эмир Ирданчи-Барласа, сына Эмир Качулая, сына Тумнай Хана. Это 9 поколение.
Чингиз-Хан происходит из того же рода, от которого происходят деды достохвального султана, погребённого в этой священной и прекрасной гробнице: Хакан-Чингиз-сын. Эмир Майсукай-Бахадур, сына Эмир Барнан-Бахадура, сына Кабул-Хана, сына упомянутого Тумнай-Хана, сына Эмир Байсунгары, сына Кайду-Хана, сына Эмир Тутумтина, сына Эмир-Бука, сына Эмир-Бузанджара.
Кто желает узнать дальше, да будет тому известно: мать последнего звали Аланкува, которая отличалась честностью и своей безукоризненной нравственностью. Она однажды забеременела от волка[46], который явился к ней в отверстие комнаты и, приняв образ человека, объявил, что он потомок повелителя правоверных Алия, сына Абу-Талиба. Это показание, данное ею, принято за истину. Достохвальные потомки её будут владеть миром вовеки.
Умер ночью 14 Шагбана 807 года (1405 год).»
Внизу камня надпись: «Камень этот поставлен Улугбеком Гурганом после похода в Джитта».[47]
Несколько менее достоверных источников сообщает также, что на надгробии имеется надпись следующего содержания: «Когда я восстану (из мёртвых), мир содрогнётся». Некоторые документально неподтверждённые источники утверждают, что при вскрытии могилы в 1941 году внутри гроба была обнаружена надпись: «Всякий, кто нарушит мой покой в этой жизни или в следующей, будет подвергнут страданиям и погибнет».
Другая легенда гласит: В 1747 году иранский Надир-шах забрал этот нагробный камень из нефрита, и в тот день Иран был разрушен землетрясением, а сам шах тяжело заболел. Землетрясение повторилось, когда шах вернулся в Иран, и камень вернули обратно.
Из воспоминаний Малика Каюмова, бывшего кинооператором при вскрытии могилы:
Вошёл в ближайшую чайхану, смотрю — там три древних старика сидят. Я ещё отметил про себя: похожи друг на друга, как родные братья. Ну, я присел неподалёку, мне чайник и пиалу принесли. Вдруг один из этих стариков и обращается ко мне: «Сынок, ты ведь из тех, кто вскрывать могилу Тамерлана вздумали?». А я возьми да и скажи: «Да я в этой экспедиции самый главный, без меня все эти учёные — никуда!». Шуткой решил свой страх отогнать. Только, смотрю, старики в ответ на мою улыбку ещё больше нахмурились. А тот, что заговорил со мной, к себе манит. Подхожу ближе, смотрю, в руках у него книга — старинная, рукописная, страницы арабской вязью заполнены. А старик по строчкам пальцем водит: «Вот смотри, сынок, что в этой книге написано. „Кто вскроет могилу Тамерлана — выпустит на волю духа войны. И будет бойня такая кровавая и страшная, какой мир не видал во веки вечные“»…
Он решил рассказать остальным, и его подняли на смех. Это было 20 июня. Учёные не послушались и вскрыли могилу, и в этот же день началась Великая Отечественная война. Никто не смог найти тех старцев: хозяин чайханы сказал, что в тот день, 20 июня, он видел стариков в первый и последний раз.
Вскрытие гробницы Тамерлана было произведено в ночь на 20 июня 1941 года.[48][нет в источнике]К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан) Позднее, в результате исследования черепа полководца, советским учёным-антропологом М. М. Герасимовым была воссоздана внешность Тамерлана.
Однако план войны с СССР был разработан в ставке Гитлера ещё в 1940 году, дата вторжения была ограниченно известна весной 1941 года и окончательно определена 10 июня 1941 года.[49], то есть задолго до вскрытия могилы. Сигнал войскам о том, что наступление должно начаться по плану, передан 20 июня[50].
По словам Каюмова, он, будучи на фронте, добился встречи с генералом армии Жуковым в октябре 1942 года, объяснил ситуацию и предложил вернуть прах Тамерлана обратно в могилу. Это было осуществлено 19—20 ноября 1942 года; в эти дни произошёл перелом в Сталинградской битве.
Критика Каюмовым Айни вызвала ответную критику со стороны таджикского общества[51]. Другая версия событий, принадлежащая Камалу Садреддиновичу Айни (сыну писателя, участвовавшего в раскопках) была опубликована в 2004 году[52]. Согласно ей, книгу датировали концом XIX века, а Каюмов не знал фарси, поэтому не понял содержания разговора и посчитал, что Айни накричал на старцев. Слова, написанные по-арабски на полях — «это традиционные изречения, которые аналогично имеются и в отношении захоронений Исмаила Сомони, и Ходжа Ахрара, и Хазрати Богоутдина и др., чтобы уберечь захоронения от искателей лёгкой наживы, ищущих ценности в могилах исторических личностей», о чём и заявил старикам.
Когда все вышли из склепа, я увидел трёх старцев, разговаривавших по-таджикски с отцом, с А. А. Семёновым и Т. Н. Кары-Ниязовым. Один из старцев держал в руке какую-то старинную книгу. Он раскрыл её и сказал по-таджикски: «Вот эта книга старописьменная. В ней сказано, что кто тронет могилу Тимурлана, всех настигнет несчастье, война». Все присутствующие воскликнули: «О, Аллах, сохрани нас от бед!». С. Айни взял эту книгу, надел очки, внимательно просмотрел её и обратился к старцу по-таджикски: «Уважаемый, вы верите в эту книгу?»
Ответ: «Как же, она ведь начинается именем Аллаха!».
Книгу взял в руки Т. Н. Кары-Ниязов, внимательно просмотрел её и в знак согласия с С. Айни кивнул головой. Затем взял книгу в руки Малик Каюмов, которого все там называли «суратгир» (фотограф). И я увидел, что он перелистывает страницы не от начала книги, как положено справа налево, а, наоборот, по-европейски слева направо.
С. Айни: «А что за книга эта, вы знаете?».
Ответ: «Важная мусульманская книга, начинающаяся именем Аллаха и оберегающая народ от бедствий».
С. Айни: «Эта книга, написанная на фарси, всего-навсего „Джангнома“[53] — книга о битвах и поединках, сборник фантастических рассказов о неких героях. И эта книга составлена всего лишь в недавнее время, в конце XIX в. А те слова, что вы говорите о могиле Тимурлана, написаны на полях книги другой рукой. Кстати, вы наверняка знаете, что по мусульманским традициям вообще считается грехом вскрывать могилы и священные места — мазары. А те слова о могиле Тимурлана — это традиционные изречения, которые аналогично имеются и в отношении захоронений Исмаила Сомони, и Ходжа Ахрара, и Хазрати Богоутдина Балогардон и др., чтобы уберечь захоронения от искателей лёгкой наживы, ищущих ценности в могилах исторических личностей. Но ради научных целей в разных странах, как и у нас, вскрывали древние могильники и могилы исторических личностей. Вот ваша книга, изучайте её и думайте головой».— Из дневника К. С. Айни[54]
Интересные факты
Согласно источникам, Тимур увлекался игрой в шахматы, возможно, был чемпионом своего времени (точнее, в шатрандж).[55]
В башкирской мифологии есть древнее предание о Тамерлане. Согласно ему, именно по приказу Тамерлана в 1395-96 годах был построен мавзолей Хусейн-бека — первого распространителя ислама у башкирских племён, так как полководец, случайно найдя могилу, решил оказать великие почести ему как человеку, распространявшему мусульманскую культуру. Предание подтверждают шесть могил князей-военачальников у мавзолея, по неизвестным причинам погибших вместе с частью войска во время зимней стоянки. Однако кто конкретно приказал построить, Тамерлан или один из его генералов, доподлинно неизвестно. Сейчас мавзолей Хусейн-бека находится на территории посёлка Чишмы Чишминского района республики Башкортостан.
Личные вещи, принадлежавшие Тимуру, волей истории оказались разбросанными по разным музеям и частным коллекциям. Например, так называемый Рубин Тимура, украшавший его корону, в настоящее время хранится в Лондоне.
В начале ХХ века личный меч Тимура хранился в Тегеранском музее.[56]
К Тамерлану, согласно семейной легенде, возводят свой род тунгусские князья Гантимуровы, что не имеет ничего общего с историческими реалиями, а основывается исключительно на созвучии имени Тимура и фамильного имени Гантимуровы.
В Узбекистане первым поднял личность Амира Тимура (Темирлана) как одного из великих хаканов (каганов) в истории Туркестана Абдурауф Фитрат. Именно Фитрат в своих работах сакрализировал образ Амира Тимура и эта сакрализация послужила фундаментом для возвеличивания личности Амира Тимура в Узбекистане после обретения ею независимости. Позже Алихан Тура Сагуний перевёл на современный узбекский язык "Уложения Тимура".
Тамерлан в искусстве
В литературе
Официальная история Тамерлана была написана ещё при его жизни, сначала Али-бен Джемал-ал-исламом (единственный экземпляр — в Ташкентской публичной библиотеке), потом Низам-ад-дином Шами (единственный экземпляр — в Британском музее). Эти сочинения были вытеснены известным трудом Шереф-ад-дина Иезди (при Шахрухе), переведённым на французский язык («Histoire de Timur-Bec», П., 1722). Труд другого современника Тимура и Шахруха, Хафизи-Абру, дошел до нас только отчасти; им воспользовался автор второй половины XV в., Абд-ар-Реззак Самарканди (сочинение не издано; много рукописей).
Из авторов (персидских, арабских, армянских, османских и византийских), писавших независимо от Тимура и Тимуридов, только один, сирийский араб Ибн-Арабшах, составил полную историю Тимура («Ahmedis Arabsiadae vitae et rerum gestarum Timuri, qui vulgo Tamerlanes dicitur, historia», 1767—1772).
Ср. также F. Neve «Expose des guerres de Tamerlan et de Schah-Rokh dans l’Asie occidentale, d’apres la chronique armenienne inedite de Thomas de Madzoph» (Брюссель, 1859).
Подлинность автобиографических записок Тимура, будто бы открытых в XVI в., более чем сомнительна.
