Танатос

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Танатос (Θάνατος)

Гипнос и Танатос уносят Сарпедона, Гермес наблюдает
Бог смерти
Мифология: Древнегреческая мифология
Толкование имени: Смерть
В иных культурах: Морс
Пол: мужской
Отец: Эреб
Мать: Нюкта
Братья: Гипнос, Онир
Сёстры: Эрида, Керы
ТанатосТанатос

Та́натос, Та́нат, Фа́нат (др.-греч. Θάνατος, «смерть») — в греческой мифологии[1] олицетворение смерти, сын Нюкты и Эреба [2], брат-близнец бога сна Гипноса. Живёт на краю света[3]. Упоминается в «Илиаде» (XVI 454). Также был обманут Сизифом (тот приковал его к скале, но позже Таната освободил Арес).

Танатос обладает железным сердцем и ненавистен богам. Он  единственный из богов, не любящий даров. Культ Танатоса существовал в Спарте.

Танатос чаще всего изображался крылатым юношей с погашенным факелом в руке. Изображён на ларце Кипсела как чёрный мальчик рядом с белым мальчиком Гипносом[4]. Ему посвящён LXXXVII орфический гимн. Действующее лицо трагедии Еврипида «Алкестида» (в переводе Анненского «Демон Смерти»).



См. также

Напишите отзыв о статье "Танатос"

Примечания

  1. Мифы народов мира. М., 1991-92. В 2 т. Т. 2. С. 491, Любкер Ф. Реальный словарь классических древностей. М., 2001. В 3 т. Т. 3. С. 377
  2. Гесиод. Теогония 212
  3. Гесиод. Теогония 759.764-766
  4. Павсаний. Описание Эллады V 18, 1


Отрывок, характеризующий Танатос

– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.


Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.