Тана (письмо)

Тана
Тип письма:	консонантно-вокалическое письмо
Языки:	мальдивский язык
Место возникновения:	Мальдивы
Дата создания:	XVIII век
Период:	до настоящего времени
Направление письма:	справа налево
Знаков:	50: 38 согласных (24 основных), 10 гласных, 2 дополнительных знака
Происхождение:	арабские цифры, индийские цифры, арабский алфавит
Диапазон Юникода:	0780-07BF
ISO 15924:	Thaa

Та́на (мальд. ތާނަ, англ. Tāna‎) — письменность, использующаяся в настоящее время для записи мальдивского языка (дивехи). Тана сочетает элементы, характерные для абугид (диакритическая запись гласных, знак вирама) и алфавитов (на письме обозначаются все гласные звуки). Это редкая фонетическая письменность, которая не происходит от протосемитского письма или брахми: согласные буквы в ней происходят от арабских и индийских цифр, гласные — из диакритических знаков арабского письма. Орфография в основном фонетическая.

Письмо тана впервые появляется в мальдивских документах в начале XVIII века (эта первоначальная форма письма известна как габули тана). Со временем буквы стали писаться с 45-градусным наклоном, придавая письму более изящный вид. Впоследствии тана вытеснила более ранний мальдивский алфавит — дивес акуру (старомальдивское письмо).

Принцип

Тана, подобно арабскому письму, записывается справа налево. Гласные обозначаются при помощи диакритических знаков, происходящих из арабского письма. Каждая буква должна иметь гласный или знак сукун, обозначающий отсутствие гласного. Единственным исключением из этого правила является буква nūnu, которая без диакритического знака обозначает преназализацию последующего взрывного согласного.

Диакритические знаки для гласных на мальдивском языке называются fili. Существует пять знаков для кратких гласных (a, i, u, e, o), причем первые два совпадают с арабскими (фатха и касра), а третья (дамма) выглядит похоже. Долгие гласные (ā, ē, ī, ō и ū) обозначаются удвоением знака (кроме ō, являющейся видоизменением краткого obofili).

Буква alifu не имеет собственного фонетического значения и используется в трёх случаях:

• является носителем гласной без предшествующего согласного — начальной гласной слова или второй части дифтонга
• обозначает удвоение следующего согласного, если содержит sukun (удвоение носовых звуков обозначается добавлениемnūnu+sukun перед удваиваемым носовым).
• alifu+sukun в конце слова обозначает, что слово оканчивается на /eh/.

История письменности

Происхождение письменности тана уникально среди мировых систем письма. Первые девять букв (h-v) произошли из арабских цифр, следующие девять (m-d) — из местных вариантов индийских цифр. Оставшиеся буквы, встречающиеся в заимствованиях (z-ch), а также транслитерации арабских слов были получены из фонетически похожих согласных путём добавления диакритических знаков (за исключением y, происхождение которой неясно). Таким образом, тана — один из редчайших алфавитов, который не происходит от протосемитской письменности. Кроме того, наряду с идиш, ладино и языками, пользующимися арабской письменностью (персидский язык и др.), дивехи один из немногих индоевропейских языков с основной письменностью справа налево.

Порядок букв в алфавите тана (hā, shaviyani, nūnu, rā, bā и т. д.) не совпадает с принятым в других индийских письменностях и арабском алфавите. Отсутствие видимой логики в порядке букв интерпретировалось некоторыми исследователями как намёк на то, что тана первоначально являлась тайнописью. Согласно этой гипотезе, тана первоначально использовалась для записи магических заклинаний (fadinta), содержавших арабские цитаты, писавшиеся слева направо. Грамотные мальдивцы, большинство из которых знало заклинания, осознали преимущества использования упрощенной формы тайнописи в быту, и тана постепенно вошла в повседневное использование.