Из трудов европейских путешественников особенно ценен дневник испанца Клавихо («Дневник путешествия ко двору Тимура в Самарканд в 1403—1406 годы», текст с переводом и примечаниями, Санкт-Петербург, 1881, в «Сборнике отделения русского языка и словесности Императорской Академии Наук», т. XXVIII, № 1).
Народный писатель Узбекистана, советский автор Бородин Сергей Петрович начал писать роман-эпопею под названием «Звёзды над Самаркандом». Первую книгу, вышедшую под названием «Хромой Тимур», он написал в период с 1953 по 1954 годы. Вторая книга, «Костры похода», была завершена к 1958 году, а третья, «Молниеносный Баязет», к 1971 году, публикацию ее журнал «Дружба народов» окончил к 1973 году. Автор также работал над четвёртой книгой под названием «Белый конь», однако, написав всего четыре главы, умер.
Тема с Тамерланом и его проклятием обыгрывается в романе «Дневной Дозор» Сергея Лукьяненко, по сюжету которого Тамерлан находит особый мел, с помощью которого возможно менять судьбу одним начертанием мела.
Эдгар Аллан По — поэма «Тамерлан». Сергей Бородин — роман-эпопея «Звёзды над Самаркандом». Включает в себя 4 книги: Микаил Мушфиг — поэма «Хромой Тимур» (1925)
В фольклоре
Тимур как повелитель фигурирует во множестве притч про Ходжу Насреддина[57].
Исторические
Жизнь и деятельность Тамерлана описана в исторических источниках, как мусульманских, так и христианских. Среди наиболее известных мусульманских источников следует упомянуть Шараф ад-Дина Йазди («Зафар-наме», 1419—1425)[58], Ибн-Арабшаха («История амира Темура»)[59], Абд ар-Раззака («Места восхода двух счастливых звёзд и места слияния двух морей», 1467—1471)[60], Низам ад-Дина Шами («Зафар-наме», 1404)[61], Гийасаддина Али («Дневник похода Тимура в Индию»)[62]. Из западноевропейских авторов известен Руи Гонсалес де Клавихо, автор «Дневника путешествия в Самарканд ко двору Тимура»[63]. В 1430—1440 годах написана «История Тимура и его преемников» армянского историка Товма Мецопеци[64]. Этот труд является важным источником об эпохе Тамерлана в Армении и Ближнем Востоке[65].
В 1401—1402 году Тамерлан поручил Низам-ад-Дину Шами привести в систематический порядок официальные записи о событиях эпохи Тимура, составлявшиеся его личными секретарями, и написать историю его царствования простым языком. Составленная при таких условиях Низам-ад-дином история послужила первоисточником для последующих исторических хроник Тамерлана и его эпохи — «Зафар-наме» Шереф-ад-дина Али Езди и «Матла' ас-са’дейн» («Места восхода двух счастливых звёзд и места слияния двух морей») Абд-ар-раззака Самарканди[66].
«Зафар-наме» Шараф ад-Дина Йазди («Книга побед»; написана на персидском языке в Ширазе в 1419—1425 гг.), основана на описаниях походов Тамерлана, исторических трудах, а также рассказах очевидцев. Труд Йазди является самым полным сводом данных по истории Тамерлана, однако отличается крайней идеализацией его деятельности[67].
Ибн Арабшах, будучи ребёнком, был пленником Тамерлана и через 30 лет после смерти Тамерлана написал книгу «Аджайиб ал-макдур фи тарихи Таймур» («История амира Темура»). Эта книга является ценной, как одна из древних рукописей, написанных современником Тамерлана[68].
- Conquest Baghdad Zafarnama Met 55.121.17.jpg
Страница из «Зафар-наме» Шараф ад-Дина Йазди
- Metsopetsi.jpg
Страница из «Истории Тимур-Ланка и его преемников» Товмы Мецопеци
- Autograph of Ahmad ibn Arabshah.png
Ибн Арабшах работа о истории Тамерлана
Художественные
- Верещагин Василий Васильевич. Апофеоз войны
- Марло, Кристофер. Тамерлан Великий.
- Lucien Kehren, Tamerlan — l’empire du Seigneur de Fer, 1978
- Lucien Kehren «La route de Samarkand au temps de Tamerlan, Relation du voyage de l’ambassade de Castille à la cour de Timour Beg par Ruy Gonzalez De Clavijo (1403—1406)» (traduite et commentee par Lucien Kehren), Publ: Paris, Imprimerie nationale. Les editions: 1990, 2002 et 2006.
- По, Эдгар Аллан. Тамерлан.
- Джавид, Гусейн. Хромой Тимур.
- Бородин, Сергей Петрович. Звёзды над Самаркандом.
- Сегень, Александр Юрьевич. Тамерлан.
- Попов, Михаил Михайлович. Тамерлан.
- Говард, Роберт Ирвин. Правитель Самарканда.
- Хуршид Даврон (Xurshid Davron), Самарқанд хаёли (Samarqand xayoli), 1991
- Хуршид Даврон (Xurshid Davron), Соҳибқирон набираси (Sohibqiron nabirasi), 1995
- Хуршид Даврон (Xurshid Davron), Бибихоним қиссаси (Bibixonim Qissasi), 2
В музыке
- Опера Георга Фридриха Генделя «Тамерлан» (премьера состоялась в Лондоне, в 1724 году). Либретто оперы представляет собой вольную трактовку событий, произошедших после пленения Баязида в битве при Ангоре. В настоящее время является одной из наиболее часто исполняемых опер композитора.
- Музыкально-хореографическое представление посвящённое 660 летию Амира Тимура в Самарканде (1996). Автор сценария — Народный поэт Узбекистана Хуршид Даврон, режиссёр-постановщик — Народный артист Узбекистана Баходыр Юлдашев.
- Песня «Двери Тамерлана» рок-группы «Мельница». Автор текста и музыки — Хелависа. Вошла в альбомы «Master of the mill» (2004) и «Зов крови» (2006).
- Песня «Мел Судьбы». Автор и исполнитель — Серёга. Использована в качестве сингла в фильме «Дневной дозор».
- Песня украинской хеви-метал группы Крылья — «Тамерлан»
- Опера «Сказание о древнем граде Ельце, святой деве Марии и Тамерлане» — автор А. Чайковский, опера в 1 действии. Либретто Р. Ползуновской, Н. Карасика.
В кино
Художественное
- Роль Тамерлана в азербайджанском фильме Насими 1973 года сыграл Юсиф Велиев.
- Тема проклятия Тамерлана, якобы переписавшего свою судьбу с помощью Мела судьбы, обыгрывается в фильме «Дневной дозор», снятому по мотивам романа Сергея Лукьяненко.
- О Тамерлане был создан один из рекламных роликов Банка «Империал» — Серия «Всемирная история». Автор — Тимур Бекмамбетов.
- В сатирическом кинофильме 2008 года «War, Inc.» (Игра по-крупному). Названием корпорации которая фактически правит всей мировой экономикой является «Tamerlane».
- Темурнома (Тимуриада) — 21 серийный телевизионный фильм 1996 года. Автор — историк и Народный поэт Узбекистана Хуршид Даврон
- Тамерлан — опера 2009 года режиссёра Грэма Вика.
Документальное
- Тайны древности. Варвары. Часть 2. Монголы (США; 2003).
- Проклятие Тамерлана — фильм 2006 года режиссёра Александра Фетисова
В живописи
- Василий Верещагин, автор картин «Двери хана Тамерлана (Тимура)» (1872) и «Апофеоз войны» (1871).[69][70]
- «Цветы Тимура (Огни победы)» (1933) — автор Николай Рерих. На картине изображена система оповещения с помощью больших костров, разжигаемых на сторожевых башнях.
Памятники, топонимика и память
- Имена Темир, Тамерлан, Темирлан и Тимур и сейчас распространены среди многих тюркских и некоторых кавказских народов.
- На территории современного Узбекистана сохранились десятки географических объектов, пещер, населённых пунктов, историю которых народная память связывает с именем Тимура.[71]
- «Сквер Амира Темура» расположенный в центре Ташкента (Узбекистан) (первоначальное название — «Константиновский сквер», также назывался Сквером Октябрьской Революции). После вырубки деревьев переименован в площадь Эмира Тимура.
- Памятник Тамерлану установлен в Ташкенте в «Сквере Амира Тимура», бронзовая конная скульптура работы И. Джаббарова.
- Памятник Тамерлану установлен в Шахрисабзе, возле руин возведённого по приказу Тамерлана дворца Ак-Сарай.
- Памятник Тамерлану в Самарканде. Тимур представлен сидящем на скамье и опирающемся обеими руками на меч.
- В 1996 году в Ташкенте был открыт Национальный Музей Истории Тимуридов.
- В 1996 году в Узбекистане был учреждён орден Амира Темура.[72]
- В 1996 году в Узбекистане был выпущен почтовый блок, посвящённый Тамерлану.
Напишите отзыв о статье "Тамерлан"
Примечания
- ↑ Жан-Поль Ру. Тамерлан. М., 2005
- ↑ Джастин Мароцци. Тамерлан: Завоеватель Мира. М., 2008
- ↑ 1 2 [www.britannica.com/EBchecked/topic/596358/Timur Статья о Тимуре в энциклопедии Britannica]
- ↑ Султанов Т. И., Поднятые на белой кошме. Потомки Чингиз-хана. Алматы: Дайк-пресс, 2001, с.97
- ↑ 1 2 Ибн Арабшах. История Амира Темура. Т., 2007
- ↑ 1 2 3 4 5 [www.echo.msk.ru/programs/vsetak/523454-echo Наталья Басовская, профессор РГГУ]. Эхо Москвы (13 февраля 2010 г.). [www.webcitation.org/619VeP8Z0 Архивировано из первоисточника 23 августа 2011].
