Танк Рыбинского завода

Художественная реконструкция возможного внешнего вида танка Рыбинского завода (на основе чертежей из книги В.Д. Мостовенко «Танки», 1956 г.)
Танк Рыбинского завода
Классификация	средний танк
Боевая масса, т	20 (первый вариант) 12 (второй вариант)
Компоновочная схема	с расположением боевого отделения в корме
Экипаж, чел.	4
История
Разработчик	Общество «Русский Рено»
Годы разработки	1915—1917
Количество выпущенных, шт.	не реализован в металле
Основные операторы
Размеры
Длина корпуса, мм	4900
Ширина корпуса, мм	2000
Высота, мм	2000
Бронирование
Тип брони	Стальная катаная
Лоб корпуса, мм/град.	12
Борт корпуса, мм/град.	10
Корма корпуса, мм/град.	12
Крыша корпуса, мм	10
Лоб рубки, мм/град.	12
Борт рубки, мм/град.	10
Крыша рубки, мм/град.	10
Вооружение
Калибр и марка пушки	107-мм пушка обр. 1910 года (первый вариант) 75-мм пушка Канэ (второй вариант)
Тип пушки	нарезная
Другое вооружение	1 × тяжёлый пулемёт (возможно, 20-мм пушка Беккера)
Подвижность
Тип двигателя	бензиновый, карбюраторный
Мощность двигателя, л. с.	200
Скорость по шоссе, км/ч	12—15

Танк Рыбинского завода (в ряде изданий также встречается определение Рыбинский танк) — проект среднего танка, разрабатывавшийся в Российской империи в 1915-1917 годах. Один из наиболее загадочных проектов бронетехники, созданных в России в годы Первой мировой войны — информация о нём весьма ограничена и носит отрывочный характер. По наиболее распространённой версии, танк создавался с использованием агрегатов сельскохозяйственного трактора и во многом опирался на французский опыт создания танков. Есть также основания полагать, что при проектировании за основу был взят не принятый во Франции проект полковника Этьена 1915 года. Однако, в любом случае, создание танка не вышло из стадии проектирования — первоначальный проект, предложенный Военному ведомству в конце 1916 года, не имел детального описания и был представлен лишь в общем виде, а события 1917 года поставили крест на дальнейших работах в этом направлении.

История создания

Как ни странно, первое упоминание о некоем «танке Рыбинского завода» в печати относится лишь к 1956 году, то есть спустя 40 лет после предполагаемого появления проекта. В книге известного исследователя В. Д. Мостовенко «Танки» имелись следующие строки:

В 1915 г. на одном из заводов был разработан проект танка со следующими характеристиками: вес 20 т, экипаж 4 человека, вооружение 107-мм пушка и крупнокалиберный пулемёт, броня 10—12 мм, мощность двигателя 200 л.с. Представленный в Главное военно-техническое управление 10 августа 1916 года, этот проект не получил необходимой поддержки… Имеются сведения и о другом проекте, разработанном в то же время: вес 12 т, скорость до 12 км/ч, вооружение 75-мм пушка и пулемёт.

— Мостовенко В. Д. Танки. Издание второе, исправленное и дополненное. — М.: Военное издательство МО СССР, 1956.

Там же были приведены разрезы бронемашины коробчатой формы с пушкой в корме и ходовой частью по типу трактора «Холт».

Однако позднейшие попытки исследователей найти оригинальные чертежи в архивах не увенчались успехом. Много «белых пятен» имелось и в описании машины. Тем не менее, на волне борьбы с космополитизмом и распространении идей об «изобретении танка в России», история о Рыбинском танке оказалась весьма популярна. В частности, на основании чертежей художник М. И. Петровский создал художественную реконструкцию танка. Кроме того, исследователи и краеведы предпринимали попытки разыскать сведения, на каком именно заводе Рыбинска и кем был составлен проект, однако и эти поиски не дали результатов. Из-за отсутствия каких-либо данных в архивах ряд исследователей вообще усомнились в существовании данного проекта. В частности, появилась версия, что «танк Рыбинского завода» впервые был упомянут в газете Академии бронетанковых войск в качестве первоапрельской шутки (там же якобы появились и чертежи).