Во второй половине XX века письменность тана на короткий период оказалась под угрозой исчезновения. К середине 1970-х годов, во время правления президента Ибрагим Насира, правительством для использования местной администрацией была введена телексная связь. Введение новых технологий рассматривалось как большой прогресс, однако собственная письменность была помехой, поскольку сообщения могли писаться только латиницей.

Чтобы обойти проблему, мальдивским правительством в 1976 году была официально одобрена и быстро введена в обращение приблизительная латинская транслитерация мальдивского языка (дивехи летин). Система была распространена по всем островным администрациям, а также школам и торговым судам. Многими мальдивцами это рассматривалось как смерть письменности тана.

Новая система транскрипции имела много недостатков и игнорировала принятую для индоарийских языков систему транслитерации IAST (Международный алфавит транслитерации санскрита):

• неупорядоченное написание h для непридыхательных звуков, что несовместимо с фонетикой индоарийских языков.
• использование для обозначения некоторых арабских звуков системы буквосочетаний и апострофов, игнорировавшей принятую в научных кругах транслитерацию арабского языка.
• долгие гласные «oo» и «ee» были заимствованы из колониальной английской транскрипции.

Письменность тана была восстановлена президентом Момун Абдул Гайюмом вскоре после вступления в должность в 1978 году. Однако, принятая в 1976 году несовершенная латинская транскрипция продолжает широко использоваться.

Символы

Тана кодируется в Юникоде в диапазоне 1920—1983 (0780-07BF). Пример текста — см. Гимн Мальдивской республики

Буква naviyani соответствует ретрофлексивному «n» ([ɳ]), встречающемуся во многих индоарийских языках. Ранее она располагалась на 19 месте — между daviyani и zaviyani, однако начиная с 1953 года эта буква не используется в официальных документах. В настоящее время буква встречается в репринтных изданиях старых книг, а также при записи поэзии на диалекте атолла Адду

Знаки письма тана
(гласные представлены в сочетании с alifu)

Графема	Название	Латинизация 1976 года	Соответствие IPA
ހ	haa	h	[h]
<center>ށ	sha viyani	sh	[ʂ]
<center>ނ	noonu	n	[n̪]
<center>ރ	raa	r	[ɾ]
<center>ބ	baa	b	[b]
<center>ޅ	lha viyani	lh	[ɭ]
<center>ކ	kaafu	k	[k]
<center>އ	alifu	различное	см. статью
<center>ވ	vaavu	v	[ʋ]
<center>މ	meemu	m	[m]
<center>ފ	faafu	f	[f]
<center>ދ	dhaalu	dh	[d̪]
<center>ތ	thaa	th	[t̪]
<center>ލ	laamu	l	[l]
<center>ގ	gaafu	g	[g]
<center>ޏ	gna viyani	gn	[ɲ]
<center>ސ	seenu	s	[s̺]
<center>ޑ	da viyani	d	[ɖ]
<center>ޒ	za viyani	z	[z̺]
<center>ޓ	ta viyani	t	[ʈ]
<center>ޔ	yaa	y	[j]
<center>ޕ	pa viyani	p	[p]
<center>ޖ	ja viyani	j	[ɟ]
<center>ޗ	cha viyani	ch	[c]
<center>ޘ	ttaa	Для арабско-мальдивской транслитерации
<center>ޙ	hhaa
<center>ޚ	khaa
<center>ޛ	thaalu
<center>ޜ	zaa	Для англо-мальдивской транслитерации [ʒ]
<center>ޝ	sheenu	Для арабско-мальдивской транслитерации
<center>ޞ	saadhu
<center>ޟ	daadhu
<center>ޠ	to
<center>ޡ	zo
<center>ޢ	ainu
<center>ޣ	ghainu
<center>ޤ	qaafu
<center>ޥ	waavu
<center>އަ	aba fili	a	[ə]
<center>އާ	aabaa fili	aa	[əː]
<center>އި	ibi fili	i	[i]
<center>އީ	eebee fili	ee	[iː]
<center>އު	ubu fili	u	[u]
<center>އޫ	ooboo fili	oo	[uː]
<center>އެ	ebe fili	e	[e]
<center>އޭ	eybey fili	ey	[eː]
<center>އޮ	obo fili	o	[ɔ]
<center>އޯ	oaboa fili	oa	[ɔː]
<center>އް	sukun	различное	см. статью
<center>ޱ	na viyani	ṇ	[ɳ]