- ↑ Гинзбург В. В., Трофимова Т. А. Палеанталогия Средней Азии. М., 1972, стр. 292
- ↑ 1 2 3 4 Герасимов М. М. Портрет Тамерлана (опыт скульптурного воспроизведения на краниологической основе) // Краткие сообщения о докладах и полевых исследованиях института истории материальной культуры. Вып. XVII. 1947
- ↑ Бартольд В. В. Двенадцать лекций по истории турецких народов Средней Азии
- ↑ Альбаум Л. И. Живопись Афрасиаба. Т., 1975
- ↑ Ошанин Л. В., Антропологическое исследование скелетов Тимура и тимуридов // Научные труды ТашГУ, выпуск 232, Ташкент, 1964,с.99
- ↑ 1 2 Муминов И. М. Роль и место Амира Тимура в истории Средней Азии. Т., 1968
- ↑ Клавихо, Руи Гонсалес де. Дневник путешествия в Самарканд ко двору Тимура (1403—1406). М., 1990
- ↑ Му‘изз ал-ансаб (Прославляющее генеалогии). Введение, перевод с персидского языка, примечания, подготовка факсимиле к изданию Ш. Х. Вахидова. // История Казахстана в персидских источниках. Т.3. Алматы: Дайк-Пресс, 2006, с.118
- ↑ Поппе Н. Н. Карасакпайская надпись Тимура // Труды отдела истории культуры и искусства Востока. Л., 1940. Т. II. С. 187
- ↑ Алишер Навои. Собрание избранных, Сочинения. т.9. Т., 1968,с.143
- ↑ Svat Souček, A History Of Inner Asia, Cambridge University Press, 2000, ISBN 0-521-65169-7, стр. 123
- ↑ Му‘изз ал-ансаб (Прославляющее генеалогии). Введение, перевод с персидского языка, примечания, подготовка факсимиле к изданию Ш. Х. Вахидова. // История Казахстана в персидских источниках. Т.3. Алматы, 2006, с.115]
- ↑ M.S. Asimov & C. E. Bosworth, History of Civilizations of Central Asia (История цивилизаций Центральной Азии), UNESCO Regional Office, 1998, ISBN 92-3-103467-7, стр. 320: «… One of his followers was […] Timur of the Barlas tribe. This Mongol tribe had settled […] in the valley of Kashka Darya, intermingling with the Turkish population, adopting their religion (Islam) and gradually giving up its own nomadic ways, like a number of other Mongol tribes in Transoxania …»
- ↑ B.F. Manz, The rise and rule of Tamerlan, Cambridge University Press, Cambridge 1989, стр. 28: «… We know definitely that the leading clan of the Barlas tribe traced its origin to Qarchar Barlas, head of one of Chaghadai’s regiments … These then were the most prominent members of the Ulus Chaghadai: the old Mongolian tribes — Barlas, Arlat, Soldus and Jalayir …»
- ↑ Лин фон Паль. Месть Тамерлана. М.,2008
- ↑ M.S. Asimov & C. E. Bosworth, History of Civilizations of Central Asia, UNESCO Regional Office, 1998, ISBN 92-3-103467-7, p. 320
- ↑ Бартольд В. В. Сочинения т.2. часть 2. М.,1964, с.40
- ↑ Му‘изз ал-ансаб (Прославляющее генеалогии). Введение, перевод с персидского языка, примечания, подготовка факсимиле к изданию Ш. Х. Вахидова. // История Казахстана в персидских источниках. Т.3. Алматы: Дайк-Пресс, 2006, с.115
- ↑ Шараф ад-Дин Али Йазди. Зафар-наме. Т., 2008. С. 13
- ↑ Ирмияева Т. Ю. История мусульманского мира от Халифата до Блистательной Порты. Челябинск, 2000
- ↑ Бартольд В. В. Сочинения. т.2. часть 1, М., 1963, с.158
- ↑ Бартольд В. В. Сочинения. т.2. часть 2. М.,1964, с.42
- ↑ Рахманалиев Р. Империя тюрков. Великая цивилизация. М., 2009
- ↑ [www.vostlit.info/Texts/rus3/Schiltberger/frametext1.htm Иоганн Шильтбергер «Путешествие по Европе, Азии и Африке с 1394 по 1427 г.»]
- ↑ 1 2 Большая историческая энциклопедия./ Новиков С. В. и др. — М. 2003. С. 842
- ↑ Советская историческая энциклопедия. Том 14. Государственное научное издательство «Советская энциклопедия». М. 1973. С. 225, 864
- ↑ [www.opentextnn.ru/history/archaeology/expedetion/Tolstov/?id=1778 Толстов С. П. По следам древнехорезмийской цивилизации. М: Издательство АН СССР, 1948. С. 311]
- ↑ Искусство Средней Азии эпохи Авиценны. Душанбе: Ирфон, 1980, с.119-120
- ↑ Бустанов А. К. [archeologia.narod.ru/bustanov.htm Западная Сибирь под властью ордынских правителей (династический аспект)]. Проверено 4 декабря 2009. [www.webcitation.org/619VlUp4o Архивировано из первоисточника 23 августа 2011].
- ↑ Письмо Альберта Кампензе к Его Святейшеству Папе Клименту VII о делах Московии
- ↑ История Казахстана в персидских источниках. Т.3. Алматы: Дайк-Пресс, 2006, с.117
- ↑ Эпоха Амира Темура и Темуридов. автор Очилова М. К.
- ↑ История отечественного государства и права. Ч. I: Учебник / Под ред. О. И. Чистякова. М., 2004, стр. 185
- ↑ Пугаченкова Г. А., Ремпель Л. И., История искусств Узбекистана с древнейших времен до середины 19 века. Москва: Искусство, 1965,с.264
- ↑ Кандия Малая (пер. В. Вяткина) // Справочная книжка Самаркандской области. Вып. 8. Самаркандский областной статистический комитет. Самарканд, 1905, с. 258
- ↑ Му‘изз ал-ансаб (Прославляющее генеалогии). Введение, перевод с персидского языка, примечания, подготовка факсимиле к изданию Ш. Х. Вахидова. // История Казахстана в персидских источниках. Т.3. Алматы: Дайк-Пресс, 2006, с.116
- ↑ Му‘изз ал-ансаб (Прославляющее генеалогии). Введение, перевод с персидского языка, примечания, подготовка факсимиле к изданию Ш. Х. Вахидова. // История Казахстана в персидских источниках. Т.3. Алматы: Дайк-Пресс, 2006, с.120
- ↑ Васильчиков И. С. То, что мне вспомнилось… — Москва: Олма-ПРЕСС, 2002. — Иллюстрации + 191 с. — Серия: Эпоха и Судьбы — Тираж ? — ISBN 5-94850-027-6 — С. 82.
- ↑ [www.independent.co.uk/travel/asia/uzbekistan-on-the-bloody-trail-of-tamerlane-407300.html Статья в Independent (на английском)]
- ↑ Волк — тотемное животное древних тюрков.
- ↑ [www.e-samarkand.narod.ru/signs.htm Статья «Самаркандские памятники: о чём гласят надписи?» на портале «Виртуальный Самарканд»]
- ↑ [img-fotki.yandex.ru/get/4303/periskop.a/0_4e529_e14b74c0_orig.jpg Статья из газеты «Известия Советов депутатов трудящихся СССР» от 19.06.1941 г. № 143(7519) о вскрытии гробниц в склепе «Гур Эмир».]
- ↑ [katynbooks.narod.ru/foreign/dashichev-02.htm#39doc Распоряжение главнокомандующего сухопутными войсками о назначении срока начала наступления на Советский Союз]
- ↑ «Условный сигнал „Дортмунд!“, означающий проведение операции, передан.» — Гальдер Ф. Военный дневник. Ежедневные записи начальника Генерального штаба Сухопутных войск 1939—1942 гг.— М.: Воениздат, 1968—1971. Запись от 20.06.1941.
- ↑ Критика его версии событий, автор — журналист Салимжон Аюбов: [aioubzod.wordpress.com/2010/01/16/%D1%81%D0%BA%D0%B0%D0%B7%D0%BA%D0%B0-%D0%BE-%D0%BF%D1%80%D0%BE%D0%BA%D0%BB%D1%8F%D1%82%D0%B8%D0%B8-%D1%82%D0%B0%D0%BC%D0%B5%D1%80%D0%BB%D0%B0%D0%BD%D0%B0/ Сказка о проклятии Тамерлана " Салими Аюбзод]. Ниже см. критику со стороны сына Айни.
- ↑ [www.kp.ru/daily/23409/34328/ Верил ли Сталин в проклятие Тамерлана]//Комсомольская правда
- ↑ По версии Комсомольской правды, „Джунгнома“.
- ↑ [www.centrasia.ru/newsA.php?st=1077350520 Проклятие Тимура, или Лжесвидетель. Комментарий к мистическому фильму телеканала Россия | ЦентрАзия | Афганистан | Казахстан | Кыргызстан | Таджикистан | Туркменистан | Узбекистан |]
- ↑ Ибн Арабшах. История Амира Темура. Ташкент. Институт истории народов Средней Азии имени Махпират. 2007, с.61
- ↑ Persia past and present a book of travel and research, with more than two hundred illustrations and a map by A.V. Williams Jackson. Published 1906 by The Macmillan Company, Macmillan & Co., ltd. in New York, London, p.422
- ↑ Составитель Тахмасиб М. А. Молла и властители // Анекдоты о Ходже Насреддине. — М.: Сборник - Агентство «ФАИР», 1997. — С. 5-68. — 368 с. — ISBN 5-88641-066-X.
- ↑ Йазди Шараф ад-Дин Али. Зафар-наме. Т., 2008.
- ↑ Ибн Арабшах. Чудеса судьбы истории Тимура. Т., 2007.
- ↑ Абд ар-Раззак. Места восхода двух счастливых звёзд и места слияния двух морей. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. М., 1941.
- ↑ Низам ад-Дин Шами. Зафар-наме. Материалы по истории киргизов и Киргизии. Выпуск I. М., 1973.
- ↑ Гийасаддин Али. Дневник похода Тимура в Индию / Издание Л. А. Зимина под ред. акад. В. В. Бартольда. — Петроград, 1915.
Гийасаддин Али. [www.vostlit.info/Texts/rus6/Gijasaddin/pred.phtml?id=341 Дневник похода Тимура в Индию] / Перевод с персидского, предисловие и примечания А. А. Семёнова; Художник И. А. Тимофеев; Институт востоковедения АН СССР; Институт истории, археологии и этнографии АН Таджикской ССР. — М.: Издательство восточной литературы, 1958. — 208 с. — 10 000 экз. - ↑ Клавихо, Руи Гонсалес де. Дневник путешествия в Самарканд ко двору Тимура (1403—1406). М., 1990.
