Танигути, Сумитэру
Сумитэру Танигути (яп. 谷口 稜曄 Танигути Сумитэру?, род. 1929) — выживший во время ядерного взрыва в Нагасаки 9 августа 1945 года; активист, выступающий за запрет ядерного вооружения; председатель Совета пострадавших во время ядерной бомбардировки Нагасаки.
Бомбардировка Нагасаки
В 1943 году Сумитэру начал работать разносчиком почты в одном из почтовых отделений Нагасаки[1]. Утром 9 августа 1945 года в момент взрыва ядерной бомбы он ехал на велосипеде, доставляя почту. Взрывом его тяжело ранило и сбросило на землю[2]. Несмотря на то, что он получил тяжелейшие ожоги, и его кожа на спине и левой руке была обуглена, он отмечал, что у него не было ни кровотечения, ни болевых ощущений, из-за того что нервные окончания были буквально выжжены. Будучи дезориентированным, он последовал в ближайший завод боеприпасов, где ему была оказана первая помощь, повреждённую кожу срезали, рану обработали машинным маслом[3].
Реабилитация
Ночью его вместе с другими пострадавшими отнесли на один из холмов, окружавших Нагасаки. К утру все, кроме него, умерли. Последующие два дня спасательные бригады проходили мимо него, так как он был слишком слаб, чтобы позвать на помощь[1]. Танигути нашли 11 августа и доставили в клинику, находящуюся примерно в 30 километрах от Нагасаки. В середине сентября его перевели в клинику начальной школы в Нагасаки. Санитарные условия и лечение там оставляли желать лучшего, в результате чего в раны Сумитэру была занесена инфекция, и его состояние ухудшилось[3].
В ноябре Сумитэру был переведён в военный госпиталь в городе Омура, где провёл 21 месяц лёжа на животе из-за того, что на спине у него были сильнейшие ожоги. В это время у него развились тяжёлые пролежни на груди, через которые стало видно внутренние органы[3].
В мае 1947 года Сумитэру уже мог сидеть, а 20 марта 1949 года его выписали из госпиталя[1]. Однако лечение ранений продолжалось вплоть до 1960 года. Впрочем, и по сей день они являются причиной физических неудобств. Вследствие радиационного облучения во время и после бомбардировки, у Танигути развились многочисленные опухоли. На 2007 год он перенёс уже 10 операций по удалению доброкачественных образований[4].
Общественная деятельность
Сумитэру Танигути посвятил свою жизнь просвещению масс о последствиях ядерных взрывов 1945 года и необходимости запрещения ядерного оружия[1]. Он по-прежнему часто появляется на публике, общается со студентами и участвует в митингах, призывая к ядерному разоружению. Танигути участвовал в съёмках документального фильма White Light/Black Rain: The Destruction of Hiroshima and Nagasaki[5].
Напишите отзыв о статье "Танигути, Сумитэру"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 [www.pbs.org/wgbh/peoplescentury/episodes/fallout/taniguchitranscript.html Interview with Sumiteru Taniguchi Japanese Citizen, Nagasaki]. People's Century: Fallout. PBS (15 июня 1999). Проверено 13 августа 2007. [www.webcitation.org/69ru92Hyx Архивировано из первоисточника 12 августа 2012].
- ↑ Sprangens, John, Jr. [www.enigmaterial.com/dateline/hn_34/hn_34_02.html ‘People were not like humans’]. Corsicana (Texas) Daily Sun (27 августа 1979). Проверено 13 августа 2007. [www.webcitation.org/69ru9TSRX Архивировано из первоисточника 12 августа 2012].
- ↑ 1 2 3 [archive.tri-cityherald.com/BOMB/bomb24.html I spurred myself to stay alive]. Bound by the bomb(недоступная ссылка — история). Tri-City Herald (6 августа 1995). Проверено 13 августа 2007. [web.archive.org/20030510003148/archive.tri-cityherald.com/BOMB/bomb24.html Архивировано из первоисточника 10 мая 2003].
- ↑ [mdn.mainichi-msn.co.jp/features/hibakusha/news/20070509p2g00m0fe017000c.html Hibakusha: The importance of peace]. Mainichi Daily News(недоступная ссылка — история) (9 мая 2006). Проверено 13 августа 2007. [www.webcitation.org/69ru9y3Jr Архивировано из первоисточника 12 августа 2012].
- ↑ [www.hbo.com/docs/programs/whitelightblackrain/subjects.html White Light, Black Rain: The Destruction of Hiroshima and Nagasaki – Subject Bios]. HBO. Проверено 13 августа 2007. [www.webcitation.org/69ruAXVFj Архивировано из первоисточника 12 августа 2012].
Отрывок, характеризующий Танигути, Сумитэру
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