Однако Рыбинский танк всё же существовал. Правда, даже не на уровне проекта, а на уровне предложения. Осенью 1916 года Председатель комиссии по броневым автомобилям генерал-майор Н. М. Филатов («отец» бронеавтомобиля «Гарфорд-Путилов»), получил письмо следующего содержания:

Технический отдел ГВТУ препровождает, по приказанию Начальника Управления, заявление Акционерного общества «Русский Рено» от 10 августа 1916 года с чертежом бронированного трактора большой мощности…

В своё время общество «Русский Рено» создавалось с целью налаживания лицензионного выпуска автомобилей «Рено» в России и юридически находилось в Петрограде, где размещался его завод. Однако уже во время войны оно построило второй завод — в Рыбинске. И хотя общество так и не смогло выпустить ни одного автомобиля, а Рыбинский завод во время войны был перепрофилирован на выпуск авиационных двигателей, его мощностей было вполне достаточно для реализации проектов боевых машин на гусеничном шасси.

Комиссия по броневым автомобилям рассмотрела заявление общества уже 19 августа. В протоколе заседания значилось следующее:

Краткое содержание дела.
Заявление фирмы, чертёж и личное объяснение председателя фирмы дают следующие сведения: трактор гусеничной системы, приспособлен для езды без дорог. Вес трактора около 12 тонн, скорость около 12 км/час. Вооружение — одна 75-мм пушка и один пулемёт. Более подробных сведений в настоящий момент не имеется, и Петроградское отделение Фирмы запросило о них Правление в Париже…

То есть, проект боевой машины «Русского Рено» имел французские корни. История его началась ещё 1 декабря 1915 года, когда полковник Этьен направил главнокомандующему французских войск письмо с предложением о постройке «бронированных повозок, обеспечивающих продвижение пехоты» — то есть, по сути, танков сопровождения. Этьен предлагал строить на основе трактора «Холт» боевые машины весом 12 тонн, защищённые бронёй толщиной 15-20 мм и вооружённые 37-мм пушкой и двумя пулеметами. Экипаж «танка» составлял 4 человека. Ожидая официальной поддержки от Военного министерства, 20 декабря 1915 года Этьен встретился в Париже с Луи Рено и предложил ему заняться производством подобной машины, но знаменитый конструктор не проявил к танку особого интереса (позднее, в 1917 году, Рено всё же занялся танками и создал знаменитый «Рено» FT-17). Разочарованный Этьен обратился к конкуренту Рено, инженеру Брилье из фирмы Шнейдер, который согласился на предложение полковника и разработал проект, впоследствии воплотившийся в танк CA-1 «Шнейдер». Что же до проекта Этьена, то он «пролежал без дела» до середины 1916 года, однако к тому времени уже были готовы проекты танков CA-1 Шнейдер и «Сен-Шамон», вооруженных 75-мм орудиями и пулеметами. Этьен отдал этим машинам предпочтение, и его «неприкаянный» танк 1915 года стал неактуален.

Однако, судя по всему, Луи Рено, у которого остались наброски Этьена, решил, учитывая уже ведущиеся во Франции работы, попытаться продвинуть этот танк в России, через филиал своей фирмы. Он, вероятнее всего, знал, что российское военное ведомство уже тогда начало «зондировать» военные предприятия союзников на предмет закупки не только бронеавтомобилей, но и танков. На этом фоне предложение «Русского Рено» выглядело весьма заманчиво, но из-за своей недоработанности (вероятно, оно сопровождалось лишь эскизом) не вызвало особого интереса ГВТУ, и без того заваленного работой. Однако ГВТУ всё же переадресовало предложение «Русского Рено» Филатову и его Комиссии по броневым автомобилям, которая на всё том же заседании 19 августа отложила своё заключение о «бронированном тракторе» до получения более подробных сведений.

Сведения, видимо, так и не поступили, и в ворохе проблем военного времени о предложении забыли и ГВТУ, и «Русский Рено». Вместо этого весной 1917 года была достигнута договорённость о поставке в Россию 390 французских танков CA-1 Шнейдер, но после более детальной оценки их боевых возможностей в сентябре был сделан выбор в пользу лёгких FT-17. Однако события 1917 года, развал армии и общая дезорганизация власти не дали этим планам воплотиться в жизнь.

Описание конструкции

Хотя происхождение чертежей из книги В. Д. Мостовенко неясно (С. Л. Федосеев, к примеру, говорит, что они вполне могли быть хорошо подготовленной мистификацией), проект был в целом вполне реален.