- ↑ Фома Мецопский. [www.vostlit.info/haupt-Dateien/index-Dateien/F.phtml?id=2061 История Тимур-Ланка и его преемников]. Баку. 1957
- ↑ [hy.wikisource.org/wiki/%D4%B7%D5%BB:%D5%80%D5%A1%D5%B5%D5%AF%D5%A1%D5%AF%D5%A1%D5%B6_%D5%8D%D5%B8%D5%BE%D5%A5%D5%BF%D5%A1%D5%AF%D5%A1%D5%B6_%D5%80%D5%A1%D5%B6%D6%80%D5%A1%D5%A3%D5%AB%D5%BF%D5%A1%D6%80%D5%A1%D5%B6_(Soviet_Armenian_Encyclopedia)_4.djvu/202 Товма Мецопеци] // Армянская советская энциклопедия. — Ер., 1978. — Т. 4. — С. 202.
- ↑ Материалы по истории туркмен и Туркмении, Том I. VII—XV вв. Арабские и персидские источники. М.-Л. АН СССР. 1939.
- ↑ [dic.academic.ru/dic.nsf/sie/20219/%D0%A8%D0%90%D0%A0%D0%90%D0%A4 Шараф-ад-дин Али Йезди] — статья из Советской исторической энциклопедии.
- ↑ Бабабеков Х. Н. Предисловие. // Ибн Арабшах. История амира Темура. Ташкент. Институт истории народов Средней Азии имени Махпират. 2007/
- ↑ [veresh.ru/biografia.php Биография Верещагина Василия Васильевича]. veresh.ru. [www.webcitation.org/619VnwNYf Архивировано из первоисточника 23 августа 2011].
- ↑ 50 биографий мастеров русского искусства. Л., Аврора. 1970. С.170
- ↑ [orient-tracking.com/Pamyatnik.htm Памятники Природы Узбекистана]. Monuments of nature in Uzbekistan. Проверено 23 апреля 2016.
- ↑ [uza.uz/ru/society/2772/ 26 апреля – день учреждения ордена Амира Темура]. Национальное информационное агентство Узбекистана. Проверено 23 апреля 2016.
- ↑ Заключив брак с Сарай Мульк Ханум — представительницей рода Чингизидов, Амир Тимур, смог прибавить к своему званию и почетный титул «гурган» — зять хана.
- ↑ …Темир Аксаком, ибо Темир означает железо, а Аксак — хромец; так в переводе с половецкого языка объясняется имя Темир Аксак, которое значит Железный Хромец….
Литература
- Сергей Петрович Бородин. Звезды над Самаркандом.
- Ибн Арабшах. [www.vostlit.info/Texts/rus17/Ibn_Arabshah/pred.phtml?id=5712 История эмира Тимура] = Аджайиб ал-макдур фи тарих-и Таймур. — 2-е изд. — Ташкент: Институт истории народов Средней Азии имени Махпират, 2007.
- Катанов Н. Ф. [ru.wikisource.org/wiki/%D0%9F%D1%80%D0%B5%D0%B4%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D0%B5_%D1%82%D0%BE%D0%B1%D0%BE%D0%BB%D1%8C%D1%81%D0%BA%D0%B8%D1%85_%D1%82%D0%B0%D1%82%D0%B0%D1%80_%D0%BE_%D0%B3%D1%80%D0%BE%D0%B7%D0%BD%D0%BE%D0%BC_%D1%86%D0%B0%D1%80%D0%B5_%D0%A2%D0%B0%D0%BC%D0%B5%D1%80%D0%BB%D0%B0%D0%BD%D0%B5 Предание тобольских татар о грозном царе Тамерлане] // Ежегодник Тобольского губернского музея : журнал. — Тобольск, 1898. — Т. IX. — С. 50-52.
- Лемб Г. Тамерлан. Правитель и полководец. — М.: ЗАО Изд-во Центрполиграф, 2003—334 с.
- Лемб Г. Тамерлан. Потрясатель вселенной. — М.: Вече, 2008—340 с.
- Мароцци Дж. Тамерлан: Завоеватель мира. Пер. с англ. — М.: АСТ, АСТ Москва, Полиграфиздат, 2011. — 464 с.: ил., 3 000 экз., ISBN 978-5-17-064504-6, ISBN 978-5-271-34553-1, ISBN 978-5-4215-0398-9
- Ру Ж.-П. Тамерлан. — М.: Молодая гвардия, 2007. — 295 [9] с.: ил. — 4-е изд. (Жизнь замечательных людей: сер. биогр.; вып. 1063) — пер. с фр. Е. А. Соколова; послесл. В. Л. Егорова; прил.
- Шараф ад-Дин Али Язди. Зафар-наме. Ташкент, Сан’ят, 2008, 484 с.
- Хильда Хукхэм «Властитель семи созвездий» 1995, Ташкент, издательство «Адолат».
- Стенли Лэн-Пуль. Мусульманские династии. Издательская фирма «Восточная литература» РАН, издательская группа «Муравей», перевод с английского с примечаниями В. В. Бартольда, 2004.
- «Уложение Тимура» Издательство литературы и искусства имени Гафура Гуляма, Ташкент. Перевод с персидского Хамидуллы Караматова, под научной редакцией Б. Ахмедова, автор предисловия, примечаний и комментариев Б. Ахмедов, 1999.
Ссылки
- [www.vostlit.info/haupt-Dateien/index-Dateien/T.phtml?id=2059 ТАМЕРЛАН.]. Восточная литература. Проверено 18 мая 2011. [www.webcitation.org/619Vp2EgP Архивировано из первоисточника 23 августа 2011].
- [runivers.ru/lib/detail.php?ID=140716 Дневник путешествия ко двору Тимура в Самарканд в 1403—1406 гг. на сайте «Руниверс»]
- [www.echo.msk.ru/programs/vsetak/523454-echo Тамерлан — природа зла] Историческая программа «Всё так» на радио «Эхо Москвы»
- [www.e-samarkand.narod.ru/legends.htm Легенды о Тамерлане. Проект «Виртуальный Самарканд»]
- [www.vokrugsveta.ru/publishing/vs/archives/?item_id=574 Тимур Великолепный]//журнал «Вокруг света», № 2 (2773), февраль 2005
- [www.tatworld.ru/article.shtml?article=610§ion=0&heading=0 Армия Тамерлана]
- [www.barabass.ru/48.php Поход Тимура в Индию]
- [www.oxuscom.com/timursam.htm#timur Timur’s Life]
- [www.poli.duke.edu/undergrad/TOWERS%20OF%20TERROR.doc (Timur’s) Towers of Terror — CASE STUDY OF CIVILIAN TARGETING IN WARTIME] (the html version of this file: [web.archive.org/web/20060907104039/www.poli.duke.edu/undergrad/TOWERS%20OF%20TERROR.doc]), The Department of Political Science at Duke University
- Narrative of the Embassy of Ruy Gonzalez De Clavijo to the Court of Timour, at Samarcand, A.D.1403-6 — [books.google.com/books?id=ZVkMAAAAIAA Full text] в Google Книгах.
- [vlib.iue.it/carrie/texts/carrie_books/paksoy-6/cae02.html Nationality or Religion: Views of Central Asian Islam]
- «Железный Хромец» [youtube.com/watch?v=jkgzkoxUZcs Видео] на YouTube
- [e-heritage.ru/museums/view.html?id=48828728 Тимур] — Бюст гипсовый, тонированный. 70х35х20 см. Реконструкция М. М. Герасимова, 1941 г.
Отрывок, характеризующий Тамерлан
– Je ne serai pas violent, ne craignez rien, [Не бойтесь, я насилия не употреблю,] – сказал Пьер, отвечая на испуганный жест Анатоля. – Письма – раз, – сказал Пьер, как будто повторяя урок для самого себя. – Второе, – после минутного молчания продолжал он, опять вставая и начиная ходить, – вы завтра должны уехать из Москвы.– Но как же я могу…
– Третье, – не слушая его, продолжал Пьер, – вы никогда ни слова не должны говорить о том, что было между вами и графиней. Этого, я знаю, я не могу запретить вам, но ежели в вас есть искра совести… – Пьер несколько раз молча прошел по комнате. Анатоль сидел у стола и нахмурившись кусал себе губы.
– Вы не можете не понять наконец, что кроме вашего удовольствия есть счастье, спокойствие других людей, что вы губите целую жизнь из того, что вам хочется веселиться. Забавляйтесь с женщинами подобными моей супруге – с этими вы в своем праве, они знают, чего вы хотите от них. Они вооружены против вас тем же опытом разврата; но обещать девушке жениться на ней… обмануть, украсть… Как вы не понимаете, что это так же подло, как прибить старика или ребенка!…
Пьер замолчал и взглянул на Анатоля уже не гневным, но вопросительным взглядом.
– Этого я не знаю. А? – сказал Анатоль, ободряясь по мере того, как Пьер преодолевал свой гнев. – Этого я не знаю и знать не хочу, – сказал он, не глядя на Пьера и с легким дрожанием нижней челюсти, – но вы сказали мне такие слова: подло и тому подобное, которые я comme un homme d'honneur [как честный человек] никому не позволю.
Пьер с удивлением посмотрел на него, не в силах понять, чего ему было нужно.
– Хотя это и было с глазу на глаз, – продолжал Анатоль, – но я не могу…
– Что ж, вам нужно удовлетворение? – насмешливо сказал Пьер.
– По крайней мере вы можете взять назад свои слова. А? Ежели вы хотите, чтоб я исполнил ваши желанья. А?
– Беру, беру назад, – проговорил Пьер и прошу вас извинить меня. Пьер взглянул невольно на оторванную пуговицу. – И денег, ежели вам нужно на дорогу. – Анатоль улыбнулся.
Это выражение робкой и подлой улыбки, знакомой ему по жене, взорвало Пьера.
– О, подлая, бессердечная порода! – проговорил он и вышел из комнаты.
На другой день Анатоль уехал в Петербург.
Пьер поехал к Марье Дмитриевне, чтобы сообщить об исполнении ее желанья – об изгнании Курагина из Москвы. Весь дом был в страхе и волнении. Наташа была очень больна, и, как Марья Дмитриевна под секретом сказала ему, она в ту же ночь, как ей было объявлено, что Анатоль женат, отравилась мышьяком, который она тихонько достала. Проглотив его немного, она так испугалась, что разбудила Соню и объявила ей то, что она сделала. Во время были приняты нужные меры против яда, и теперь она была вне опасности; но всё таки слаба так, что нельзя было думать везти ее в деревню и послано было за графиней. Пьер видел растерянного графа и заплаканную Соню, но не мог видеть Наташи.