Бытование

Наиболее заметное использование таны — в названиях атоллов. Так как острова в рамках каждого атолла часто носят названия, совпадающие с названиями в других атоллах, были приняты одно- или двухбуквенные идентификаторы буквами тана. В официальной документации эти буквы предшествуют названию острова, чтобы острова различались между собой по принадлежности к атоллам. Эти буквы также используются на бортах судов и т. п. В разговорной речи названия букв-идентификаторов могут употребляться вместо названий островов, но это считается неофициальным и ошибочным в письменной речи. Альтернативно существуют латинские однобуквенные идентификаторы.

Литература

• Bell , H.C.P. The Maldive islands. Monograph on the History, Archaeology and Epigraphy. Reprint 1940 edn. Male' 1986.
• H.C.P. Bell, The Maldive Islands, An account of the physical features, History, Inhabitants, Productions and Trade. Colombo 1883, ISBN 81-206-1222-1
• Bell , H.C.P. Excerpta Maldiviana. Reprint 1922—1935 edn. New Delhi 1998.
• Divehi Bahuge Qawaaaid. Vols 1 to 5. Ministry of Education. Male' 1978.
• Divehīnge Tarika. Divehīnge Bas. Divehibahāi Tārikhah Khidumaykurā Qaumī Majlis. Male’ 2000.
• Gair, James W. & Cain, Bruce D. (1996), «Divehi Writing» in Peter T. Daniels & William Bright, ed., The World’s Writing Systems, New York: Oxford University Press, pp. 564–568. ISBN 0-19-507993-0.
• Xavier Romero-Frias, The Maldive Islanders, A Study of the Popular Culture of an Ancient Ocean Kingdom. ISBN 84-7254-801-5
• Geiger, Wilhelm. Maldivian Linguistic Studies. Reprint 1919 edn. Novelty Press. Male’ 1986.
• Ager, Simon [www.omniglot.com/writing/thaana.htm Thaana (Maldivian) script]. Omniglot, writing systems & languages of the world. Проверено 12 сентября 2006. [www.webcitation.org/666hZHQ9Z Архивировано из первоисточника 12 марта 2012].

Ссылки

• [www.omniglot.com/writing/thaana.htm Тана на сайте Omniglot]
• [www.maldivesculture.com/thaana01.html Краткое описание письменности тана]

Отрывок, характеризующий Тана (письмо)

– Как ни тяжел мне будет этот год, отсрочивающий мое счастье, – продолжал князь Андрей, – в этот срок вы поверите себя. Я прошу вас через год сделать мое счастье; но вы свободны: помолвка наша останется тайной и, ежели вы убедились бы, что вы не любите меня, или полюбили бы… – сказал князь Андрей с неестественной улыбкой.
– Зачем вы это говорите? – перебила его Наташа. – Вы знаете, что с того самого дня, как вы в первый раз приехали в Отрадное, я полюбила вас, – сказала она, твердо уверенная, что она говорила правду.
– В год вы узнаете себя…
– Целый год! – вдруг сказала Наташа, теперь только поняв то, что свадьба отсрочена на год. – Да отчего ж год? Отчего ж год?… – Князь Андрей стал ей объяснять причины этой отсрочки. Наташа не слушала его.
– И нельзя иначе? – спросила она. Князь Андрей ничего не ответил, но в лице его выразилась невозможность изменить это решение.
– Это ужасно! Нет, это ужасно, ужасно! – вдруг заговорила Наташа и опять зарыдала. – Я умру, дожидаясь года: это нельзя, это ужасно. – Она взглянула в лицо своего жениха и увидала на нем выражение сострадания и недоумения.
– Нет, нет, я всё сделаю, – сказала она, вдруг остановив слезы, – я так счастлива! – Отец и мать вошли в комнату и благословили жениха и невесту.
С этого дня князь Андрей женихом стал ездить к Ростовым.


