Танасчишин, Трофим Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Трофим Иванович Танасчишин
Дата рождения

31 января 1903(1903-01-31)

Место рождения

село Ярышев, ныне Могилёв-Подольский район, Винницкая область, Украина

Дата смерти

31 марта 1944(1944-03-31) (41 год)

Место смерти

район города Вознесенск, Вознесенский район, Николаевская область

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

Пехота
Танковые войска

Годы службы

19181944 годы

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Командовал

60-й танковый полк
36-й отдельный мотоциклетный полк
1-й гвардейский мотоциклетный полк
36-я танковая бригада
13-й танковый корпус
4-й гвардейский механизированный корпус

Сражения/войны

Гражданская война в России
Советско-польская война
Великая Отечественная война

Награды и премии

Иностранные награды

Трофим Иванович Танасчишин (31 января 1903 года, село Ярышев, ныне Могилёв-Подольский район, Винницкая область — 31 марта 1944 года, район города Вознесенск, Николаевская область) — советский военный деятель, Генерал-лейтенант танковых войск (1943 год).





Начальная биография

Трофим Иванович Танасчишин родился 31 января 1903 года в селе Ярышев ныне Могилёв-Подольского района Винницкой области.

Военная служба

Первая мировая и гражданская войны

В марте 1918 года бойцом вступил в ряды партизанского отряда под командованием Чебанова, после чего принимал участие в боевых действиях на Украине против германских войск и вооруженных соединений под командованием генерала П. П. Скоропадского. В конце 1918 года партизанский отряд был преобразован в 1-й Серебрийский полк, где Танасчишин стал конным разведчиком.

В 1919 году на Юго-Западном фронте принимал участие в боевых действиях против войск под командованием С. В. Петлюры и генерала А. И. Деникина, в ходе которых полк понёс большие потери, из-за чего вскоре влился в состав 395-го стрелкового полка.

Весной 1920 года Танасчишин принимал участие в ходе советско-польской войны, во время которой тяжело заболел, отстал от полка и впоследствии оказался на территории противника. После выздоровления пытался выйти к своим войскам, но 19 мая был пленён и затем заключён в Могилёвскую тюрьму, однако в июле был освобождён частями Красной Армии, после чего в составе 535-го стрелкового полка принимал участие в боевых действиях против войск под командованием С. В. Петлюры, а с апреля по ноябрь 1921 года — в боевых действиях против бандитизма в Могилёвском уезде, находясь на должности помощника командира взвода отдельного конного дивизиона ОН.

Межвоенное время

После окончания боевых действий Танасчишин был назначен на должность физкультурного инструктора по допризывной подготовке окружного военкомата.

В августе 1925 года был направлен на учёбу в Украинскую кавалерийскую школу, после окончания которой с сентября 1928 года служил в 9-й кавалерийской дивизии на должности командира взвода 52-го кавалерийского полка, затем в 54-м отдельном запасном эскадроне.

После окончания Ленинградских бронетанковых курсов усовершенствования командного состава в мае 1931 года был назначен на должность командира учебного броневзвода мотоотряда Московской Пролетарской стрелковой дивизии (Московский военный округ).

С октября 1931 года служил в 11-й кавалерийской дивизии, где служил временно исполняющим должности командира и комиссара отдельного механизированного эскадрона, а также командиром учебного броневзвода, а с апреля 1932 года служил в 11-м механизированном полку этой же дивизии на должностях политрука учебного эскадрона, командира танкового эскадрона и помощника начальника штаба полка.

В ноябре 1934 года был направлен на учёбу на штабное отделении Ленинградских бронетанковых курсах усовершенствования командного состава, по окончании которого с мая 1935 года продолжил служить в 11-м механизированном полку (11-я кавалерийская дивизия), где временно исполнял должности помощника начальника, начальника штаба полка и командира полка.

В июне 1938 года Танасчишин был назначен на должность начальник 2-й части штаба 1-й танковой бригады, в апреле 1940 года — на должность помощника начальника штаба 21-й танковой бригады, в июле того же года — на должность начальника снабжения 4-й танковой дивизии (6-й механизированный корпус), а в марте 1941 года — на должность командира 60-го танкового полка (30-я танковая дивизия).