Пьер в этот день обедал в клубе и со всех сторон слышал разговоры о попытке похищения Ростовой и с упорством опровергал эти разговоры, уверяя всех, что больше ничего не было, как только то, что его шурин сделал предложение Ростовой и получил отказ. Пьеру казалось, что на его обязанности лежит скрыть всё дело и восстановить репутацию Ростовой.
Он со страхом ожидал возвращения князя Андрея и каждый день заезжал наведываться о нем к старому князю.
Князь Николай Андреич знал через m lle Bourienne все слухи, ходившие по городу, и прочел ту записку к княжне Марье, в которой Наташа отказывала своему жениху. Он казался веселее обыкновенного и с большим нетерпением ожидал сына.
Чрез несколько дней после отъезда Анатоля, Пьер получил записку от князя Андрея, извещавшего его о своем приезде и просившего Пьера заехать к нему.
Князь Андрей, приехав в Москву, в первую же минуту своего приезда получил от отца записку Наташи к княжне Марье, в которой она отказывала жениху (записку эту похитила у княжны Марьи и передала князю m lle Вourienne) и услышал от отца с прибавлениями рассказы о похищении Наташи.
Князь Андрей приехал вечером накануне. Пьер приехал к нему на другое утро. Пьер ожидал найти князя Андрея почти в том же положении, в котором была и Наташа, и потому он был удивлен, когда, войдя в гостиную, услыхал из кабинета громкий голос князя Андрея, оживленно говорившего что то о какой то петербургской интриге. Старый князь и другой чей то голос изредка перебивали его. Княжна Марья вышла навстречу к Пьеру. Она вздохнула, указывая глазами на дверь, где был князь Андрей, видимо желая выразить свое сочувствие к его горю; но Пьер видел по лицу княжны Марьи, что она была рада и тому, что случилось, и тому, как ее брат принял известие об измене невесты.
– Он сказал, что ожидал этого, – сказала она. – Я знаю, что гордость его не позволит ему выразить своего чувства, но всё таки лучше, гораздо лучше он перенес это, чем я ожидала. Видно, так должно было быть…
– Но неужели совершенно всё кончено? – сказал Пьер.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на него. Она не понимала даже, как можно было об этом спрашивать. Пьер вошел в кабинет. Князь Андрей, весьма изменившийся, очевидно поздоровевший, но с новой, поперечной морщиной между бровей, в штатском платье, стоял против отца и князя Мещерского и горячо спорил, делая энергические жесты. Речь шла о Сперанском, известие о внезапной ссылке и мнимой измене которого только что дошло до Москвы.
– Теперь судят и обвиняют его (Сперанского) все те, которые месяц тому назад восхищались им, – говорил князь Андрей, – и те, которые не в состоянии были понимать его целей. Судить человека в немилости очень легко и взваливать на него все ошибки другого; а я скажу, что ежели что нибудь сделано хорошего в нынешнее царствованье, то всё хорошее сделано им – им одним. – Он остановился, увидав Пьера. Лицо его дрогнуло и тотчас же приняло злое выражение. – И потомство отдаст ему справедливость, – договорил он, и тотчас же обратился к Пьеру.
– Ну ты как? Все толстеешь, – говорил он оживленно, но вновь появившаяся морщина еще глубже вырезалась на его лбу. – Да, я здоров, – отвечал он на вопрос Пьера и усмехнулся. Пьеру ясно было, что усмешка его говорила: «здоров, но здоровье мое никому не нужно». Сказав несколько слов с Пьером об ужасной дороге от границ Польши, о том, как он встретил в Швейцарии людей, знавших Пьера, и о господине Десале, которого он воспитателем для сына привез из за границы, князь Андрей опять с горячностью вмешался в разговор о Сперанском, продолжавшийся между двумя стариками.
– Ежели бы была измена и были бы доказательства его тайных сношений с Наполеоном, то их всенародно объявили бы – с горячностью и поспешностью говорил он. – Я лично не люблю и не любил Сперанского, но я люблю справедливость. – Пьер узнавал теперь в своем друге слишком знакомую ему потребность волноваться и спорить о деле для себя чуждом только для того, чтобы заглушить слишком тяжелые задушевные мысли.
Когда князь Мещерский уехал, князь Андрей взял под руку Пьера и пригласил его в комнату, которая была отведена для него. В комнате была разбита кровать, лежали раскрытые чемоданы и сундуки. Князь Андрей подошел к одному из них и достал шкатулку. Из шкатулки он достал связку в бумаге. Он всё делал молча и очень быстро. Он приподнялся, прокашлялся. Лицо его было нахмурено и губы поджаты.
– Прости меня, ежели я тебя утруждаю… – Пьер понял, что князь Андрей хотел говорить о Наташе, и широкое лицо его выразило сожаление и сочувствие. Это выражение лица Пьера рассердило князя Андрея; он решительно, звонко и неприятно продолжал: – Я получил отказ от графини Ростовой, и до меня дошли слухи об искании ее руки твоим шурином, или тому подобное. Правда ли это?
– И правда и не правда, – начал Пьер; но князь Андрей перебил его.
– Вот ее письма и портрет, – сказал он. Он взял связку со стола и передал Пьеру.
– Отдай это графине… ежели ты увидишь ее.
– Она очень больна, – сказал Пьер.
– Так она здесь еще? – сказал князь Андрей. – А князь Курагин? – спросил он быстро.
– Он давно уехал. Она была при смерти…
– Очень сожалею об ее болезни, – сказал князь Андрей. – Он холодно, зло, неприятно, как его отец, усмехнулся.
– Но господин Курагин, стало быть, не удостоил своей руки графиню Ростову? – сказал князь Андрей. Он фыркнул носом несколько раз.
– Он не мог жениться, потому что он был женат, – сказал Пьер.
Князь Андрей неприятно засмеялся, опять напоминая своего отца.
– А где же он теперь находится, ваш шурин, могу ли я узнать? – сказал он.
– Он уехал в Петер…. впрочем я не знаю, – сказал Пьер.
– Ну да это всё равно, – сказал князь Андрей. – Передай графине Ростовой, что она была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…
– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.
В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.
С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.
Ежели бы Наполеон не оскорбился требованием отступить за Вислу и не велел наступать войскам, не было бы войны; но ежели бы все сержанты не пожелали поступить на вторичную службу, тоже войны не могло бы быть. Тоже не могло бы быть войны, ежели бы не было интриг Англии, и не было бы принца Ольденбургского и чувства оскорбления в Александре, и не было бы самодержавной власти в России, и не было бы французской революции и последовавших диктаторства и империи, и всего того, что произвело французскую революцию, и так далее. Без одной из этих причин ничего не могло бы быть. Стало быть, причины эти все – миллиарды причин – совпали для того, чтобы произвести то, что было. И, следовательно, ничто не было исключительной причиной события, а событие должно было совершиться только потому, что оно должно было совершиться. Должны были миллионы людей, отрекшись от своих человеческих чувств и своего разума, идти на Восток с Запада и убивать себе подобных, точно так же, как несколько веков тому назад с Востока на Запад шли толпы людей, убивая себе подобных.
Действия Наполеона и Александра, от слова которых зависело, казалось, чтобы событие совершилось или не совершилось, – были так же мало произвольны, как и действие каждого солдата, шедшего в поход по жребию или по набору. Это не могло быть иначе потому, что для того, чтобы воля Наполеона и Александра (тех людей, от которых, казалось, зависело событие) была исполнена, необходимо было совпадение бесчисленных обстоятельств, без одного из которых событие не могло бы совершиться. Необходимо было, чтобы миллионы людей, в руках которых была действительная сила, солдаты, которые стреляли, везли провиант и пушки, надо было, чтобы они согласились исполнить эту волю единичных и слабых людей и были приведены к этому бесчисленным количеством сложных, разнообразных причин.
Фатализм в истории неизбежен для объяснения неразумных явлений (то есть тех, разумность которых мы не понимаем). Чем более мы стараемся разумно объяснить эти явления в истории, тем они становятся для нас неразумнее и непонятнее.
Каждый человек живет для себя, пользуется свободой для достижения своих личных целей и чувствует всем существом своим, что он может сейчас сделать или не сделать такое то действие; но как скоро он сделает его, так действие это, совершенное в известный момент времени, становится невозвратимым и делается достоянием истории, в которой оно имеет не свободное, а предопределенное значение.
Есть две стороны жизни в каждом человеке: жизнь личная, которая тем более свободна, чем отвлеченнее ее интересы, и жизнь стихийная, роевая, где человек неизбежно исполняет предписанные ему законы.
Человек сознательно живет для себя, но служит бессознательным орудием для достижения исторических, общечеловеческих целей. Совершенный поступок невозвратим, и действие его, совпадая во времени с миллионами действий других людей, получает историческое значение. Чем выше стоит человек на общественной лестнице, чем с большими людьми он связан, тем больше власти он имеет на других людей, тем очевиднее предопределенность и неизбежность каждого его поступка.
«Сердце царево в руце божьей».
Царь – есть раб истории.
История, то есть бессознательная, общая, роевая жизнь человечества, всякой минутой жизни царей пользуется для себя как орудием для своих целей.
Наполеон, несмотря на то, что ему более чем когда нибудь, теперь, в 1812 году, казалось, что от него зависело verser или не verser le sang de ses peuples [проливать или не проливать кровь своих народов] (как в последнем письме писал ему Александр), никогда более как теперь не подлежал тем неизбежным законам, которые заставляли его (действуя в отношении себя, как ему казалось, по своему произволу) делать для общего дела, для истории то, что должно было совершиться.
Люди Запада двигались на Восток для того, чтобы убивать друг друга. И по закону совпадения причин подделались сами собою и совпали с этим событием тысячи мелких причин для этого движения и для войны: укоры за несоблюдение континентальной системы, и герцог Ольденбургский, и движение войск в Пруссию, предпринятое (как казалось Наполеону) для того только, чтобы достигнуть вооруженного мира, и любовь и привычка французского императора к войне, совпавшая с расположением его народа, увлечение грандиозностью приготовлений, и расходы по приготовлению, и потребность приобретения таких выгод, которые бы окупили эти расходы, и одурманившие почести в Дрездене, и дипломатические переговоры, которые, по взгляду современников, были ведены с искренним желанием достижения мира и которые только уязвляли самолюбие той и другой стороны, и миллионы миллионов других причин, подделавшихся под имеющее совершиться событие, совпавших с ним.