Обручения не было и никому не было объявлено о помолвке Болконского с Наташей; на этом настоял князь Андрей. Он говорил, что так как он причиной отсрочки, то он и должен нести всю тяжесть ее. Он говорил, что он навеки связал себя своим словом, но что он не хочет связывать Наташу и предоставляет ей полную свободу. Ежели она через полгода почувствует, что она не любит его, она будет в своем праве, ежели откажет ему. Само собою разумеется, что ни родители, ни Наташа не хотели слышать об этом; но князь Андрей настаивал на своем. Князь Андрей бывал каждый день у Ростовых, но не как жених обращался с Наташей: он говорил ей вы и целовал только ее руку. Между князем Андреем и Наташей после дня предложения установились совсем другие чем прежде, близкие, простые отношения. Они как будто до сих пор не знали друг друга. И он и она любили вспоминать о том, как они смотрели друг на друга, когда были еще ничем , теперь оба они чувствовали себя совсем другими существами: тогда притворными, теперь простыми и искренними. Сначала в семействе чувствовалась неловкость в обращении с князем Андреем; он казался человеком из чуждого мира, и Наташа долго приучала домашних к князю Андрею и с гордостью уверяла всех, что он только кажется таким особенным, а что он такой же, как и все, и что она его не боится и что никто не должен бояться его. После нескольких дней, в семействе к нему привыкли и не стесняясь вели при нем прежний образ жизни, в котором он принимал участие. Он про хозяйство умел говорить с графом и про наряды с графиней и Наташей, и про альбомы и канву с Соней. Иногда домашние Ростовы между собою и при князе Андрее удивлялись тому, как всё это случилось и как очевидны были предзнаменования этого: и приезд князя Андрея в Отрадное, и их приезд в Петербург, и сходство между Наташей и князем Андреем, которое заметила няня в первый приезд князя Андрея, и столкновение в 1805 м году между Андреем и Николаем, и еще много других предзнаменований того, что случилось, было замечено домашними.
В доме царствовала та поэтическая скука и молчаливость, которая всегда сопутствует присутствию жениха и невесты. Часто сидя вместе, все молчали. Иногда вставали и уходили, и жених с невестой, оставаясь одни, всё также молчали. Редко они говорили о будущей своей жизни. Князю Андрею страшно и совестно было говорить об этом. Наташа разделяла это чувство, как и все его чувства, которые она постоянно угадывала. Один раз Наташа стала расспрашивать про его сына. Князь Андрей покраснел, что с ним часто случалось теперь и что особенно любила Наташа, и сказал, что сын его не будет жить с ними.
– Отчего? – испуганно сказала Наташа.
– Я не могу отнять его у деда и потом…
– Как бы я его любила! – сказала Наташа, тотчас же угадав его мысль; но я знаю, вы хотите, чтобы не было предлогов обвинять вас и меня.
Старый граф иногда подходил к князю Андрею, целовал его, спрашивал у него совета на счет воспитания Пети или службы Николая. Старая графиня вздыхала, глядя на них. Соня боялась всякую минуту быть лишней и старалась находить предлоги оставлять их одних, когда им этого и не нужно было. Когда князь Андрей говорил (он очень хорошо рассказывал), Наташа с гордостью слушала его; когда она говорила, то со страхом и радостью замечала, что он внимательно и испытующе смотрит на нее. Она с недоумением спрашивала себя: «Что он ищет во мне? Чего то он добивается своим взглядом! Что, как нет во мне того, что он ищет этим взглядом?» Иногда она входила в свойственное ей безумно веселое расположение духа, и тогда она особенно любила слушать и смотреть, как князь Андрей смеялся. Он редко смеялся, но зато, когда он смеялся, то отдавался весь своему смеху, и всякий раз после этого смеха она чувствовала себя ближе к нему. Наташа была бы совершенно счастлива, ежели бы мысль о предстоящей и приближающейся разлуке не пугала ее, так как и он бледнел и холодел при одной мысли о том.
Накануне своего отъезда из Петербурга, князь Андрей привез с собой Пьера, со времени бала ни разу не бывшего у Ростовых. Пьер казался растерянным и смущенным. Он разговаривал с матерью. Наташа села с Соней у шахматного столика, приглашая этим к себе князя Андрея. Он подошел к ним.
– Вы ведь давно знаете Безухого? – спросил он. – Вы любите его?
– Да, он славный, но смешной очень.
И она, как всегда говоря о Пьере, стала рассказывать анекдоты о его рассеянности, анекдоты, которые даже выдумывали на него.
– Вы знаете, я поверил ему нашу тайну, – сказал князь Андрей. – Я знаю его с детства. Это золотое сердце. Я вас прошу, Натали, – сказал он вдруг серьезно; – я уеду, Бог знает, что может случиться. Вы можете разлю… Ну, знаю, что я не должен говорить об этом. Одно, – чтобы ни случилось с вами, когда меня не будет…
– Что ж случится?…
– Какое бы горе ни было, – продолжал князь Андрей, – я вас прошу, m lle Sophie, что бы ни случилось, обратитесь к нему одному за советом и помощью. Это самый рассеянный и смешной человек, но самое золотое сердце.
Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. – Не уезжайте! – только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: – Ах, зачем он уехал!
Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.


Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.
Зимой в Лысые Горы приезжал князь Андрей, был весел, кроток и нежен, каким его давно не видала княжна Марья. Она предчувствовала, что с ним что то случилось, но он не сказал ничего княжне Марье о своей любви. Перед отъездом князь Андрей долго беседовал о чем то с отцом и княжна Марья заметила, что перед отъездом оба были недовольны друг другом.
Вскоре после отъезда князя Андрея, княжна Марья писала из Лысых Гор в Петербург своему другу Жюли Карагиной, которую княжна Марья мечтала, как мечтают всегда девушки, выдать за своего брата, и которая в это время была в трауре по случаю смерти своего брата, убитого в Турции.
«Горести, видно, общий удел наш, милый и нежный друг Julieie».
«Ваша потеря так ужасна, что я иначе не могу себе объяснить ее, как особенную милость Бога, Который хочет испытать – любя вас – вас и вашу превосходную мать. Ах, мой друг, религия, и только одна религия, может нас, уже не говорю утешить, но избавить от отчаяния; одна религия может объяснить нам то, чего без ее помощи не может понять человек: для чего, зачем существа добрые, возвышенные, умеющие находить счастие в жизни, никому не только не вредящие, но необходимые для счастия других – призываются к Богу, а остаются жить злые, бесполезные, вредные, или такие, которые в тягость себе и другим. Первая смерть, которую я видела и которую никогда не забуду – смерть моей милой невестки, произвела на меня такое впечатление. Точно так же как вы спрашиваете судьбу, для чего было умирать вашему прекрасному брату, точно так же спрашивала я, для чего было умирать этому ангелу Лизе, которая не только не сделала какого нибудь зла человеку, но никогда кроме добрых мыслей не имела в своей душе. И что ж, мой друг, вот прошло с тех пор пять лет, и я, с своим ничтожным умом, уже начинаю ясно понимать, для чего ей нужно было умереть, и каким образом эта смерть была только выражением бесконечной благости Творца, все действия Которого, хотя мы их большею частью не понимаем, суть только проявления Его бесконечной любви к Своему творению. Может быть, я часто думаю, она была слишком ангельски невинна для того, чтобы иметь силу перенести все обязанности матери. Она была безупречна, как молодая жена; может быть, она не могла бы быть такою матерью. Теперь, мало того, что она оставила нам, и в особенности князю Андрею, самое чистое сожаление и воспоминание, она там вероятно получит то место, которого я не смею надеяться для себя. Но, не говоря уже о ней одной, эта ранняя и страшная смерть имела самое благотворное влияние, несмотря на всю печаль, на меня и на брата. Тогда, в минуту потери, эти мысли не могли притти мне; тогда я с ужасом отогнала бы их, но теперь это так ясно и несомненно. Пишу всё это вам, мой друг, только для того, чтобы убедить вас в евангельской истине, сделавшейся для меня жизненным правилом: ни один волос с головы не упадет без Его воли. А воля Его руководствуется только одною беспредельною любовью к нам, и потому всё, что ни случается с нами, всё для нашего блага. Вы спрашиваете, проведем ли мы следующую зиму в