Великая Отечественная война

С началом войны 30-я танковая дивизия принимала участие в ходе приграничных сражений, во время которых попала в окружение.

В августе 1941 года был назначен на должность командира 36-го отдельного мотоциклетного полка, который принимал участие в обороне Москвы, ведя тяжёлые оборонительные бои на можайском направлении, за боевые успехи в которых Трофим Иванович Танасчишин был награждён орденом Красного Знамени, а 36-й отдельный мотоциклетный полк преобразован в 1-й гвардейский.

В декабре 1941 года был назначен на должность командира 36-й танковой бригады, которая дислоцировалась в Московском военном округе, а затем в апреле 1942 года была включена в состав 22-го танкового корпуса (38-я армия), после чего вела боевые действия на Юго-Западном фронте.

В июле Танасчишин был назначен на должность командира 13-го танкового корпуса, который принимал участие в Сталинградской битве. Важную роль корпус сыграл в оборонительной фазе Сталинградской битвы (см. Сражение у разъезда 74-й километр). За отличие в боях 13-й танковый корпус был преобразован в 4-й гвардейский механизированный и удостоен почётного наименования «Сталинградский». В период контрнаступления под Сталинградом корпус принимал участие в развитии прорыва обороны противника в составе 57-й армии, в ходе чего выдержал первый удар танковой группы под командованием генерала Э. Манштейна и удержал занимаемый рубеж на реке Аксай, а в ходе дальнейшего наступления совершил рейд на Зимовники и станицу Будёновская, выйдя к реке Маныч. В ходе наступления западнее рек Дон и Северский Донец корпус прорвал оборону противника в районах Новошахтинска, Дарьевки и Больше-Крепинской, после чего в течение трёх суток вышел к реке Миус, где также прорвал сильно укреплённую линию обороны противника в районе Матвеева Кургана.

4-й гвардейский механизированный корпус под командованием Танасчишина принимал участие в ходе Ростовской, Донбасской, Мелитопольской и Никопольско-Криворожской наступательных операций, а также в освобождении городов Донецко-Амвросиевка, Большой Токмак и др. В марте 1944 года корпус был включён в состав конно-механизированной группы под командованием генерала И. А. Плиева и принимал участие в ходе Березнеговато-Снигиревской и Одесской наступательных операций и освобождении города Новый Буг и др. За отличия в ходе этих боёв корпус был награждён орденом Суворова 2 степени.

31 марта 1944 года генерал-лейтенант танковых войск Трофим Иванович Танасчишин погиб в районе города Вознесенск Николаевской области.

Награды

Иностранные награды:

Память

Напишите отзыв о статье "Танасчишин, Трофим Иванович"

Примечания

  1. Вручение английских орденов и медалей / Газета Красная звезда — 11.05.1944 — № 111 (5791)

Литература

Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комкоры. Военный биографический словарь / Под общей редакцией М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2006. — Т. 2. — С. 187—189. — ISBN 5-901679-08-3.

Отрывок, характеризующий Танасчишин, Трофим Иванович

– Обошли! Отрезали! Пропали! – кричали голоса бегущих.
Полковой командир, в ту самую минуту как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что случилось что нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста полковника и свою генеральскую важность, а главное – совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпавших, но счастливо миновавших его пуль. Он желал одного: узнать, в чем дело, и помочь и исправить во что бы то ни стало ошибку, ежели она была с его стороны, и не быть виновным ему, двадцать два года служившему, ни в чем не замеченному, примерному офицеру.
Счастливо проскакав между французами, он подскакал к полю за лесом, через который бежали наши и, не слушаясь команды, спускались под гору. Наступила та минута нравственного колебания, которая решает участь сражений: послушают эти расстроенные толпы солдат голоса своего командира или, оглянувшись на него, побегут дальше. Несмотря на отчаянный крик прежде столь грозного для солдата голоса полкового командира, несмотря на разъяренное, багровое, на себя не похожее лицо полкового командира и маханье шпагой, солдаты всё бежали, разговаривали, стреляли в воздух и не слушали команды. Нравственное колебание, решающее участь сражений, очевидно, разрешалось в пользу страха.
Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Всё казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, баталионы собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался.Несмотря на то,что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата.
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!
– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.

Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.