Когда созрело яблоко и падает, – отчего оно падает? Оттого ли, что тяготеет к земле, оттого ли, что засыхает стержень, оттого ли, что сушится солнцем, что тяжелеет, что ветер трясет его, оттого ли, что стоящему внизу мальчику хочется съесть его?
Ничто не причина. Все это только совпадение тех условий, при которых совершается всякое жизненное, органическое, стихийное событие. И тот ботаник, который найдет, что яблоко падает оттого, что клетчатка разлагается и тому подобное, будет так же прав, и так же не прав, как и тот ребенок, стоящий внизу, который скажет, что яблоко упало оттого, что ему хотелось съесть его и что он молился об этом. Так же прав и не прав будет тот, кто скажет, что Наполеон пошел в Москву потому, что он захотел этого, и оттого погиб, что Александр захотел его погибели: как прав и не прав будет тот, кто скажет, что завалившаяся в миллион пудов подкопанная гора упала оттого, что последний работник ударил под нее последний раз киркою. В исторических событиях так называемые великие люди суть ярлыки, дающие наименований событию, которые, так же как ярлыки, менее всего имеют связи с самым событием.
Каждое действие их, кажущееся им произвольным для самих себя, в историческом смысле непроизвольно, а находится в связи со всем ходом истории и определено предвечно.
29 го мая Наполеон выехал из Дрездена, где он пробыл три недели, окруженный двором, составленным из принцев, герцогов, королей и даже одного императора. Наполеон перед отъездом обласкал принцев, королей и императора, которые того заслуживали, побранил королей и принцев, которыми он был не вполне доволен, одарил своими собственными, то есть взятыми у других королей, жемчугами и бриллиантами императрицу австрийскую и, нежно обняв императрицу Марию Луизу, как говорит его историк, оставил ее огорченною разлукой, которую она – эта Мария Луиза, считавшаяся его супругой, несмотря на то, что в Париже оставалась другая супруга, – казалось, не в силах была перенести. Несмотря на то, что дипломаты еще твердо верили в возможность мира и усердно работали с этой целью, несмотря на то, что император Наполеон сам писал письмо императору Александру, называя его Monsieur mon frere [Государь брат мой] и искренно уверяя, что он не желает войны и что всегда будет любить и уважать его, – он ехал к армии и отдавал на каждой станции новые приказания, имевшие целью торопить движение армии от запада к востоку. Он ехал в дорожной карете, запряженной шестериком, окруженный пажами, адъютантами и конвоем, по тракту на Позен, Торн, Данциг и Кенигсберг. В каждом из этих городов тысячи людей с трепетом и восторгом встречали его.
Армия подвигалась с запада на восток, и переменные шестерни несли его туда же. 10 го июня он догнал армию и ночевал в Вильковисском лесу, в приготовленной для него квартире, в имении польского графа.
На другой день Наполеон, обогнав армию, в коляске подъехал к Неману и, с тем чтобы осмотреть местность переправы, переоделся в польский мундир и выехал на берег.
Увидав на той стороне казаков (les Cosaques) и расстилавшиеся степи (les Steppes), в середине которых была Moscou la ville sainte, [Москва, священный город,] столица того, подобного Скифскому, государства, куда ходил Александр Македонский, – Наполеон, неожиданно для всех и противно как стратегическим, так и дипломатическим соображениям, приказал наступление, и на другой день войска его стали переходить Неман.
12 го числа рано утром он вышел из палатки, раскинутой в этот день на крутом левом берегу Немана, и смотрел в зрительную трубу на выплывающие из Вильковисского леса потоки своих войск, разливающихся по трем мостам, наведенным на Немане. Войска знали о присутствии императора, искали его глазами, и, когда находили на горе перед палаткой отделившуюся от свиты фигуру в сюртуке и шляпе, они кидали вверх шапки, кричали: «Vive l'Empereur! [Да здравствует император!] – и одни за другими, не истощаясь, вытекали, всё вытекали из огромного, скрывавшего их доселе леса и, расстрояясь, по трем мостам переходили на ту сторону.
– On fera du chemin cette fois ci. Oh! quand il s'en mele lui meme ca chauffe… Nom de Dieu… Le voila!.. Vive l'Empereur! Les voila donc les Steppes de l'Asie! Vilain pays tout de meme. Au revoir, Beauche; je te reserve le plus beau palais de Moscou. Au revoir! Bonne chance… L'as tu vu, l'Empereur? Vive l'Empereur!.. preur! Si on me fait gouverneur aux Indes, Gerard, je te fais ministre du Cachemire, c'est arrete. Vive l'Empereur! Vive! vive! vive! Les gredins de Cosaques, comme ils filent. Vive l'Empereur! Le voila! Le vois tu? Je l'ai vu deux fois comme jete vois. Le petit caporal… Je l'ai vu donner la croix a l'un des vieux… Vive l'Empereur!.. [Теперь походим! О! как он сам возьмется, дело закипит. Ей богу… Вот он… Ура, император! Так вот они, азиатские степи… Однако скверная страна. До свиданья, Боше. Я тебе оставлю лучший дворец в Москве. До свиданья, желаю успеха. Видел императора? Ура! Ежели меня сделают губернатором в Индии, я тебя сделаю министром Кашмира… Ура! Император вот он! Видишь его? Я его два раза как тебя видел. Маленький капрал… Я видел, как он навесил крест одному из стариков… Ура, император!] – говорили голоса старых и молодых людей, самых разнообразных характеров и положений в обществе. На всех лицах этих людей было одно общее выражение радости о начале давно ожидаемого похода и восторга и преданности к человеку в сером сюртуке, стоявшему на горе.
13 го июня Наполеону подали небольшую чистокровную арабскую лошадь, и он сел и поехал галопом к одному из мостов через Неман, непрестанно оглушаемый восторженными криками, которые он, очевидно, переносил только потому, что нельзя было запретить им криками этими выражать свою любовь к нему; но крики эти, сопутствующие ему везде, тяготили его и отвлекали его от военной заботы, охватившей его с того времени, как он присоединился к войску. Он проехал по одному из качавшихся на лодках мостов на ту сторону, круто повернул влево и галопом поехал по направлению к Ковно, предшествуемый замиравшими от счастия, восторженными гвардейскими конными егерями, расчищая дорогу по войскам, скакавшим впереди его. Подъехав к широкой реке Вилии, он остановился подле польского уланского полка, стоявшего на берегу.
– Виват! – также восторженно кричали поляки, расстроивая фронт и давя друг друга, для того чтобы увидать его. Наполеон осмотрел реку, слез с лошади и сел на бревно, лежавшее на берегу. По бессловесному знаку ему подали трубу, он положил ее на спину подбежавшего счастливого пажа и стал смотреть на ту сторону. Потом он углубился в рассматриванье листа карты, разложенного между бревнами. Не поднимая головы, он сказал что то, и двое его адъютантов поскакали к польским уланам.
– Что? Что он сказал? – слышалось в рядах польских улан, когда один адъютант подскакал к ним.
Было приказано, отыскав брод, перейти на ту сторону. Польский уланский полковник, красивый старый человек, раскрасневшись и путаясь в словах от волнения, спросил у адъютанта, позволено ли ему будет переплыть с своими уланами реку, не отыскивая брода. Он с очевидным страхом за отказ, как мальчик, который просит позволения сесть на лошадь, просил, чтобы ему позволили переплыть реку в глазах императора. Адъютант сказал, что, вероятно, император не будет недоволен этим излишним усердием.
Как только адъютант сказал это, старый усатый офицер с счастливым лицом и блестящими глазами, подняв кверху саблю, прокричал: «Виват! – и, скомандовав уланам следовать за собой, дал шпоры лошади и подскакал к реке. Он злобно толкнул замявшуюся под собой лошадь и бухнулся в воду, направляясь вглубь к быстрине течения. Сотни уланов поскакали за ним. Было холодно и жутко на середине и на быстрине теченья. Уланы цеплялись друг за друга, сваливались с лошадей, лошади некоторые тонули, тонули и люди, остальные старались плыть кто на седле, кто держась за гриву. Они старались плыть вперед на ту сторону и, несмотря на то, что за полверсты была переправа, гордились тем, что они плывут и тонут в этой реке под взглядами человека, сидевшего на бревне и даже не смотревшего на то, что они делали. Когда вернувшийся адъютант, выбрав удобную минуту, позволил себе обратить внимание императора на преданность поляков к его особе, маленький человек в сером сюртуке встал и, подозвав к себе Бертье, стал ходить с ним взад и вперед по берегу, отдавая ему приказания и изредка недовольно взглядывая на тонувших улан, развлекавших его внимание.
Для него было не ново убеждение в том, что присутствие его на всех концах мира, от Африки до степей Московии, одинаково поражает и повергает людей в безумие самозабвения. Он велел подать себе лошадь и поехал в свою стоянку.
Человек сорок улан потонуло в реке, несмотря на высланные на помощь лодки. Большинство прибилось назад к этому берегу. Полковник и несколько человек переплыли реку и с трудом вылезли на тот берег. Но как только они вылезли в обшлепнувшемся на них, стекающем ручьями мокром платье, они закричали: «Виват!», восторженно глядя на то место, где стоял Наполеон, но где его уже не было, и в ту минуту считали себя счастливыми.
Ввечеру Наполеон между двумя распоряжениями – одно о том, чтобы как можно скорее доставить заготовленные фальшивые русские ассигнации для ввоза в Россию, и другое о том, чтобы расстрелять саксонца, в перехваченном письме которого найдены сведения о распоряжениях по французской армии, – сделал третье распоряжение – о причислении бросившегося без нужды в реку польского полковника к когорте чести (Legion d'honneur), которой Наполеон был главою.
Qnos vult perdere – dementat. [Кого хочет погубить – лишит разума (лат.) ]
Русский император между тем более месяца уже жил в Вильне, делая смотры и маневры. Ничто не было готово для войны, которой все ожидали и для приготовления к которой император приехал из Петербурга. Общего плана действий не было. Колебания о том, какой план из всех тех, которые предлагались, должен быть принят, только еще более усилились после месячного пребывания императора в главной квартире. В трех армиях был в каждой отдельный главнокомандующий, но общего начальника над всеми армиями не было, и император не принимал на себя этого звания.