По описанному Мостовенко первому проекту, вероятнее всего, не существовавшему в реальности, танк имел массу 20 тонн при бронировании толщиной 10-12 мм. Компоновка машины была несколько нестандартной, с передним расположением отделения управления (там же монтировался курсовой пулемёт), моторным отсеком в середине корпуса и боевым — в корме. Вооружение составляла 107-мм морская пушка образца 1910 года.

Второй проект танка, видимо, являлся тем самым проектом Этьена, несколько переработанным Луи Рено. Этот танк обладал значительно меньшей массой и весил 12 тонн. Коробчатый корпус танка с вертикальными бортами имел длину 4900 мм, ширину 2000 м высоту 2000 мм. В передней части корпуса, ровно по центральной оси, размещался механик-водитель. Справа от него, в лобовом листе корпуса, устанавливался крупнокалиберный пулемет. Его тип не указывался, причём это вполне могла быть и 20-мм автоматическая пушка Беккера. Это оружие обслуживалось командиром машины. В средней части корпуса находился моторный отсек, где устанавливался бензиновый карбюраторный двигатель мощностью 200 л. с. Расчётная скорость машины оценивалась в 12—15 км/ч. В кормовом орудийном отсеке размещалось 75-мм орудие (вероятнее всего, 75-мм морская пушка Канэ), обслуживавшейся двумя членами экипажа.

М. Н. Свирин в книге «Самоходки Сталина. История советской САУ 1919—1945» указывает, что подобное расположение вооружения диктовалось предполагаемой тактикой применения этих машин. Танки должны были идти в атаку впереди пехоты, прикрывая её своей броней и поддерживая огнём пулеметов. В случае же встречи с огневыми точками или заграждениями, машины должны были развернуться и огнём из орудия прямой наводкой уничтожить препятствия, после чего продолжать сопровождение пехоты.

Ходовая часть была разработана по типу трактора «Холт» и применительно к одному борту состояла из 10 опорных катков малого диаметра, сблокированных в 4 тележки, и четырёх поддерживающих роликов. Ведущее колесо размещалось спереди, ленивец — сзади. Верхняя часть гусениц прикрывалась откидным бронеэкранами.

Вероятнее всего, на чертежах из книги Мостовенко показан именно второй вариант танка. Это следует хотя бы из соотношения роста людей, габаритов двигателя и орудия на чертеже, судя по которому калибр орудия не превышает 75 мм. К тому же, размещение 107-мм орудия в машине таких габаритов было бы весьма проблематично.

Оценка проекта

В принципе, так называемый «танк Рыбинского завода», будучи построен, был бы вполне адекватной для своего времени машиной. По большинству параметров (бронирование, вооружение, скорость) танк вполне соответствует машинам типа СА-1 «Шнейдер» и «Сен-Шамон», вполне удачно применявшимся в Первой мировой войне. Более того, есть основания предполагать, что 200-сильный двигатель обеспечивал бы машине даже бо́льшую подвижность, нежели 12 км/ч. Однако, как бы то ни было, на поля сражений этот танк так и не вышел, а в суматохе революций и последовавшей за ними Гражданской войны наброски, видимо, исчезли из поля зрения инженеров и не оказали никакого влияния на дальнейшее танкостроение в СССР.

См. также

• Holt gas-electric tank — прототип американского бензино-электрического танка, который был построен в сотрудничестве между компаниями Холт (в настоящее время Caterpillar) и US General Electric Company.

Литература

• Федосеев С. Л. Танки Первой мировой войны. Иллюстрированная энциклопедия. — М.: ООО «Издательство Астрель», ООО «Издательство АСТ», 2002. — 288 с. — (Военная техника). — 7000 экз. — ISBN 5-17-010599-1.
• Свирин М. Н. Самоходки Сталина. История советской САУ 1919—1945. — М.: Яуза, Эксмо, 2008. — 384 с. — (Война и мы. Советские танки). — 10 000 экз. — ISBN 978-5-699-20527-1, ББК 68.513 С24.
• В.Д. Мостовенко. Танки. Издание второе, исправленное и дополненное. — М.: Военное издательство МО СССР, 1956.

Ссылки

• [www.aviarmor.net/TWW2/tanks/ussr/pr_rybinsk.htm Проект танка Рыбинского завода. Статья на сайте www.aviarmor.net]

Отрывок, характеризующий Танк Рыбинского завода

Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.
– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…