Москве? Несмотря на всё желание вас видеть, не думаю и не желаю этого. И вы удивитесь, что причиною тому Буонапарте. И вот почему: здоровье отца моего заметно слабеет: он не может переносить противоречий и делается раздражителен. Раздражительность эта, как вы знаете, обращена преимущественно на политические дела. Он не может перенести мысли о том, что Буонапарте ведет дело как с равными, со всеми государями Европы и в особенности с нашим, внуком Великой Екатерины! Как вы знаете, я совершенно равнодушна к политическим делам, но из слов моего отца и разговоров его с Михаилом Ивановичем, я знаю всё, что делается в мире, и в особенности все почести, воздаваемые Буонапарте, которого, как кажется, еще только в Лысых Горах на всем земном шаре не признают ни великим человеком, ни еще менее французским императором. И мой отец не может переносить этого. Мне кажется, что мой отец, преимущественно вследствие своего взгляда на политические дела и предвидя столкновения, которые у него будут, вследствие его манеры, не стесняясь ни с кем, высказывать свои мнения, неохотно говорит о поездке в Москву. Всё, что он выиграет от лечения, он потеряет вследствие споров о Буонапарте, которые неминуемы. Во всяком случае это решится очень скоро. Семейная жизнь наша идет по старому, за исключением присутствия брата Андрея. Он, как я уже писала вам, очень изменился последнее время. После его горя, он теперь только, в нынешнем году, совершенно нравственно ожил. Он стал таким, каким я его знала ребенком: добрым, нежным, с тем золотым сердцем, которому я не знаю равного. Он понял, как мне кажется, что жизнь для него не кончена. Но вместе с этой нравственной переменой, он физически очень ослабел. Он стал худее чем прежде, нервнее. Я боюсь за него и рада, что он предпринял эту поездку за границу, которую доктора уже давно предписывали ему. Я надеюсь, что это поправит его. Вы мне пишете, что в Петербурге о нем говорят, как об одном из самых деятельных, образованных и умных молодых людей. Простите за самолюбие родства – я никогда в этом не сомневалась. Нельзя счесть добро, которое он здесь сделал всем, начиная с своих мужиков и до дворян. Приехав в Петербург, он взял только то, что ему следовало. Удивляюсь, каким образом вообще доходят слухи из Петербурга в Москву и особенно такие неверные, как тот, о котором вы мне пишете, – слух о мнимой женитьбе брата на маленькой Ростовой. Я не думаю, чтобы Андрей когда нибудь женился на ком бы то ни было и в особенности на ней. И вот почему: во первых я знаю, что хотя он и редко говорит о покойной жене, но печаль этой потери слишком глубоко вкоренилась в его сердце, чтобы когда нибудь он решился дать ей преемницу и мачеху нашему маленькому ангелу. Во вторых потому, что, сколько я знаю, эта девушка не из того разряда женщин, которые могут нравиться князю Андрею. Не думаю, чтобы князь Андрей выбрал ее своею женою, и откровенно скажу: я не желаю этого. Но я заболталась, кончаю свой второй листок. Прощайте, мой милый друг; да сохранит вас Бог под Своим святым и могучим покровом. Моя милая подруга, mademoiselle Bourienne, целует вас.