Чем дольше жил император в Вильне, тем менее и менее готовились к войне, уставши ожидать ее. Все стремления людей, окружавших государя, казалось, были направлены только на то, чтобы заставлять государя, приятно проводя время, забыть о предстоящей войне.
После многих балов и праздников у польских магнатов, у придворных и у самого государя, в июне месяце одному из польских генерал адъютантов государя пришла мысль дать обед и бал государю от лица его генерал адъютантов. Мысль эта радостно была принята всеми. Государь изъявил согласие. Генерал адъютанты собрали по подписке деньги. Особа, которая наиболее могла быть приятна государю, была приглашена быть хозяйкой бала. Граф Бенигсен, помещик Виленской губернии, предложил свой загородный дом для этого праздника, и 13 июня был назначен обед, бал, катанье на лодках и фейерверк в Закрете, загородном доме графа Бенигсена.
В тот самый день, в который Наполеоном был отдан приказ о переходе через Неман и передовые войска его, оттеснив казаков, перешли через русскую границу, Александр проводил вечер на даче Бенигсена – на бале, даваемом генерал адъютантами.
Был веселый, блестящий праздник; знатоки дела говорили, что редко собиралось в одном месте столько красавиц. Графиня Безухова в числе других русских дам, приехавших за государем из Петербурга в Вильну, была на этом бале, затемняя своей тяжелой, так называемой русской красотой утонченных польских дам. Она была замечена, и государь удостоил ее танца.
Борис Друбецкой, en garcon (холостяком), как он говорил, оставив свою жену в Москве, был также на этом бале и, хотя не генерал адъютант, был участником на большую сумму в подписке для бала. Борис теперь был богатый человек, далеко ушедший в почестях, уже не искавший покровительства, а на ровной ноге стоявший с высшими из своих сверстников.
В двенадцать часов ночи еще танцевали. Элен, не имевшая достойного кавалера, сама предложила мазурку Борису. Они сидели в третьей паре. Борис, хладнокровно поглядывая на блестящие обнаженные плечи Элен, выступавшие из темного газового с золотом платья, рассказывал про старых знакомых и вместе с тем, незаметно для самого себя и для других, ни на секунду не переставал наблюдать государя, находившегося в той же зале. Государь не танцевал; он стоял в дверях и останавливал то тех, то других теми ласковыми словами, которые он один только умел говорить.
При начале мазурки Борис видел, что генерал адъютант Балашев, одно из ближайших лиц к государю, подошел к нему и непридворно остановился близко от государя, говорившего с польской дамой. Поговорив с дамой, государь взглянул вопросительно и, видно, поняв, что Балашев поступил так только потому, что на то были важные причины, слегка кивнул даме и обратился к Балашеву. Только что Балашев начал говорить, как удивление выразилось на лице государя. Он взял под руку Балашева и пошел с ним через залу, бессознательно для себя расчищая с обеих сторон сажени на три широкую дорогу сторонившихся перед ним. Борис заметил взволнованное лицо Аракчеева, в то время как государь пошел с Балашевым. Аракчеев, исподлобья глядя на государя и посапывая красным носом, выдвинулся из толпы, как бы ожидая, что государь обратится к нему. (Борис понял, что Аракчеев завидует Балашеву и недоволен тем, что какая то, очевидно, важная, новость не через него передана государю.)
Но государь с Балашевым прошли, не замечая Аракчеева, через выходную дверь в освещенный сад. Аракчеев, придерживая шпагу и злобно оглядываясь вокруг себя, прошел шагах в двадцати за ними.
Пока Борис продолжал делать фигуры мазурки, его не переставала мучить мысль о том, какую новость привез Балашев и каким бы образом узнать ее прежде других.
В фигуре, где ему надо было выбирать дам, шепнув Элен, что он хочет взять графиню Потоцкую, которая, кажется, вышла на балкон, он, скользя ногами по паркету, выбежал в выходную дверь в сад и, заметив входящего с Балашевым на террасу государя, приостановился. Государь с Балашевым направлялись к двери. Борис, заторопившись, как будто не успев отодвинуться, почтительно прижался к притолоке и нагнул голову.
Государь с волнением лично оскорбленного человека договаривал следующие слова:
– Без объявления войны вступить в Россию. Я помирюсь только тогда, когда ни одного вооруженного неприятеля не останется на моей земле, – сказал он. Как показалось Борису, государю приятно было высказать эти слова: он был доволен формой выражения своей мысли, но был недоволен тем, что Борис услыхал их.
– Чтоб никто ничего не знал! – прибавил государь, нахмурившись. Борис понял, что это относилось к нему, и, закрыв глаза, слегка наклонил голову. Государь опять вошел в залу и еще около получаса пробыл на бале.
Борис первый узнал известие о переходе французскими войсками Немана и благодаря этому имел случай показать некоторым важным лицам, что многое, скрытое от других, бывает ему известно, и через то имел случай подняться выше во мнении этих особ.
Неожиданное известие о переходе французами Немана было особенно неожиданно после месяца несбывавшегося ожидания, и на бале! Государь, в первую минуту получения известия, под влиянием возмущения и оскорбления, нашел то, сделавшееся потом знаменитым, изречение, которое самому понравилось ему и выражало вполне его чувства. Возвратившись домой с бала, государь в два часа ночи послал за секретарем Шишковым и велел написать приказ войскам и рескрипт к фельдмаршалу князю Салтыкову, в котором он непременно требовал, чтобы были помещены слова о том, что он не помирится до тех пор, пока хотя один вооруженный француз останется на русской земле.
На другой день было написано следующее письмо к Наполеону.
«Monsieur mon frere. J'ai appris hier que malgre la loyaute avec laquelle j'ai maintenu mes engagements envers Votre Majeste, ses troupes ont franchis les frontieres de la Russie, et je recois a l'instant de Petersbourg une note par laquelle le comte Lauriston, pour cause de cette agression, annonce que Votre Majeste s'est consideree comme en etat de guerre avec moi des le moment ou le prince Kourakine a fait la demande de ses passeports. Les motifs sur lesquels le duc de Bassano fondait son refus de les lui delivrer, n'auraient jamais pu me faire supposer que cette demarche servirait jamais de pretexte a l'agression. En effet cet ambassadeur n'y a jamais ete autorise comme il l'a declare lui meme, et aussitot que j'en fus informe, je lui ai fait connaitre combien je le desapprouvais en lui donnant l'ordre de rester a son poste. Si Votre Majeste n'est pas intentionnee de verser le sang de nos peuples pour un malentendu de ce genre et qu'elle consente a retirer ses troupes du territoire russe, je regarderai ce qui s'est passe comme non avenu, et un accommodement entre nous sera possible. Dans le cas contraire, Votre Majeste, je me verrai force de repousser une attaque que rien n'a provoquee de ma part. Il depend encore de Votre Majeste d'eviter a l'humanite les calamites d'une nouvelle guerre.
Je suis, etc.
(signe) Alexandre».
[«Государь брат мой! Вчера дошло до меня, что, несмотря на прямодушие, с которым соблюдал я мои обязательства в отношении к Вашему Императорскому Величеству, войска Ваши перешли русские границы, и только лишь теперь получил из Петербурга ноту, которою граф Лористон извещает меня, по поводу сего вторжения, что Ваше Величество считаете себя в неприязненных отношениях со мною, с того времени как князь Куракин потребовал свои паспорта. Причины, на которых герцог Бассано основывал свой отказ выдать сии паспорты, никогда не могли бы заставить меня предполагать, чтобы поступок моего посла послужил поводом к нападению. И в действительности он не имел на то от меня повеления, как было объявлено им самим; и как только я узнал о сем, то немедленно выразил мое неудовольствие князю Куракину, повелев ему исполнять по прежнему порученные ему обязанности. Ежели Ваше Величество не расположены проливать кровь наших подданных из за подобного недоразумения и ежели Вы согласны вывести свои войска из русских владений, то я оставлю без внимания все происшедшее, и соглашение между нами будет возможно. В противном случае я буду принужден отражать нападение, которое ничем не было возбуждено с моей стороны. Ваше Величество, еще имеете возможность избавить человечество от бедствий новой войны.
(подписал) Александр». ]
13 го июня, в два часа ночи, государь, призвав к себе Балашева и прочтя ему свое письмо к Наполеону, приказал ему отвезти это письмо и лично передать французскому императору. Отправляя Балашева, государь вновь повторил ему слова о том, что он не помирится до тех пор, пока останется хотя один вооруженный неприятель на русской земле, и приказал непременно передать эти слова Наполеону. Государь не написал этих слов в письме, потому что он чувствовал с своим тактом, что слова эти неудобны для передачи в ту минуту, когда делается последняя попытка примирения; но он непременно приказал Балашеву передать их лично Наполеону.
Выехав в ночь с 13 го на 14 е июня, Балашев, сопутствуемый трубачом и двумя казаками, к рассвету приехал в деревню Рыконты, на французские аванпосты по сю сторону Немана. Он был остановлен французскими кавалерийскими часовыми.
Французский гусарский унтер офицер, в малиновом мундире и мохнатой шапке, крикнул на подъезжавшего Балашева, приказывая ему остановиться. Балашев не тотчас остановился, а продолжал шагом подвигаться по дороге.
Унтер офицер, нахмурившись и проворчав какое то ругательство, надвинулся грудью лошади на Балашева, взялся за саблю и грубо крикнул на русского генерала, спрашивая его: глух ли он, что не слышит того, что ему говорят. Балашев назвал себя. Унтер офицер послал солдата к офицеру.
Не обращая на Балашева внимания, унтер офицер стал говорить с товарищами о своем полковом деле и не глядел на русского генерала.
Необычайно странно было Балашеву, после близости к высшей власти и могуществу, после разговора три часа тому назад с государем и вообще привыкшему по своей службе к почестям, видеть тут, на русской земле, это враждебное и главное – непочтительное отношение к себе грубой силы.
Солнце только начинало подниматься из за туч; в воздухе было свежо и росисто. По дороге из деревни выгоняли стадо. В полях один за одним, как пузырьки в воде, вспырскивали с чувыканьем жаворонки.
