Танжерский кризис

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
 
Колониальный раздел Африки
Франко-тунисская война

Восстание махдистов Англо-египетская война Войны с мандинго Битва при Догали Первая франко-дагомейская война Pioneer Column Expedition Вторая франко-дагомейская война Первая англо-матабельская война Англо-ашантийские войны Первая итало-эфиопская война Вторая англо-матабельская война Англо-занзибарская война Бенинская экспедиция Центральноафриканская экспедиция Фашодский кризис Вторая англо-бурская война Геноцид племён гереро и нама Восстание Маджи-Маджи Танжерский кризис Восстание Бамбаты Франко-вадайская война Агадирский кризис Захват Марокко Францией Итало-турецкая война Восстание Марица

Танжерский кризис — острый международный конфликт, продолжавшийся с марта 1905 по май 1906 г. Возник на почве спора Франции с Германией относительно контроля над султанатом Марокко.

В ходе империалистической «драки за Африку» французам удалось овладеть Алжиром (1830) и Тунисом (1881). Следующей североафриканской колонией Франции должно было стать Марокко. К концу 1904 г. Италия, Великобритания и Испания негласно признали «особые права» французов в Марокко, что на практике означало превращение султаната в протекторат Франции. В обмен на эти уступки французы признавали права англичан на Египет, итальянцев — на Ливию, а испанцев — на города по северному побережью Марокко (Сеуту и Мелилью).

В начале 1905 года, когда Франция пыталась принудить марокканского султана к допуску в страну французских советников и предоставлению крупных концессий французским компаниям, в Танжер неожиданно прибыл немецкий кайзер Вильгельм II. Он выступил с речью, в которой пообещал султану свою поддержку и предложил заключить оборонительный союз. Этот шаг вполне соответствовал германской линии на коммерческое и военное проникновение в такие исламские государства, как Османская империя. Обостряя ситуацию в Марокко, немецкие дипломаты рассчитывали проверить на прочность Франко-русский союз, тем более что все силы России были в то время брошены на завершение тяжёлой Русско-японской войны.

На этом и сыграла немецкая дипломатия в лице барона Гольштейна. Российской армии в Европе не существовало. Все силы России были переброшены на восток против японцев. Немцы сочли момент благоприятным для нападения на Францию. План Шлиффена удалось бы осуществить, ведь Россия не могла физически успеть передислоцировать свои войска в Европу. В Париже прекрасно понимали намерения Германии и поэтому французское правительство запаниковало. Французы предлагали немецкой стороне деньги в качестве компенсации за Марокко вкупе с уступкой нескольких небольших колоний в экваториальной Африке. Но немцы отвергли все французские предложения.

Поначалу действия Германии вызвали в Париже оцепенение, а в середине июня подал в отставку воинственно настроенный министр иностранных дел Теофиль Делькассе. По требованию Германии была созвана Альхесирасская конференция в Испании. На конференции, продолжавшейся с 15 января по 7 апреля 1906 г., Германия оказалась в дипломатической изоляции (поддержку ей оказала только Австро-Венгрия) и вынуждена была отступить. Разъярённый кайзер возложил всю ответственность на барона Гольштейна и отправил его в отставку.

В результате кризиса установление французского протектората над Марокко было отложено. Пять лет спустя Франция и Германия вновь схлестнулись по вопросу о контроле над этой стратегически расположенной территорией (см. Второй марокканский кризис).

Напишите отзыв о статье "Танжерский кризис"

Отрывок, характеризующий Танжерский кризис

– Ах, Боже мой! Боже мой! Шмит! – сказал он по немецки. – Какое несчастие, какое несчастие!
Пробежав депешу, он положил ее на стол и взглянул на князя Андрея, видимо, что то соображая.
– Ах, какое несчастие! Дело, вы говорите, решительное? Мортье не взят, однако. (Он подумал.) Очень рад, что вы привезли хорошие вести, хотя смерть Шмита есть дорогая плата за победу. Его величество, верно, пожелает вас видеть, но не нынче. Благодарю вас, отдохните. Завтра будьте на выходе после парада. Впрочем, я вам дам знать.
Исчезнувшая во время разговора глупая улыбка опять явилась на лице военного министра.
– До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову.
Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием.


Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.