Балашев оглядывался вокруг себя, ожидая приезда офицера из деревни. Русские казаки, и трубач, и французские гусары молча изредка глядели друг на друга.
Французский гусарский полковник, видимо, только что с постели, выехал из деревни на красивой сытой серой лошади, сопутствуемый двумя гусарами. На офицере, на солдатах и на их лошадях был вид довольства и щегольства.
Это было то первое время кампании, когда войска еще находились в исправности, почти равной смотровой, мирной деятельности, только с оттенком нарядной воинственности в одежде и с нравственным оттенком того веселья и предприимчивости, которые всегда сопутствуют началам кампаний.
Французский полковник с трудом удерживал зевоту, но был учтив и, видимо, понимал все значение Балашева. Он провел его мимо своих солдат за цепь и сообщил, что желание его быть представленну императору будет, вероятно, тотчас же исполнено, так как императорская квартира, сколько он знает, находится недалеко.
Они проехали деревню Рыконты, мимо французских гусарских коновязей, часовых и солдат, отдававших честь своему полковнику и с любопытством осматривавших русский мундир, и выехали на другую сторону села. По словам полковника, в двух километрах был начальник дивизии, который примет Балашева и проводит его по назначению.
Солнце уже поднялось и весело блестело на яркой зелени.
Только что они выехали за корчму на гору, как навстречу им из под горы показалась кучка всадников, впереди которой на вороной лошади с блестящею на солнце сбруей ехал высокий ростом человек в шляпе с перьями и черными, завитыми по плечи волосами, в красной мантии и с длинными ногами, выпяченными вперед, как ездят французы. Человек этот поехал галопом навстречу Балашеву, блестя и развеваясь на ярком июньском солнце своими перьями, каменьями и золотыми галунами.
Балашев уже был на расстоянии двух лошадей от скачущего ему навстречу с торжественно театральным лицом всадника в браслетах, перьях, ожерельях и золоте, когда Юльнер, французский полковник, почтительно прошептал: «Le roi de Naples». [Король Неаполитанский.] Действительно, это был Мюрат, называемый теперь неаполитанским королем. Хотя и было совершенно непонятно, почему он был неаполитанский король, но его называли так, и он сам был убежден в этом и потому имел более торжественный и важный вид, чем прежде. Он так был уверен в том, что он действительно неаполитанский король, что, когда накануне отъезда из Неаполя, во время его прогулки с женою по улицам Неаполя, несколько итальянцев прокричали ему: «Viva il re!», [Да здравствует король! (итал.) ] он с грустной улыбкой повернулся к супруге и сказал: «Les malheureux, ils ne savent pas que je les quitte demain! [Несчастные, они не знают, что я их завтра покидаю!]
Но несмотря на то, что он твердо верил в то, что он был неаполитанский король, и что он сожалел о горести своих покидаемых им подданных, в последнее время, после того как ему ведено было опять поступить на службу, и особенно после свидания с Наполеоном в Данциге, когда августейший шурин сказал ему: «Je vous ai fait Roi pour regner a maniere, mais pas a la votre», [Я вас сделал королем для того, чтобы царствовать не по своему, а по моему.] – он весело принялся за знакомое ему дело и, как разъевшийся, но не зажиревший, годный на службу конь, почуяв себя в упряжке, заиграл в оглоблях и, разрядившись как можно пестрее и дороже, веселый и довольный, скакал, сам не зная куда и зачем, по дорогам Польши.
Увидав русского генерала, он по королевски, торжественно, откинул назад голову с завитыми по плечи волосами и вопросительно поглядел на французского полковника. Полковник почтительно передал его величеству значение Балашева, фамилию которого он не мог выговорить.
– De Bal macheve! – сказал король (своей решительностью превозмогая трудность, представлявшуюся полковнику), – charme de faire votre connaissance, general, [очень приятно познакомиться с вами, генерал] – прибавил он с королевски милостивым жестом. Как только король начал говорить громко и быстро, все королевское достоинство мгновенно оставило его, и он, сам не замечая, перешел в свойственный ему тон добродушной фамильярности. Он положил свою руку на холку лошади Балашева.
– Eh, bien, general, tout est a la guerre, a ce qu'il parait, [Ну что ж, генерал, дело, кажется, идет к войне,] – сказал он, как будто сожалея об обстоятельстве, о котором он не мог судить.
– Sire, – отвечал Балашев. – l'Empereur mon maitre ne desire point la guerre, et comme Votre Majeste le voit, – говорил Балашев, во всех падежах употребляя Votre Majeste, [Государь император русский не желает ее, как ваше величество изволите видеть… ваше величество.] с неизбежной аффектацией учащения титула, обращаясь к лицу, для которого титул этот еще новость.
Лицо Мюрата сияло глупым довольством в то время, как он слушал monsieur de Balachoff. Но royaute oblige: [королевское звание имеет свои обязанности:] он чувствовал необходимость переговорить с посланником Александра о государственных делах, как король и союзник. Он слез с лошади и, взяв под руку Балашева и отойдя на несколько шагов от почтительно дожидавшейся свиты, стал ходить с ним взад и вперед, стараясь говорить значительно. Он упомянул о том, что император Наполеон оскорблен требованиями вывода войск из Пруссии, в особенности теперь, когда это требование сделалось всем известно и когда этим оскорблено достоинство Франции. Балашев сказал, что в требовании этом нет ничего оскорбительного, потому что… Мюрат перебил его:
– Так вы считаете зачинщиком не императора Александра? – сказал он неожиданно с добродушно глупой улыбкой.
Балашев сказал, почему он действительно полагал, что начинателем войны был Наполеон.
– Eh, mon cher general, – опять перебил его Мюрат, – je desire de tout mon c?ur que les Empereurs s'arrangent entre eux, et que la guerre commencee malgre moi se termine le plutot possible, [Ах, любезный генерал, я желаю от всей души, чтобы императоры покончили дело между собою и чтобы война, начатая против моей воли, окончилась как можно скорее.] – сказал он тоном разговора слуг, которые желают остаться добрыми приятелями, несмотря на ссору между господами. И он перешел к расспросам о великом князе, о его здоровье и о воспоминаниях весело и забавно проведенного с ним времени в Неаполе. Потом, как будто вдруг вспомнив о своем королевском достоинстве, Мюрат торжественно выпрямился, стал в ту же позу, в которой он стоял на коронации, и, помахивая правой рукой, сказал: – Je ne vous retiens plus, general; je souhaite le succes de vorte mission, [Я вас не задерживаю более, генерал; желаю успеха вашему посольству,] – и, развеваясь красной шитой мантией и перьями и блестя драгоценностями, он пошел к свите, почтительно ожидавшей его.
Балашев поехал дальше, по словам Мюрата предполагая весьма скоро быть представленным самому Наполеону. Но вместо скорой встречи с Наполеоном, часовые пехотного корпуса Даву опять так же задержали его у следующего селения, как и в передовой цепи, и вызванный адъютант командира корпуса проводил его в деревню к маршалу Даву.
Даву был Аракчеев императора Наполеона – Аракчеев не трус, но столь же исправный, жестокий и не умеющий выражать свою преданность иначе как жестокостью.
В механизме государственного организма нужны эти люди, как нужны волки в организме природы, и они всегда есть, всегда являются и держатся, как ни несообразно кажется их присутствие и близость к главе правительства. Только этой необходимостью можно объяснить то, как мог жестокий, лично выдиравший усы гренадерам и не могший по слабости нерв переносить опасность, необразованный, непридворный Аракчеев держаться в такой силе при рыцарски благородном и нежном характере Александра.
Балашев застал маршала Даву в сарае крестьянскои избы, сидящего на бочонке и занятого письменными работами (он поверял счеты). Адъютант стоял подле него. Возможно было найти лучшее помещение, но маршал Даву был один из тех людей, которые нарочно ставят себя в самые мрачные условия жизни, для того чтобы иметь право быть мрачными. Они для того же всегда поспешно и упорно заняты. «Где тут думать о счастливой стороне человеческой жизни, когда, вы видите, я на бочке сижу в грязном сарае и работаю», – говорило выражение его лица. Главное удовольствие и потребность этих людей состоит в том, чтобы, встретив оживление жизни, бросить этому оживлению в глаза спою мрачную, упорную деятельность. Это удовольствие доставил себе Даву, когда к нему ввели Балашева. Он еще более углубился в свою работу, когда вошел русский генерал, и, взглянув через очки на оживленное, под впечатлением прекрасного утра и беседы с Мюратом, лицо Балашева, не встал, не пошевелился даже, а еще больше нахмурился и злобно усмехнулся.
Заметив на лице Балашева произведенное этим приемом неприятное впечатление, Даву поднял голову и холодно спросил, что ему нужно.
Предполагая, что такой прием мог быть сделан ему только потому, что Даву не знает, что он генерал адъютант императора Александра и даже представитель его перед Наполеоном, Балашев поспешил сообщить свое звание и назначение. В противность ожидания его, Даву, выслушав Балашева, стал еще суровее и грубее.
– Где же ваш пакет? – сказал он. – Donnez le moi, ije l'enverrai a l'Empereur. [Дайте мне его, я пошлю императору.]
Балашев сказал, что он имеет приказание лично передать пакет самому императору.
– Приказания вашего императора исполняются в вашей армии, а здесь, – сказал Даву, – вы должны делать то, что вам говорят.
И как будто для того чтобы еще больше дать почувствовать русскому генералу его зависимость от грубой силы, Даву послал адъютанта за дежурным.
Балашев вынул пакет, заключавший письмо государя, и положил его на стол (стол, состоявший из двери, на которой торчали оторванные петли, положенной на два бочонка). Даву взял конверт и прочел надпись.
– Вы совершенно вправе оказывать или не оказывать мне уважение, – сказал Балашев. – Но позвольте вам заметить, что я имею честь носить звание генерал адъютанта его величества…
Даву взглянул на него молча, и некоторое волнение и смущение, выразившиеся на лице Балашева, видимо, доставили ему удовольствие.
– Вам будет оказано должное, – сказал он и, положив конверт в карман, вышел из сарая.
Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приготовленное для него помещение.
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.
Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.
На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.
– Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч.
И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:
– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]
Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».
В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.
После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.
После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.